– Что касается этого, минхер[19], – улыбается Галли, – то в нашей стране джентльмены не стыдятся пускать в ход кулаки. Я разбогател бы, плати мне гинею за каждую дворянскую башку, которую я угостил своим прямым левой.
– Моя всегда в твоем распоряжении, Джек, – восклицает Конингем.
– Но упражнения со шлагером относятся к воинскому искусству, – продолжает гнуть свое Бисмарк, пристукнув кулаком по столу.
Эге, смекаю я, ну и дела. Неужто наш прусский друг выпил больше обычного? Выпивоха он был знатный, должен признать, но, видно, в тот вечер что-то пошло не так.
– Если вам кажется, дружище, что в боксе не требуется искусства, тот тут вы попали пальцем в небо, – говорит один из гостей, угрюмый гвардеец по имени Споттсвуд. – Разве вы сегодня не видели, как Уорд сделал отбивную из парня, который на три стоуна тяжелее его самого?
– А, этот ваш Уорд силен и быстр, – кивает Бисмарк. – Но скорость и сила – вот и все, что нужно. Я не заметил ни грана искусства в этой драке.
И он допил до дна свой бокал, словно подводя черту этому спору.
– Ну, сэр, – говорит с улыбкой старина Джек, – искусства там немало, можете поверить мне на слово. Вы не видели, потому что не знали, как смотреть, так же как я не понял бы, в чем соль этих ваших шлаг-бах-маг… или как там их называют.
– Еще бы, – кивает Бисмарк. – Вы бы точно не поняли.
И что-то в его голосе заставило Галли пристально посмотреть на немца, хоть он и не произнес ни слова. Тут Том Персевал, чувствуя, что не миновать беды, если не поменять тему разговора, начал толковать про охоту, но я-то разглядел шанс окунуть этого надутого пруссака, и вмешался.
– Вы, возможно, полагаете, что боксировать – это просто? – говорю я Бисмарку. – А вот сами вы смогли бы устоять в схватке?
Он пристально посмотрел на меня через стол.
– Против одного из тех деревенщин? – говорит наконец. – Приличествует ли джентльмену касаться этих людей?
– У нас в Англии рабов нет, – говорю я. – Из сидящих за этим столом никто не почтет за оскорбление сразиться с Ником Уордом – скорее для нас это честь. Но в случае с вами… Может, если бы нашелся какой-нибудь немецкий барон-спортсмен, прикосновение к которому не запятнало бы вас?
– Перестань, Флэш, – говорит Персевал, но я продолжал гнуть свое.
– Или, может, кто-нибудь из присутствующих здесь джентльменов? Готовы вы провести раунд-другой с кем-нибудь из нас?
Его ледяные глаза буквально вонзались в меня, но я не отвел взгляда, так как понимал, что зацепил Бисмарка. Он поразмыслил немного, потом говорит:
– Это вызов?
– О Боже, нет, – говорю я. – Просто вы сочли наш старинный добрый спорт простой дракой, и я хочу показать вам разницу. Если бы мне предложили, я бы с удовольствием попробовал себя в этом вашем искусстве шлагеров. Ну а вы что скажете?
– Вижу, вам не терпится отомстить за те скачки, – с улыбкой говорит он. – Хорошо, капитан, я попробую побоксировать с вами.
Полагаю, он держал меня за труса, не годного на серьезное дело, и был в этом совершенно прав, а еще считал – как большинство дилетантов – что бокс требует только грубой силы, и вот тут весьма заблуждался. Еще он сделал вывод, что по большей части это борьба, в которой он, без сомнения, имел кое-какой опыт. И вдобавок прикинул, что силой и массой ничуть не уступит мне. Но у меня имелся для него сюрприз.
– Не со мной, – говорю. – Я не Ник Уорд. Кроме того, я имею в виду не месть, а науку, а лучший учитель в целом свете сидит буквально в десяти футах от вас. – И я кивком указал на Галли.
Все мое намерение заключалось в том, чтобы выставить Бисмарка дураком, а Галли был способен сделать этой одной левой, потому мой выбор и пал на него. Я даже не надеялся, что Галли нанесет ему травму, ибо как большинство чемпионов, старина Джек принадлежал к породе добрейших и безобиднейших идиотов. И впрямь, услышав мое предложение, он залился смехом.
– Господи, Флэш, – говорит Джек. – Тебе же известно, сколько я привык получать за каждый выход на ринг? А теперь ты решил поглядеть на это задаром, проныра!
Но Бисмарк не смеялся.
– Дурацкое предложение, – отрезал он. – Мистер Галли слишком стар.
Улыбка исчезла с лица Галли как по волшебству.
– Ну погодите-ка, минхер, – вскинулся он, но я снова опередил его.
– Так вот в чем дело? – говорю. – Значит то, что он профессионал, вас не слишком смущает?
Все, естественно, загалдели, но голос Бисмарка перекрыл всех.
– Мне все равно, профессионал он или нет…
– А может, загвоздка в том, что он некогда сидел в тюрьме? – продолжаю я.
– … я лишь отмечаю факт, что он гораздо старше меня. А что до тюрьмы, то какое это имеет отношение к делу?
– Ну, вам-то лучше знать, – не унимаюсь я.
– Ну же, проклятье, покончим с этим, – вмешивается Персевал. – Какого черта, Флэши?
– Ах, я так устал от его манер, – отвечаю я, – и его насмешек над Джеком. Конечно, от твой гость, Том, но не стоило ему заходить так далеко. Пусть покажет на что способен или пусть заткнется. Мое предложение простое: пускай он простоит раунд против настоящего боксера, и поймет, что все его насмешки мимо цели. И пусть не задирает нос, что Галли-де недостаточно хорош для него. Это еще неизвестно, кто для кого недостаточно хорош.
– Недостаточно хорош?! – взревел Джек. – Что за …
– Никто не говорил ничего подобного, – говорит Том. – Флэши, не знаю, к чему ты клонишь, но…
– Намерение капитана Флэшмена состоит в том, чтобы вывести меня из себя, – говорит Бисмарк. – Оно не увенчалось успехом. Единственный мой довод против боя с мистером Галли состоит в его преклонном возрасте.
– Значит, в возрасте, говоришь, – заявляет Джек, багровея от ярости. – Я не настолько стар, чтобы не суметь указать свое место тому, кто забыл где оно!
Его утихомирили. Поднялся всеобщий шум-гам, в результате которого большинство присутствующих, хоть и будучи навеселе, уразумело, что я в дружеской форме предложил Бисмарку выстоять раунд против Галли, а тот оскорбил старину Джека своим высокомерием. Порядок взялся навести Споттсвуд, заметивший, что причины для ссоры и обид нет.
– Вопрос в том, желает ли барон испытать свои силы в товарищеском поединке? Вот и все. Если да, то Джек готов помочь в этом. Не правда ли, Джек?
– Нет, – говорит Джек, уже овладевший собой. – Ей-богу, я уже лет тридцать не выходил на ринг. К тому же мне не ясно, – добавляет он с улыбкой, – желает ли наш гость выходить против меня?
Бисмарк окинул его высокомерным взглядом, но Споттсвуд настаивал.
– Ну же, Джек, если ты проведешь с ним пару раундов, я продам тебе Раннинг Риббонса.
Как вы догадались, он знал слабое место Джека: Раннинг Риббонс был родным братом Раннинг Рейнса, и отличным ходоком.[20] Джек хмыкнул, но продолжал отнекиваться: мол, его боксерское прошлое осталось далеко позади. Парни, видя его колебания и подогреваемые перспективой увидеть в деле знаменитого Галли (да еще и угостить выскочку Бисмарка оплеухой-другой), насели на него, похлопывая по плечу и подбадривая возгласами.
– Ну ладно, ладно, – говорит Джек, дурное настроение которого улетучилось. – Раз вы так настаиваете, то вот что нужно сделать. Дабы убедить барона в том, что в боксе больше настоящего искусства, чем может показаться на первый взгляд, я встану напротив него, опустив руки, и пусть он попробует нанести мне несколько ударов в лицо. Что вы на это скажете, сэр?
Немец, сидевший с презрительным видом, был, похоже, более заинтересован, чем старался показать.
– Вы хотите сказать, что позволите бить вас и даже не станете защищаться?
Джек ухмыльнулся.
– Я сказал, что дам вам попробовать ударить, – говорит он.
– Но ведь я обязательно вас ударю, если только вы не убежите прочь.
– Боюсь, вы еще не слишком преуспели в нашем языке, – отвечает Джек с улыбкой, но только на губах. – Во всяком случае, с выражениями «слишком стар» и «убегать прочь». Не беспокойтесь, минхер, я не сойду с места.
