Два лица, разноцветное и черное, сблизились и надвинулись на него.

Гион сказал:

— Ну вот, наконец-то я узнаю про тебя всю правду... Кто твой отец, Элизахар? Кто твой отец?

Элизахар зажмурился. В самый неожиданный миг обыкновенная болтовня закончилась: дружеский разговор ткнулся в тупик, каким Элизахару всегда представлялись прямые вопросы. Из тупика только один выход — навстречу тому, кто загнал тебя туда. И на прямой вопрос можно ответить только одним способом.

Конечно, оставалось еще молчание. Но Гион — король. Больше чем король — Гион был само Королевство. И Элизахар с трудом выговорил четыре слова, которые никогда прежде не соединял между собой:

— Мой отец — герцог Ларренс...

Очень медленно он открыл глаза. Ничего не изменилось в мире. Все так же неспешно текла река, унося вдаль отражения розовеющих облачков, камыши перешептывались на ветру, и их созревшие бархатные колотушки глухо стукались друг о друга. Вечер не отменил изначального намерения вступать на землю величественно и неторопливо, с полным осознанием своего права.

Только лица вопрошавших стали другими. Гион смеялся, и желтые блики скакали в его глазах; Аньяр недоуменно хмурился.

— Кто такой герцог Ларренс? — спросил темнокожий эльф.

Герцог Ларренс представлял собой странное сочетание отвлеченной абстракции с самой что ни на есть плотской, витальной реальностью. Абстракцией являлось его имя.

Некогда — на заре создания государства — неподалеку от северных границ имелось герцогство Ларра; но последний из герцогов Ларра умер вскоре после исчезновения короля Гиона, и титул перешел к его малолетней дочери. На протяжении нескольких поколений в этой семье не рождалось сыновей; только многочисленные дочери. И каждая приносила мужу в приданое кусок земли, так что в конце концов остался только майорат: замок и три деревни. Это и стало именоваться «герцогством Ларренс» — как бы уменьшительное от имени былого герцогства.

Человек, которого Элизахар назвал своим отцом, унаследовал майорат от деда. В убогих владениях предков молодого наследника видели рано: с юных лет он предпочитал странствовать в компании десятка отчаянных голов. Иногда вся эта компания промышляла разбоем на границах, иногда выполняла деликатные поручения соседей — порой из интереса, а порой и за деньги.

У молодого Ларренса была веселая жизнь. Он обожал приключения. Ему нравилось разыскивать сбежавших крепостных или непокорных дочек, похищенных незнатными любовниками. Он мог найти неверную жену и сделать так, чтобы у женщины навсегда пропала охота искать похождений вне дома.

Чуть позже, когда отряд Ларренса стал больше, молодой герцог начал пробовать зубы на кочевниках, которые время от времени тревожили пограничные земли Королевства. Если появлялась необходимость усмирить бунт или отогнать чужаков подальше от границы, бароны знали, кого призвать.

Спустя пятнадцать лет Ларренс уже стоял во главе большой армии.

Обычно Королевство не содержало регулярной армии. Имелись отдельные отряды у знатных людей. Если стране угрожала опасность со стороны внешнего врага, эти отряды объединялись и под началом какого-нибудь уважаемого дворянина выступали навстречу неприятелю. В других случаях каждый действовал самостоятельно.

Ларренс был первым, кто создал на землях Королевства настоящее наемное войско. За плату эти люди могли все. К Ларренсу стекались беглые, он собирал негодяев и осужденных мошенников и ставил их под свои знамена. Когда необходимость в большом отряде отпадала, Ларренс всегда находил способ избавиться от ненужных людей: заводил их в засаду, отдавал на растерзание кочевникам, устраивал катастрофу на переправе или неожиданный пожар во время ночлега... Способов у него имелось немало.

Поговаривали, будто Ларренс близко дружен с некоторыми вождями кочевников, и это тоже было чистой правдой. Он даже завел себе жен в нескольких племенах.

Крохотное земельное владение позволяло ему носить титул, который оставался преимущественно данью традиции, к тому же не слишком древней. Аньяр ничего не знал о герцоге Ларренсе, потому что в те времена, когда Гион был королем, никаких герцогов Ларренсов еще не существовало.

— Ларренсово отродье? — восхищенно произнес Гион. Он так и сиял. — Бастард?

— Хуже, — сказал Элизахар.

— О свет Ассэ, что же может быть хуже бастарда? — закричал Гион, воздевая руки к тихим небесам.

— Законный ребенок, — сказал Аньяр. — Полагаю, он имеет в виду именно это.

— Глупости! — отрезал Гион. — Я знаю всех дворян в моем Королевстве. У Ларренса действительно имеется какая-то жена с двумя или тремя пискунами на руках. Сидит в майорате. Похожа на грызуна, хотя в молодости была хорошенькая. Ни одного из ее отпрысков не зовут Элизахар. Ни один из ее отпрысков не шляется по Королевству в поисках неприятностей. И уж явно никто из них не воевал в одном из Ларренсовых отрядов, составленных из всякого отребья.

На каждое отрицание Элизахар молча кивал. Наконец Гион исчерпал возражения, и Аньяр спокойно вставил словцо:

— Может быть, дашь наконец ему объясниться?

— Ладно. — Гион пожал плечами.

Элизахар сказал:

— Первая жена. Давно.

Гион сдвинул брови под короной, затем недоуменно проговорил:

— Кажется, припоминаю... Но этот брак длился очень недолго. Она умерла, по-моему...

Элизахар кивнул.

— Кто тебя вырастил? — спросил Гион.

— Дед.

— Почему ты ушел из дома?

— Потому что так захотел мой дядя — брат матери.

— А дед?

— Умер.

— Да ты у нас, я погляжу, сирота! — сказал Гион язвительно.

— Не вижу в этом обстоятельстве ничего забавного, — ответил Элизахар. Он начинал злиться.

— Когда же тебе пришло в голову наняться в армию Ларренса?

— Да вот взяло и пришло...

— С отцом мечтал познакомиться?

— Какое вам дело до меня и моего отца! — закричал Элизахар, теряя терпение. — Может быть, и хотел! Не вижу в подобном желании ничего постыдного.

— Испытал разочарование?

— Нет, — сказал Элизахар. Теперь он снова был совершенно спокоен. — Он оказался в точности таким, как мне рассказывали. Гора яростного мяса. Очень много ест. Очень много пьет. Процесс предпочитает результату. Знает о людях все самое дурное и пользуется этим. Пока в человеке сохраняется хотя бы капля наклонности ко злу, перед Ларренсом он будет беззащитен: мой отец найдет способ воспользоваться самой малой лазейкой и, уж не сомневайтесь, испоганит всякую душу.

— Ну вот, — молвил Аньяр, — выговорился — теперь тебе легче будет.

Не отвечая, Элизахар встал. На берегу он заметил какое-то движение: кто-то шел к ним навстречу. Издалека невозможно было понять, человек это или крупное животное. Просто — некто живой.

Гион тоже поднялся на ноги. Заходящее солнце опустилось так, что все багровые лучи, казалось, собрались на короне, и теперь вся фигура короля была окутана мерцающим сиянием.

Что-то странное было в одиноком существе, которое приближалось к костру. Оно двигалось неуверенно, то и дело останавливалось и озиралось по сторонам.

Аньяр приподнялся на локтях.

— Кто там?

— Пока неясно, — ответил Гион.

— Так уж и неясно! — хмыкнул Аньяр.

Гион повернулся к нему:

— Ты всегда подозреваешь худшее.

Аньяр пожал плечами:

— Богатый жизненный опыт, братишка. Странно, что у тебя его нет.

— Может быть, побогаче твоего, — пробормотал Гион. — Люди бывают сложнее, чем Эльсион Лакар: для любого поступка у человека существует обычно всегда больше, чем одна причина. Чем, кстати, столь успешно пользуется отец нашего Элизахара.

Элизахар безмолвно зашипел сквозь зубы. Аньяр сказал своему другу:

— Не стоит его дразнить. Как бы он тебя на куски не разорвал.

— Не боюсь! — равнодушным тоном ответил Гион. — В нем сильны сословные предрассудки. Человек дворянского происхождения не посмеет поднять руку на короля. Я и раньше замечал в нем следы хорошего воспитания и все терялся в догадках: откуда бы такое...