Лебовера пропустил это мимо ушей. Он провел кончиками пальцев по телу Ингалоры.

— Зачем ты взяла это?

— Хочу, — упрямо твердила она.

— Ты хочешь быть красивой?

Она задумалась, видимо не вполне понимая смысл вопроса.

Лебовера спросил:

— Может быть, ты хочешь танцевать?

— Хочу! — сказала девочка.

Лебовера засмеялся и, держа ее за руку, подвел к остальным.

Софир сказал капризно:

— Она хоть знает, сколько стоили все эти блесточки?

— Я заплачу тебе, за каждую в отдельности, — обещал Лебовера, но таким зловещим тоном, что Софир счел за лучшее опустить глаза и не продолжать разговора.

С тех пор Ингалора начала разговаривать. Оказалось, что она многое успела понять — и почти все запомнила из того, что слышала во время своего сидения в углу.

Сейчас ей было семнадцать лет, Софиру — двадцать один, но выглядели они ровесниками. Худенькая, похожая на мальчика, Ингалора нравилась своему товарищу — возможно, это обстоятельство послужило одной из причин, по которой Лебовера отправил их шпионить за герцогом парой.

Прощаясь с обоими, Лебовера был грустен.

Ингалора пыталась утешить своего учителя:

— Мы ведь не навсегда расстаемся... Лично я намерена вернуться. Вот разведаем, что там на уме у его сиятельства...

Лебовера не захотел говорить об этом подробно. Просто обнял ее и поцеловал в глаза, в нос, в губы:

— Будьте осторожны — вы оба.

По дороге они обсуждали поручение.

— Ты знал, что Лебовера выполняет задания королевы? — спросила Ингалора у своего спутника.

Он пожал плечами.

— Во-первых, я не уверен, что задание исходит именно от ее величества. По-моему, королева вообще не снисходит до того, чтобы марать себя подобной грязью...

— Ты не можешь винить ее за это! — с вызовом произнесла Ингалора. Королева была ее кумиром — идеальной женщиной.

Софир вздохнул.

— Никто — ни женщины, ни мужчины, ни королевы, ни танцовщики — не должен себя пачкать. Но это — в мечтаниях... в мечтаниях какого-нибудь глупого Софира. В жизни всегда кому-то приходится чистить отхожие места.

— Ты не похож на человека, который зарабатывает этим на жизнь, — заметила Ингалора.

Он смерил ее уничтожающим взглядом:

— Это потому, что я регулярно принимаю ванну с душистыми травами. В отличие от некоторых.

— А я не пачкаюсь, — сказала Ингалора с вызовом.

— Во-вторых, — продолжал Софир, — я вообще предпочитаю не думать о том, чем занимается на самом деле Лебовера. Меня это совершенно не касается. Он приказывает — репетировать номер. Я репетирую номер. Он приказывает — ехать в столицу или выступать в Коммарши. Я выполняю. А если он велел мне обременить свою нежную персону костлявой девицей со скверным нравом и тащиться в Вейенто, то я...

Ингалора замахала руками:

— Понятно, понятно! Можешь не продолжать. Ты до сих пор не простил мне те блестки, что я украла.

— Естественно, — сказал Софир. — Ты хоть знаешь, сколько они стоили?

— Лебовера тебе возместил.

Софир развернулся к своей собеседнице всем корпусом.

— Он не возместил и десятой части. Мне подарил их один человек. Человек был так себе, поэтому я с ним больше и не встречаюсь, но блестки у него имелись — просто чудо!

Он вздохнул.

— Идем. Довольно болтать — только время напрасно тратим...

— Ты куда-то торопишься? — удивилась Ингалора. — Наше приключение только начинается!

— Я хочу поскорее вернуться обратно в Изиохон — к морю…

Музыкантов встретили с распростертыми объятиями, я поначалу Ингалору это даже смутило: она не рассчитывала на столь горячий прием. Все объяснялось между тем довольно просто. Возлюбленная герцога, госпожа Эмеше, всерьез вознамерилась придать своему двору некоторый блеск. За годы жизни с герцогом эта дама успела смириться с тем, что он, по всей вероятности, никогда не назовет ее своей женой. В конце концов, ее это начало устраивать.

Эмеше была младше герцога почти на десять лет. Она рано начала полнеть, но все еще оставалась привлекательной: с пухлыми руками, пухлыми щеками, пухлыми, красиво взбитыми светлыми волосами, госпожа Эмеше зыглядела весьма аппетитно. Она была младшей дочерью очень небогатого дворянина. Еще в детстве она поняла, что судьба, которая ее ожидает, весьма незавидна. В самом лучшем случае она сделается супругой такого же небогатого дворянина, каким был ее отец.

Поэтому когда герцог Вейенто обратил внимание на хорошенькую девушку с невинными круглыми глазками, Эмеше не растерялась. Она оказалась для Вейенто настоящей находкой. Она любила все то, что любил он. Она никогда не вмешивалась в его дела, не ревновала, если он пытался увлечься другими женщинами, не изъявляла желания подарить ему наследника. Один ребенок у нее всё-таки родился, но Эмеше сама отдала его на воспитание за пределы герцогства — и никогда не интересовалась его участью.

Теперь, когда возраст Эмеше близился к тридцати годам, она начала скучать, и ей захотелось прекрасного. Она стала собирать произведения искусства, устроила у себя небольшой, но чрезвычайно изысканный садик, возобновила прерванные некогда занятия музыкой.

Появление артистов оказалось как нельзя кстати. Эмеше приказала разместить их со всевозможными удобствами прямо в замке, чтобы при случае взять у них несколько уроков пластики и танцев, а также обсудить программу их выступлений.

— Его сиятельство сейчас очень устал, — объясняла она. — Он нуждается в хорошем отдыхе. Полагаю, легкий балет с простым и ясным любовным сюжетом был бы вполне уместен. Когда вы сможете показать мне первый вариант?

Они переглянулись, и Софир сказал:

— Хоть завтра...

Он успел оценить богатое убранство ее покоев и прикинул, что эта дама может оказаться весьма щедрой.

И весьма болтливой...

Разнообразие обликов замка Вейенто с самого начала поразило Ингалору. Не выходя за пределы сооружения, можно было существовать в любом из миров, по собственному выбору: здесь были веселый мир изящных развлечений и суровый мир охоты на горных козлов и горных волков, мир конюхов, обихаживающих и выезжающих лошадей, и мир «хозяюшек» — так назывались здесь прислужницы, которые ведали припасами, мир внутренних интриг, связанных с желаниями госпожи Эмеше, и мир интриг внешних, связанных с желаниями самого герцога Вейенто.

Разбираться во всех этих мирах не составляло большой сложности для искушенного человека. Положение артиста имело еще и то преимущество, что позволяло с легкостью переходить из одного мира в другой, не вызывая никаких подозрений.

Где-то, в одном из них, готовилось убийство Талиессина. Воспитанники Лебоверы знали об этом — потому что так им сказал Лебовера.

Новое обстоятельство вторглось в жизнь замка и сильно усложнило задачу королевским шпионам. Через земли Вейеню продвигалась часть войск, возглавляемых Ларренсом. Сам Ларренс находился с другим отрядом — он намеревался выйти к осажденному Саканьясу много южнее, в то время как с севера к той же цели двигалась тысяча пехотинцев с большим обозом: им предстояло подойти чуть позднее.

Замок Вейенто с легкостью разместил в своих стенах тысячу человек. Десятки башен, пристроек, дополнительных стен с казематами — небольшими комнатками внутри собственно крепостной стены, — все эти помещения попросту поглотили солдат, впитали их в себя, точно губка воду.

Но их присутствие резко изменило соотношение между «мирами» замка. Теперь в нем преобладал мир суровых мужчин. Пока подвозили припасы, пока его сиятельство обсуждал с командованием дальнейшие маршруты продвижения войск по территории герцогства, простые солдаты бродили по замку и горным склонам возле него, заводили кратковременные отношения с женщинами и набивали животы лакомствами местного изготовления — кровяными колбасами, жесткой копченой козлятиной, белыми ноздреватыми сырами и мелкими, твердыми яблочками, растущими на горных яблоньках в здешних краях.