– Ладно, ладно, – проворчал Мистер-Блистер. – Заплатите кукольнику. И остальным тоже что-нибудь там дайте.
И с пыхтением и сопением заспешил в сторону Корсо. На какой-то миг Тонино засомневался: может, этот Мистер-Блистер и в самом деле герцог Капронский? Но двое молодчиков и не подумали заплатить кукольнику, да и никому другому ни гроша не дали. Они просто послушно засеменили за Мистером-Блистером, словно боялись его потерять. Из всего этого Тонино сделал вывод, что Мистер-Блистер и впрямь сумасшедший, только богатый, и эти двое наняты его ублажать.
– Кр-крохо-бор-ры, – каркнул мистер Панч и занялся Палачом, стараясь половчее перехитрить его и отправить на виселицу вместо себя.
Тонино смотрел не отрываясь, пока мистер Панч не раскланялся и не удалился с триумфом в раскрашенный домик в задней части сцены. Только тогда Тонино вспомнил, до чего же он несчастный.
Возвращаться в Дом Монтана ему не хотелось. И вообще ничего не хотелось. И он, как и прежде, побрел куда глаза глядят. Он шел и шел, пока не оказался на пьяцца Нуова – Новой площади, что на холме в самом западном конце Капроны. Там он, в мрачном настроении, уселся на парапет и стал глазеть на богатые виллы и герцогский дворец по другую сторону реки Вольтавы, на длинные арки Нового моста. «Что, если, – думал он, – туман тупости в голове у меня не рассеется и я проведу в нем всю оставшуюся жизнь?»
Новая площадь появилась тогда же, когда и Новый мост, около семидесяти лет назад. Ее соорудили, чтобы все могли любоваться Капроной – тем великолепным видом, что открывался сейчас перед Тонино. Умопомрачительный вид! Одна беда: куда бы Тонино ни обращал взгляд, везде он натыкался на что-то имевшее отношение к Дому Монтана.
Взять хотя бы герцогский дворец, чьи башни из золоченого камня прямыми линиями прорезали безоблачную синеву неба. Каждая золоченая башня в верхней части выступала наружу, так чтобы никто не мог, вскарабкавшись снизу, атаковать солдат за зубчатой стеной с бойницами, над которой развевались красно-золотые флаги. В стены были вделаны щиты, по два с каждой стороны, и это означало, что Монтана и Петрокки сотворили над каждой башней заклинания для пущей ее защиты. А огромный, белого мрамора фасад был инкрустирован кусками мрамора всех цветов радуги, и среди прочих – вишнево-красными и салатно-зелеными.
Золоченые виллы, разбросанные по склону ниже дворца, все имели на стенах салатно-зеленые и вишнево-красные диски. Кое-где их скрывали верхушки посаженных перед домами изящных небольших кипарисов, но Тонино знал: диски там непременно есть. И на арках Нового моста из камня и металла они тоже есть; на каждой красовалось по эмалированной пластинке, на одной – красная, на другой – зеленая, поочередно. Новый мост был под охраной самых сильных заклинаний, какие только могли сотворить Монтана и Петрокки.
Теперь, когда от реки остался лишь журчащий по гальке ручеек, в заклинаниях не было нужды. Но зимой, когда в Апеннинах хлестали ливни, Вольтава превращалась в бурный поток. Арки Нового моста еле его выдерживали. Старый мост – Тонино мог его видеть, изогнувшись и сильно вытянув шею, – не раз оказывался под водой вместе с причудливыми домиками, стоящими по обе его стороны. Все их при паводке затапливало. Если бы не заклинания, которые Монтана и Петрокки в свое время сотворили над быками Старого моста, у самого их основания, его бы давно уже снесло.
Тонино слышал, что говорил Старый Никколо: заклинания, охраняющие Новый мост, стоили огромных усилий всему Дому Монтана. Старый Никколо помогал с заклинаниями еще в возрасте Тонино. Вот уж этого он, Тонино, никак не смог бы. Чувствуя себя ужасно несчастным, он смотрел на золоченые стены и на красные черепичные крыши Капроны, видневшиеся внизу. В каждой, без сомнения, был запрятан капустно-зеленый листок. А ведь самое важное из всего, что когда-либо довелось сделать Тонино, – это наштамповать крылатого коня на обратной стороне такого листка. И он был глубоко уверен, что ничего большего ему в жизни не сделать.
Тут Тонино почудилось, будто кто-то его зовет. Он оглядел пьяцца Нуова. Никого. Несмотря на замечательный вид, который открывался с площади, ее редко посещали туристы: слишком далеко! В первую очередь взгляд Тонино приковали к себе мощные железные грифоны: воздев к небу лапу, они восседали по всему парапету на небольшом расстоянии друг от друга. Еще несколько грифонов сплелись в схватке в центре площади, образуя фонтан. И даже тут Тонино некуда было деться от своей семьи. Чуть ниже огромных когтей ближайшего грифона виднелась металлическая пластинка. Салатно-зеленая. И Тонино расплакался.
Сквозь слезы ему вдруг показалось, что один из дальних грифонов сошел с каменного постамента и движется в его, Тонино, направлении. Грифон был без крыльев – то ли где-то их оставил, то ли очень крепко сложил.
Не успел Тонино подумать это, как ему объяснили несколько свысока, что кошкам крылья ни к чему, и Бенвенуто уселся на парапете рядом с мальчиком, укоризненно глядя на него.
Тонино всегда относился к Бенвенуто с величайшим почтением.
– Привет, Бенвенуто, – сказал он, не без трепета протягивая к нему руку.
Но Бенвенуто ее проигнорировал. Он сказал, что на руке вода, накапавшая из глаз Тонино, и это заставляет кота задуматься, почему Тонино ведет себя так по-дурацки.
– Всюду наши заклинания, – пожаловался Тонино, – а я никогда не смогу… Как ты думаешь, это потому, что я наполовину англичанин?
Бенвенуто не был уверен, что досконально разбирается в этом деле. Вся разница, насколько он мог заметить, в том, что у Паоло глаза голубые, как у сиамских кошек, а у Розы на голове белый мех…
– Светлые волосы, – поправил Тонино.
…а у самого Тонино волосы переливаются, как у полосатой кошки, невозмутимо продолжал Бенвенуто. Но при этом все они кошки. Разве не так?
– Но я такой глупый… – начал было Тонино.
Бенвенуто прервал его. Он, Бенвенуто, слышал, как вчера Тонино болтал с другими котятами Дома Монтана и, по его мнению, говорил во сто крат умнее их. И если Тонино хочет возразить, что это всего лишь котятки, то разве сам он не такой же котенок?
Тут Тонино рассмеялся и вытер руку о штаны. И когда он снова протянул ее Бенвенуто, тот поднялся, выгнулся, встал на все четыре лапы и, мурлыча, потянулся к ней. Тонино даже осмелился погладить Бенвенуто, который сделал несколько кругов вокруг него, выгибая спинку и мурлыча, совсем как самые маленькие и самые ласковые котята в Доме Монтана. От гордости и радости Тонино невольно расплылся в улыбке. По тому, как Бенвенуто двигал хвостом – величественными и сердитыми рывками, – было ясно, что ему не слишком-то нравится, когда его гладят. Но он терпел, и это тем более было честью.
Так-то лучше, говорил Бенвенуто. Он переместился к голым ногам Тонино и улегся на них коричневым мускулистым ковриком. Тонино продолжал его гладить. Тогда из одного конца коврика вылезли колючки и больно прошлись по бедрам Тонино. Бенвенуто по-прежнему мурлыкал. Он поинтересовался, примет ли это Тонино должным образом, как знак того, что оба они, мальчик и кот, – часть знаменитейшего дома в Капроне, которая, в свою очередь, является частью совершенно особенного государства среди всех итальянских государств?
– Я это знаю, – сказал Тонино. – Поэтому-то я и думаю: замечательно, что я… А мы на самом деле особенные?
Конечно, промурлыкал Бенвенуто. И если Тонино повернется и посмотрит на Собор, он поймет почему.
Тонино послушался. Повернулся и посмотрел. Огромные мраморные полушария куполов возвышались среди домов в конце Корсо. Тонино знал, что другого такого здания нигде нет. Высокий-превысокий, белый, золотой, зеленый, Собор словно парил в воздухе. А на вершине самого большого купола солнце освещало могучую золоченую фигуру Ангела с распростертыми крыльями и золотым свитком в руке, которым он благословлял всю Капрону.
Ангел, сообщил ему Бенвенуто, стоит там в знак того, что Капрона останется цела и невредима, пока все капронцы будут петь песню Ангела. Эта песня, обладающая чудесной силой, содержится в свитке, принесенном Ангелом прямо с неба первому герцогу Капроны. Благодаря песне Ангела удалось прогнать Белую Дьяволицу, и Капрона стала великой. С тех пор Белая Дьяволица рыщет вокруг Капроны, пытаясь в нее вернуться, но, пока капронцы поют песню Ангела, ничего у нее не получится.
