1goldberg

Григорий Шалвович, я примерно подозреваю, как вы относитесь к некрасивому убийству нехорошего человека Каддафи. А вообще на ваш взгляд благородному мужу пристало покушаться на того или иного тирана? Если это может улучшить ситуацию в его стране?

Вообще-то я согласен с Толстым: ни один царь и ни один тиран не может долго удерживаться у власти, если не умеет угадывать чаяния своего народа (в том числе пресловутое «коллективное бессознательное»).

И все же от личности правителя, в особенности самодержавного, зависит очень многое. Он подает благой или скверный пример личного поведения, определяет стиль эпохи, производит отбор эффективной или недееспособной элиты.

Внезапная смерть диктатора способна что-то изменить (как это случилось в марте 1953 года), но не столь уж многое. Советский Союз и после 1953 года еще долго оставался территорией несвободы и государственной лжи. Тоталитарный зигзаг нашей истории был изжит еще не полностью. Однако атмосфера изменилась, дышать стало легче.

С другой стороны, если бы Сталин не умер своей смертью, а пал от руки какого-нибудь тираноборца, очень вероятно, что для страны вышло бы только хуже. Со стопроцентной вероятностью преемником стал бы не либеральный Хрущев, а выходец из репрессивного аппарата, который установил бы еще более жестокий режим, Сталин же обрел бы ореол мученика.

На жизнь Отца Народов, как известно, никто не покушался. Но два других «мегадиктатора» 20 века чуть было не пали от руки убийцы. В обоих случаях избавить родину от тирана пытались герои, альтруистические личности («благородные мужи»).

Давайте представим, что эти покушения удались, и попробуем просчитать, как сложилась бы история в этом случае.

Случай первый

Фанни Каплан.

Это не «благородный муж», а, извините за неуклюжее словосочетание, «благородная жена» (Конфуций не оставил нам термина, применимого к женскому полу). Вы, конечно, ее узнали: Фанни Каплан. Есть версия, что она, полуслепая и больная, стрелять в вождя никак не могла и это сделал некий непойманный сообщник, но для нас в данном случае сие не существенно.

Итак, 30 августа 1918 года мировой пролетариат осиротел. В Москве на заводе Михельсона от руки эсэрки пал председатель Совнаркома.

Что произошло бы дальше?

Вот как выглядит моя реконструкция (кто не согласен — спорьте, на то есть комменты):

— Красный террор все равно бы был, только еще более беспощадный.

— Правительство возглавил бы второй вождь, глава Реввоенсовета Троцкий — личность сильная.

— В гражданской войне все равно победили бы красные (вооруженными силами Республики так или иначе руководил не Ленин, а Троцкий).

А вот дальше, в двадцатые годы, ход истории, вероятно, поменялся бы. Троцкий, в отличие от Ленина, был не прагматик, а настоящий революционер «в мировом масштабе». Строительством социализма «в одной отдельно взятой стране» он точно бы не ограничился. На Россию ему было наплевать — он не колеблясь использовал бы страну как бикфордов шнур, чтоб подорвать всю Европу.

Чем эта затея кончилась бы, сказать трудно. Может, коммунистический Бонапарт подорвал бы весь континент. А может быть (и это вероятнее), разнес бы на куски только Россию.

Вам какой из этих вариантов больше нравится?

Рабочие сомневаются: «Добить или будет хуже?» Картина П.Белоусова

«Покушение на В.И.Ленина», Белоусов П.П. (1957).

Случай второй

Клаус фон Штауффенберг, фото.

Этого красивого офицера, похожего на Тома Круза, тоже представлять не надо. История покушения на Гитлера в «Волчьем логове» вам отлично известна.

Давайте предположим, что штабист Брандт по случайности не переложил портфель со взрывчаткой в другое место и фюрера разорвало на куски. Граф Штауфенберг, истинный цзюнцзы (и по странному совпадению, как Фанни Каплан, инвалид зрения), благополучно истребил тирана.

На дворе июль 1944 года.

Вермахт еще очень силен. Оккупирована почти вся Франция, половина Италии, весь запад советской территории.

В Германии к власти приходит военная клика, с которой нашим союзникам не зазорно сесть за стол переговоров. Восточный фронт заговорщики-генералы закрывать не собирались (это известно) — только Западный. Как Черчиль с Рузвельтом любили Сталина и большевизм, мы знаем.

Вероятней всего, нашей стране пришлось бы дальше воевать в одиночку. И неизвестно, кто бы победил. А если б и победил Советский Союз, то не большей ли ценой, чем в реальной истории?

Поэтому, о «благородные мужи» обоего пола, не убивайте тиранов, ну их на фиг. Лучше сейте разумное, доброе, вечное — улучшайте качество социума. Так оно выйдет надежней.

Кому повезло 20 июля: нам или Гитлеру?

«Вольфсшанце» («Волчье логово») после покушения на Гитлера (1944).

shemanovsky

… Скажите, где тот предел обмана и дезориентирования читателя, которого не переступит Благородный Муж? Ведь в условиях интернета мистифицировать элементарно, и все это часто скатывается в обычное вранье. Этично ли, например, придумать интересную личность, написать приключенческий «роман в постах», а потом выложить его в ЖЖ. Всячески всех уверяя, что «все по правде».

Вопрос совсем не безобидный. Я знаю несколько примеров и современных, и исторических литературных мистификаций «на грани». И иногда выходило очень талантливо и весело, а иногда — нехорошо.

Меня и самого очень занимал этот вопрос, поскольку я много играл в литературные мистификации и псевдонимы. В свое время, еще только готовясь запустить Б.Акунина, я основательно изучил тему.

Морочить голову читателям и критикам — штука веселая и приятная. Однако часто потом приходится расплачиваться. Хорошо еще, если только водевильной дуэльной историей, как случилось с проектом «Черубина де Габриак». Были финалы и более печальные.

Ромен Гари, триумфально одурачивший публику своим Эмилем Ажаром, в конце концов оказался в чрезвычайно сложной личной ситуации: проблемы с фиктивным автором, с налоговым ведомством, надвигающийся скандал с Гонкуровским комитетом (получилось, что писатель в нарушение статута премии получил ее дважды) — все эти тревоги стали одной из причин самоубийства, пускай не самой главной.

А вот в истории Ежи Косинского, весьма успешного американского писателя, президента национального ПЕН-центра, литературная мистификация стала основной причиной суицида. У американцев, для которых честность — настоящий фетиш, обманывать доверие читателей считается тяжким моральным преступлением. Косинский прославился автобиографической повестью об ужасах военного детства. Все восприняли книгу как подлинную историю, умилились и прослезились, а потом оказалось, что там наврано с три короба. И началась настоящая травля писателя, приведшая к фатальному исходу.

Помню, какое возмущение я испытал, когда узнал, что автобиографическое повествование Константина Паустовского «Повесть о жизни» наполовину состоит из худвымысла. Например, душераздирающая история о смерти любимой девушки на фронте, в 1916 году (никогда не прощу автору своих юношеских всхлипов!) — чистой воды липа. Как раз в тот год реальный Паустовский благополучно женился, и его супруга, слава богу, благополучно прожила до глубокой старости. Ну, здесь-то всё просто: если бы писатель назвал своего героя не «Константин Паустовский», а, скажем, «Валентин Хаустовский», к нему не было бы никаких претензий. Художественную и документальную прозу мы читаем с разной степенью эмоциональной защиты.

В общем, автору с публикой надо вести себя, как с порядочной девушкой: голову морочь, но не предавай; чувства волнуй, но сердце не разбивай. А не собираешься жениться — не обещай.

alexzaharich

Давным-давно я вывел для себя формулу: счастье — самое малопродуктивное состояние для творчества, ибо самодостаточно и заполняет человека полностью. И наоборот, самое продуктивное состояние для творчества (любого) — отболевшая боль и пустота в душе, требующая заполнения. Согласны ли Вы с этим, или я капитально ошибаюсь?