– А вот и нет! – торжествующе взликовал Костя. – Придумал такие чердачные окна крепостной мастер по фамилии Слухов. И использовали их впервые при строительстве московского Манежа, ну, где сейчас Выставочный зал… Об этом вопрос был в «Что? Где? Когда?». Ты телевизор не смотришь?

– Нет. Ты же знаешь, по вечерам я работаю. Иди-ка лучше сюда, и давай придумаем, как нам подобраться вот к этой балке. Кажется, за ней что-то есть…

И он не ошибся… В небольшом тайнике под самой крышей, на пересечении балок и стропил, обнаружился пыльный холщовый сверток размером примерно с ящик для овощей.

– Я же говорил!.. Вот видишь! Давай, давай скорее… Интересно, что там? – в нетерпении подгонял Костя, пока Андрей аккуратно разрезал складным ножом холстину. – Вот будет здорово, если золото!..

– Нет, это точно не золото, – охладил его пыл Андрей. – Сверток был бы потяжелее…

– Да и этот не сказать чтоб совсем легкий… – Костя никак не желал расставаться с надеждой.

Вскоре выяснилось: грязный, пыльный холст скрывает не что иное, как сундучок мореного дуба, красивый, отлично сохранившийся и к тому же незапертый. Они откинули крышку, но… Внутри не оказалось ни золота, ни драгоценностей, ни денег. Всего лишь старинная кукла с разбитым фарфоровым лицом и в потертом платье да толстая пачка тетрадей в клеенчатых обложках, перевязанная атласной лентой, настолько выцветшей, что трудно было представить себе ее изначальный цвет.

– Что, и это все?! – возмутился Костя.

– Похоже на то… – Андрей был огорчен не меньше.

На всякий случай он все же развязал ленту, заглянул в одну из тетрадей, перелистал страницы. Вдруг они нашли рукопись неизвестного доселе романа кого-то из знаменитых классиков? Тетрадь была исписана полностью, с первого до последнего листа старательным крупным округлым почерком. Однако листы пожухли, чернила почти везде расплылись. Разобрать удавалось только отдельные слова, да и то с трудом.

– Дневники! – догадался Костя. – «12 апреля, четвергъ». А вместо года клякса какая-то.

– Угу, – согласился Андрей. – Какой-то девчонки. Вот тут она пишет: «…съела конфекту и пирожокъ…». С твердым знаком. Чудно… Наверное, гимназистка какая-нибудь.

– Ну и что мы будем делать с этим девчачьим добром? – Костя сник. – Сундучок, понятно, пристроим. Вещица что надо, в хорошем состоянии, и явно неплохих денег стоит. Хоть тут повезло… А тетради и кукла? Кроме как на помойку, никуда не годятся. И зачем было их прятать! Странные все-таки раньше люди были… Ну что, выбрасывай и пойдем?

– Нет, погоди… Зачем выбрасывать? Куклу можно Катюше отдать, она любит старинные вещи.

В интонации, с какой Андрей произнес это имя, звучало обожание и даже благоговение.

– Да очень нужно Катьке это пыльное старье, скажешь тоже! – хохотнул Костя.

– Вот пусть она сама посмотрит и скажет, что не нужна, – возразил Андрюха.

С Катей Андрей начал встречаться совсем недавно, меньше месяца назад, хотя знал ее, как и Костя, несколько лет – все трое учились в художественной школе. И вплоть до недавнего времени Андрей был уверен: для Кати он всего лишь знакомый, не больше. А вот Катя для него…

Это трудно описать словами. Что бы ни происходило в его жизни, милый образ тоненькой девушки с печальными глазами вот уже который год царствовал в его душе. Костя не мог этого понять. Смеялся, подшучивал. У него не укладывалось в голове, как это можно столько времени сохнуть по девчонке, с которой не виделся сто лет? И это при том, что вокруг толпы других, гораздо лучше. Тем более у Андрюхи! В своем «кулинарном техникуме» все годы учебы он был чуть ли не единственным парнем.

– Да надо быть полным идиотом, чтобы сидеть в таком малиннике и не пользоваться!.. – не раз внушал он Андрею. И тот вроде и соглашался с ним, и даже пользовался… Да и как устоять, когда бойкие, красивые и сексапильные девчонки сами вешаются тебе на шею? Конечно, ни идиотом, ни импотентом, ни монахом он не был, погулял со многими. Но все равно, даже тогда, еще до того, как они с Катей начали встречаться, девушки всего мира делились для него на Катюшу и всех остальных… И ничего тут поделать было нельзя. Андрей сам чувствовал, что эта, как он считал, неразделенная любовь одновременно и его мучение, и возвышающая его награда. Он тихо радовался, что у него есть Катя, хотя она и не подозревает об этом…

– Постой, постой! Тут еще что-то на дне! – воскликнул вдруг Костя, перетряхивая сундук. – Смотри, завернуто в тряпочку… Часы?

Это действительно оказались часы. Потертые, поцарапанные, явно очень старые часы-луковица, из тех, что мужчины когда-то носили на цепочках в жилетных карманах. Костя открыл крышку и удивленно присвистнул.

– Слушай, они идут!

– Да ладно! – не поверил Андрей. – Не может такого быть. Столько времени пролежали…

– На, послушай! – Костя поднес часы ему к уху. Те действительно мерно тикали. – Ну просто чудеса!

– Наверное, что-то сдвинулось в механизме, когда мы снимали сундучок, – предположил Андрей. – Встряхнули его – часы и пошли. Так иногда бывает.

Костя с недовольной гримасой оглядел находку и, вздохнув, заключил:

– Много за них не дадут. Не серебро, не золото, обычная сталь. К тому же сильно покоцанные… Ладно, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Сколько-нибудь да выручим.

Выручить за часы им удалось и правда немного – выглядели уж больно непрезентабельно, даром что старые. И, в чем не было ничего удивительного, оказались неисправными, тут же остановились, и запустить их второй раз не удалось. А вот сундучок мореного дуба вкупе с другими поднакопившимися у них находками они пристроили, и весьма выгодно. Так что с «Вернисажа» выходили в самом радужном настроении. Особенно доволен был Костя. Денег, вырученных с начала лета, как он успел подсчитать, ему с лихвой хватит, чтобы свозить в Пицунду очередную подружку. Андрей, у которого отпуска в ближайшее время не предвиделось, тратить свои деньги пока не собирался.

Они уже покинули территорию рынка и шли по аллее к метро, когда их окликнул невзрачного вида мужичонка в поношенном непромокаемом плаще, по виду ханыга:

– Эй, пацаны, икону не купите? Недорого прошу…

– Нет, – неохотно буркнул Костя, не сбавив шагу. Вокруг «Вернисажа» вечно крутились такие вот мутные типы: пьяницы, добывающие деньги на опохмелку, воришки, пытающиеся сбыть с рук краденое, и прочая подозрительная шушера. Этих они игнорировали и обычно были единодушны, но тут Андрей почему-то заинтересовался.

– Погоди, Костян. Давай взглянем, что за икона такая…

Обрадованный, мужичок распахнул полы плаща. Их взглядам открылась большая икона, почти полностью скрытая черным прокопченным окладом. Сквозь круглые его окошки проглядывали два лика. Богородица. Определить иконописную школу им было не по зубам. Не разбирались они в таких тонкостях. Однако то, что икона написана явно не вчера, Андрей смекнул сразу.

– И сколько ты просишь? – деловито осведомился он у продавца.

– Да теща у меня на днях померла, – неожиданно вздохнул тот. – И ничего мне не оставила, гадюка жадная. Дом-развалюху – и тот племяшу отписала… Раз так, думаю, продам этот образ, он у нее в углу висел, она все поклоны перед ним била. Сотню дадите?

– Ты чего, сдурел, отец? – набросился Костя на обездоленного зятя «гадюки». – Стольник за эту копоть! Скажи спасибо, если тебе за нее червонец дадут. И то много будет.

– Не, за чирик я ее вам никак не отдам, – помотал лохматой головой мужичонка. – Жена говорила, икона, мол, старая, ценная. Может, она больших денег стоит.

– А нам и на хрен не на… – начал было Костя.

Но Андрей перебил его:

– На полтинник согласен? – Умело вести торг он навострился в общении с барыгами.

– Полтинник? Пятьдесят рублей?.. – Мужичонка заколебался. На его испитом лице отразилась происходившая в душе борьба. – Маловато что-то… Хотя бы рубликов восемьдесят.

– Ну, как знаешь, – Андрей развернулся, чтобы уйти, и нехитрый прием сработал.