Сержант просунул голову в дверь, оглядел нас и в сомнении спрашивает русоволосого:

– Этот джентльмен, сэр?

– Конечно, кто же еще?

– Ну… – бобби пришел в замешательство, видя, что я сижу важный, как король. – Вы уверены, сэр?

Блондин издал еще одно чужеземное проклятие, и сказал сержанту, что уверен, обозвав его дураком.

– Ах, Отто, прекрати, – говорит вдруг леди. – Сержант, это и вправду слишком жестоко с его стороны. Он разыгрывает вас. Этот джентльмен с нами.

– Розанна! – блондин вышел из себя. – Что ты задумала? Сержант, я…

– Не валяй дурака, Отто, – говорю я, входя в роль, и вспыхиваю от радости, чувствуя как леди сжала мою ладонь. – Залезай к нам и поедем домой. Я устал.

Иностранец одарил меня разъяренным взором; между ним и сержантом разразилась ожесточенная перебранка, доставлявшая леди Розанне невероятное удовольствие. Подошли кучер и другой констебль. Тут сержант, весь спор хмуро косившийся на меня, снова просовывает голову в экипаж и говорит:

– Постойте-ка. Я вроде как вас знаю. Вы не капитан Флэшмен, а?

Я кивнул. Он выругался и стукнул кулаком по двери.

– Герой Джулуулабада! – заорал полисмен.

Я скромно улыбнулся мисс Розанне, глядевшей на меня удивленными глазами.

– Защитник форта Пайпера! – продолжает констебль.

– Ну да, да, – говорю я. – Все в порядке, сержант.

– Гектор Афганистана! – не успокаивался полисмен, явно не чуравшийся прессы. – Проклятье! Вот это да!

Он весь расцвел в улыбке, что совсем не понравилось моему обвинителю, который злобно требовал моего ареста.

– Он беглец, – настаивал Отто. – Он забрался в наш экипаж без разрешения.

– Да заберись он без разрешения хоть в Букингемский дворец, я бы пальцем не шевельнул, – говорит сержант, поворачиваясь ко мне. – Капрал Вебстер, сэр, Третий гвардейский полк. Был под началом майора Макдоналда при Угумоне[9], сэр.

– Для меня честь познакомиться с вами, сержант, – говорю я, пожимая ему руку.

– Это для меня честь, сэр, ей-богу. Но довольно, пора покончить с этим. – Он повернулся к блондину. – Вы ведь не англичанин, а?

– Я прусский офицер, – говорит Отто, – и я требую…

– А капитан Флэшмен – английский офицер, так что вы не можете ничего требовать, – говорит сержант. – И все, не стоит нарываться. – Он козырнул и подмигнул мне. – Доброй вам ночи, сэр. И вам, мэм.

Мне показалось, немца хватит апоплексический удар, таким разъяренным он выглядел, и настроение его вовсе не улучшилось, когда раздался безжалостный смех Розанны. Он с минуту стоял, глядя на нее и кусая губы, потом она овладела собой и говорит:

– Ну, хватит, Отто, залезай в экипаж. Ох, не могу… – она расхохоталась снова.

– Я счастлив, что повеселил тебя, – говорит он. – Ты выставила меня дураком, ты только этим и занимаешься сегодня вечером. – Вид у него был чертовски злой. – Ну, хорошо, мадам, не исключено, что вы еще пожалеете об этом.

– Не надо дуться, Отто, это всего лишь шутка. Залезай и…

– Я бы предпочел лучшую компанию, – продолжает он. – Я имею в виду настоящих леди. – И, отсалютовав шляпой, он отошел от двери экипажа.

– Ну так черт с тобой! – крикнула она, внезапно приходя в ярость. – Кучер, гони!

И надо же тут мне было раскрыть рот! Перегнувшись через нее, я крикнул:

– И как ты смеешь так обращаться с леди, ты, грязный иностранный пес!

Уверен, промолчи я тогда, немец бы про меня забыл, поскольку весь его гнев сосредоточился на ней. Но теперь Отто обратил свои ледяные глаза в мою сторону и принялся сверлить меня ими. На мгновение я почувствовал страх – в лице этого человека читалась смертельная угроза.

– Я тебя запомню, – пообещал он.

К своему изумлению я заметил в его глазах отблеск любопытства. Немец подошел на шаг ближе. Любопытство исчезло. Отто запоминал меня, и одновременно ненавидел.

– Я тебя запомню, – снова сказал он.

Экипаж тронулся, оставив Отто стоять у обочины.

Несмотря на мгновенный приступ страха, который он пробудил во мне, плевать я хотел на его угрозы: опасность миновала, я овладел собой, а все мое внимание поглощала несравненной красоты загадка, сидевшая рядом. У меня появилась возможность оценить ее профиль: широкая бровь, волосы цвета воронова крыла, маленький, но при том слегка изогнутый нос, пышные губки сердечком, твердый аккуратный подбородок, и дерзко выпирающие из-под алого сатина белые груди.

Аромат ее духов, бросаемые искоса взгляды и звуки хрипловатого, чувственного голоса – все влекло к ней. Любой скажет вам: оставьте Гарри Флэшмена наедине с такой женщиной, и неизбежно происходит одно из двух – либо звучат вопли и пощечины, либо леди капитулирует. Иногда и то и другое одновременно. Я с первого взгляда понял, что в данном случае воплей и пощечин не будет, и оказался прав. Когда я поцеловал ее, прошло не более секунды, чем ее губы раскрылись в ответ. Я тут же намекнул на свою больную ногу, заметив, что нежные женские прикосновения способны умерить боль в мышцах. Она с игривой улыбкой согласилась, а свободной рукой с удивительным искусством отражала все мои домогательства до тех пор, пока мы не добрались до ее дома, находившегося где-то в Челси.

К этому моменту я находился уже на такой стадии возбуждения, что едва мог удержать руки в покое, пока она отпускала служанку и провожала меня в салон, весело щебеча о том и о сем и действуя со спокойствием опытной шлюхи. Едва закрылась дверь, я положил этому конец, стиснув ее груди и препроводив даму на кушетку. Ее реакция была неописуемой: она обхватила меня руками и ногами, вонзив мне в спину свои ноготки. Ее яростный способ заниматься любовью вызывал почти что ужас: мне приходилось встречать страстных женщин, и немало, но мисс Розанна скорее напоминала дикое животное.

Второй раз, уже ночью, получился еще более горячим, чем первый. Теперь мы оказались в постели, и на мне не было одежды, способной защитить от укусов и царапин; я протестовал, но это было все равно что говорить с сумасшедшей. Она даже начала колотить меня чем-то тяжелым и твердым – видимо, расческой – и к моменту, когда ее стоны и дерганье прекратились, мне показалось, что я совокуплялся с мотком колючей проволоки.[10] Я был избит, исцарапан, изранен и искусан с головы до пят.

В промежутках же она была совершенно другой: веселой, остроумной, и мало кто мог бы сравниться с ее очаровательным голосом и манерами. Выяснилось, что я имею дело с Мэри Элизабет Розанной Джеймс – вот так, не меньше, – женой одного офицера, так кстати отсутствующего в городе по делам гарнизонной службы. Подобно мне, она лишь недавно вернулась из Индии, где он служил. Жизнь в Лондоне казалась ей смертельной тоской – все ее знакомые скучные снобы, нет и намека на тот размах, к которому она привыкла. Ей хотелось попасть обратно в Индию или хотя бы чем-нибудь поразвлечься. Вот почему мое появление в экипаже было воспринято столь благосклонно: ей пришлось коротать невыносимо унылый вечер среди друзей мужа в сопровождении немца Отто, которого она нашла редкостным занудой.

– Одного взгляда на человека, который делает вид, что в нем есть… ну, искорка, что ли, – для меня было достаточно, – говорит она. – Дорогой, я бы не выдала тебя полиции, будь ты хоть убийцей. А еще это был шанс сбить спесь с этого прусского осла: можешь ты представить, что у человека, имеющего столь шикарную внешность, в жилах течет ледяной уксус?

– Кто он такой?

– Отто? А, один из немецких офицеров, совершающих турне по загранице. Иногда мне кажется, что в нем сидит какой-то бес, только хорошо прячется: Отто ведет себя так безупречно, потому что, как и все иностранцы, желает произвести на англичан впечатление. Сегодня, в надежде вдохнуть хоть искорку жизни в это собрание педантов, я предложила им продемонстрировать испанский танец – так тебе бы показалось, что я ляпнула нечто неприличное. Они даже не сказали: «Ах, дорогая!». Просто склонили головы на бок, как делают эти английский дамы, желая показать, что им дурно.