— Вероятно, проще было бы признать неправду и согласиться на ваше любезное предложение, господин королевский судья, — ответил Одгар, — но я буду стоять на том, что считаю правдой. Один из этих людей спас меня, когда прочие ограбили.
— Возможно, это было предусмотрено их планом, — заметил судья, щурясь. — Как справедливо указывал их главарь во время допросов, смертоубийство не было их главной целью.
— По-вашему, они нарочно усадили одного из своих на берегу, чтобы тот спасал тех, кто не сразу пошел ко дну?
Судья сплел пальцы, уткнул в них подбородок.
— Логично, — буркнул он. — Итак, вы утверждаете, что здесь присутствует человек, который вытащил вас из воды?
Одгар произнес:
— Да.
— Вы готовы указать нам его, взяв за руку?
— Да.
— Прошу.
Судья сделал короткий жест и, задрав голову, с любопытством уставился на Одгара.
Владелец мануфактуры подошел к рослому человеку, стоявшему предпоследним в ряду осужденных, и не колеблясь взял его за руку выше локтя.
— Вот он, — обратился Одгар к судье. — Он вытащил меня из воды, дал свой плащ, развел костер, чтобы я мог согреться.
— И как же его зовут? — настаивал судья. — Если вы знакомы, то должны знать его имя.
Одгар замолчал.
— А вот они отлично знали его имя. — Судья кивнул на прочих.
— Я настаиваю, господин судья. Впрочем, — тут Одгар прищурился, — возможно, вы и меня подозреваете в сговоре с разбойниками? Вероятно, я нарочно дал себя ограбить, раздеть и бросить в реку — чтобы затем у меня появилась завидная возможность оправдать хотя бы одного из этих негодяев.
Судья встал.
— Пусть с этого человека снимут веревки, — распорядился он. — Он свободен.
Стражник оттолкнул Одгара от его спасителя, сердито дернул узел и несколькими быстрыми движениями распутал веревку. Рослый человек потер запястья и впервые за все это время посмотрел на Одгара.
— Меня зовут Элизахар, — сказал он. — Вы должны мне еще денег за ваше спасение.
* * *
Госпожа Фаста не вполне понимала, как ей следует принимать этого Элизахара. Одгар пригласил его на обед. Возражать хозяйка дома не решилась, поэтому ограничилась тем, что приняла предельно кислый вид, что, по ее мнению, должно было означать хорошие манеры.
Элизахар, как всякий солдат, видывал и роскошь, и нищету, он больше не принадлежал ни к одному из сословий и потому с одинаковой легкостью общался и с крестьянами, и с аристократами. Труднее всего было для него найти общий язык с богатым горожанином, самой лакомой добычей для хищника. Но благодаря спокойной искренности Одгара обед прошел на удивление хорошо.
— Где ваша лошадь? — спросил Одгар между прочим, когда уже подали десертное вино и сладкие фрукты.
— Один из ограбленных признал ее своей и забрал. — Элизахар усмехнулся. — Что ж, глупый крестьянин будет иметь теперь дело с последствиями собственной жадности: это боевая лошадь, она не приучена к ярму, зато умеет добивать ударом копыта упавшего человека...
Когда разбойников схватили, вся имевшаяся при них добыча была выставлена в мэрии, и ограбленные могли приходить и высматривать там свои вещи.
— Как же вышло, что вас взяли вместе с ними? — Одгар наконец решился задать вопрос, который его беспокоил.
Элизахар повертел между ладонями кубок из зеленого стекла.
— Просто оказался в неудачном месте. Они разбойничали как раз там, где я имел несчастье заночевать. Нас накрыли общей сетью. А тут еще выяснилось, что ребята — из моего бывшего отряда. — Он фыркнул. — Радостная встреча!
— Неужели у них не хватило совести сказать, что вы — не с ними?
— У нас довольно своеобразное чувство юмора, — отозвался Элизахар.
Одгар отметил про себя это — «у нас»: солдат и сам не вполне отделял себя от прочих.
— Напротив, — продолжал Элизахар, — они пришли в неописуемый восторг. Особенно главарь. Ох, как он хохотал! И все повторял: «Этот тоже с нами, не забудьте, господа, этот — тоже наш, его звать Элизахар, и мы все страсть как рады его видеть рядом с нами!»
Рассказывая это, он и сам улыбался. Одгар молча покусывал палец, никак не решаясь вынести окончательное суждение об этом человеке.
Элизахар понял это и сам заговорил о том, что беспокоило Одгара:
— Нам не грозила смертная казнь. Самое большее — главарю, но он надеется на милосердие королевы. Поэтому шутка не могла даже считаться особенно злой...
— Вы на них не сердитесь?
— Говорю же вам, нет!
— А если бы вас осудили несправедливо?
Элизахар поставил бокал, чуть подался вперед:
— И что бы это изменило? Такие, как я, не слишком дорожат своей репутацией. В крайнем случае вы смогли бы выразить свою признательность, внеся за меня выкуп. В конце концов, я спас вам жизнь.
Одгар встал, прошелся по комнате. Элизахар снова налил себе вина и принялся тянуть маленькими глотками. Он не понимал, что творится с его собеседником, — да и не имел намерения особенно глубоко разбираться в чувствах господина Одгара. Понадобится — скажет все сам, Вино превосходное, обед — выше всяких похвал. Жизнь представлялась чрезвычайно уютной.
Неожиданно Одгар резко повернулся к гостю и спросил в упор:
— Вы — неудачник?
— Что? — Элизахар поперхнулся.
— Я спросил, преследуют ли вас неудачи. Встречаются такие люди, которым не везет. И люди хорошие, и намерения у них чистые, и поступки выше всяких похвал — но не везет, и все тут!
— Ну, это не про меня, — ответил Элизахар. — Напротив, я считаю себя большим счастливцем. До сих пор не было ни одной выгребной ямы, из которой я бы не выбрался.
— Но вы попадаете в них?
— С достаточной регулярностью. Как, впрочем, и любой другой смертный. Почему вас это интересует?
— Я хочу предложить вам работу. Видите ли, у меня есть дочь.
Элизахар отставил бокал.
— Вот сейчас я испуган, — сообщил он. — До смерти боюсь дочерей.
Одгар махнул рукой.
— Оставьте! Выслушайте до конца, потом будете бояться. Мне нужен охранник для моей девочки. Я хочу отправить ее учиться в Академию Коммарши.
— В первый раз слышу о том, что Академия — опасное место, — заявил Элизахар, хмурясь. Разговор перестал ему нравиться, но он еще не придумал, как отказать Одгару и попросту выпросить у него побольше денег.
— Мир — вообще опасное место, особенно для такой девушки, как моя дочка, — невозмутимо продолжал Одгар. — Я познакомлю вас с ней. Возможно, вы сочтете, что она достойна ваших забот.
— Если она красотка, то я могу влюбиться, — предупредил Элизахар.
— Влюбляйтесь, если вам от этого легче... Мне нужно, чтобы вы охраняли ее от любой беды. Если понадобится кого-нибудь убить — убейте, я сумею защитить вас от королевского правосудия, — сказал Одгар.
Элизахар покачал головой.
— Не уверен, что справлюсь с задачей. Послушайте, господин мой, я предпочитаю держаться подальше и от дочерей, и от королевского правосудия.
Пропустив все возражения мимо ушей, Одгар снова подошел к столику, взял кувшин и налил себе вина — полный бокал. Элизахар молча следил за ним.
— Вы можете уйти в любой момент, — сказал Одгар. — Я не удерживаю вас насильно.
— Ну, я бы и сам немного задержался, — возразил Элизахар. — У вас отличная кухарка и превосходное вино...
— Все это будет вам доступно — в разумных пределах, то есть почти неограниченно, если вы примете мое предложение. Вы грамотны?
— Да, если от этого зависит мое право на ваш винный погреб.
— Я спрашиваю как нельзя более серьезно.
— Да, я грамотен, — сказал Элизахар, поднимаясь. — К чему вы ведете?
— Идемте. — Одгар схватил его за руку. — Покажу вам дочку.
— Мы будем за нею подсматривать? — спросил Элизахар азартно.
Одгар на миг остановился.
— Не шутите так...
— Вы будете смеяться, но я действительно побаиваюсь юных девушек из хороших семей. Что-то в них есть неземное. И они вечно смотрят на меня так, словно прикидывают — начну я насиловать их сразу или сперва зарежу их родителей, чтобы не мешали.