Чтобы не видеть все это безобразие, я развернулся, пошел на выход, но заблудился в коридорах. Забрёл в грязную и вонючую комнату, где на полу, прямо в форме милиции, лежал пьяный сотрудник. Его приятель, так же еле державшийся на ногах, увидев меня, стал кричать:

- Чего? Куда? Куда лезешь?

Тут, на моё счастье, объявился Роман и вывел из смрада на свежий воздух.

Пока шагали к выходу, он говорил:

- Беги скорей отсюда, а то насмотришься, будет уже не до чего.

Получив свои триста долларов и усадив меня с девушкой в такси, Роман на прощанье сказал:

- Заглядывай, Тимур-завоеватель, буду тебе рад. А с этой делай чего хочешь, только, не убивай.

С этими словами дверцу и захлопнул.

В такси, по дороге ко мне домой, ехали молча. Девушка заметно нервничала, грызла ногти. Поднимаясь по лестнице, остановилась на освещенной площадке и попросила сигарету.

- Не курю, - сказал ей я.

- Вообще-то я тоже, - затараторила она, пристально всматриваясь в мои глаза и стараясь понять, что я за человек. – Даже представить себе не могу, как это другие курят. У нас только и слышу: «Привыкла, не могу бросить». Что значит «привыкла»? Да, от этого дыма кони дохнут. К наркоте, говорят, привычка большая, если уколоться. Не знаю. Сомневаюсь. Я и простых-то уколов с детства боялась, а тут коли в себя всякую дрянь мерзкую затем, чтобы пьяной потом ходить. Иди, купи себе бутылку и напейся. Зачем иголкой вены сверлить? У нас девчонка по имени Зулейка. Вообще-то она Людка, а Зулейкой зовется просто так, для шарма, для красоты. Клиенты любят яркие имена. Меня же тоже не Анжелой, а Аллой зовут, но дело не в том. Вот эта Людка-Зулейка не может жить без кофе. Когда свободна, за сутки может выпить сто чашек кофе. Организмы у всех разные, по всякому люди живут. Я и одной чашки кофе выпить не смогу. Вот семечки – это да. Это моя страсть. Семечки если раз попробуешь, то уже не сможешь оторваться. Хочешь?

Алла достала из кармана пригоршню семечек.

- Что у тебя за семечки? – стал приглядываться к ним я.

- Обычные, от подсолнуха. Хочешь? Возьми.

- Только немного.

Войдя в холостяцкую мою квартиру, Алла все не могла успокоиться, всему удивлялась.

- Какой большой коридор! Какая большая комната! Какая большая кухня!

Я поставил на плиту чайник и спросил:

- Есть хочешь?

- Нет. Есть ничего не хочу, худею. Сегодня я уже поела. Съела банку сгущенки и выпила таблетку слабительного.

- Слабительного? Может, в уборную хочешь?

- Нет. Все нормально. Шампанского хочу или водки, немного.

- У меня нет спиртного.

- Сходи, купи. Трезвая в постель не лягу.

- Я не собираюсь заставлять тебя спать со мной.

В глазах у девушки появился ужас.

- А что же тогда ты со мной будешь делать? – еле слышно спросила она.

Алла побледнела, спала с лица и уже совсем другим, не похожим на свой, голосом, жалобно залепетала:

- Вы обо мне плохо не думайте. Я вас смогу удовлетворить. Я умею все. Могу «госпожой», могу «рабыней». Я обычно прошу клиента рассказать о своей службе в армии. Если он начинает рассказывать, как над ним издевались старослужащие, я его начинаю лупить чем попало, вхожу в образ госпожи. А если с упоением рассказывает, как сам издевался, то я тогда играю роль рабыни. Об одном прошу, не убивайте меня, пожалуйста. Я еще совсем молодая, жить хочется.

Алла заплакала.

- Да, что ты! Что ты! И пальцем не дотронусь, - стал утешать ее я. – Объясни, почему ты меня так боишься?

- Сама не знаю. Боюсь, а объяснить почему, не могу.

- Ну, успокойся. Слушай, ты можешь мне суп сварить? Какой-нибудь домашний, настоящий?

- Спрашиваете, - всхлипывая и утирая слезы, говорила Алла. – А можно нескромный вопрос задать?

- Любой. Какой угодно.

- Если нельзя говорить, то не говорите. Я всегда из-за своего любопытства страдаю. Кто вы по профессии?

- Учился в МЭИСе, Московском электротехническом институте связи. После института работал в ЦКБ, центральном конструкторском бюро при Министерстве связи. Шесть лет я там проработал, до девяностого года и перешёл в шведско-российско-австрийскую фирму, которая разрабатывает различную аппаратуру. Я специалист по разводке печатных плат. Чтобы было понятнее: разводка – это конструирование. А печатная плата – это стеклотекстолит, на котором установлены микросхемы, резисторы, конденсаторы. И их выводы соединены металлическими, металлизированными дорожками на печатной плате. Это уже тот продукт, который имеется в любой аппаратуре.

- Ой, у нас Любка-Кулебяка тоже училась в институте, но только не на связиста, а на юриста. Она, дура, на руке себе большую татуировку сделала. Кольцом через все предплечье колючую проволоку наколола. Вот судья или прокурор из нее бы вышел, с такой-то татуировочкой. Неужели, правда, связист?

- Чистая правда. Инженер - конструктор.

- Ой! Поклянитесь, что не опер и не мент.

- Клясться не буду. Даю тебе честное слово.

- У-у-у. Прямо камень с души. Я их терпеть не могу.

- Неужели хуже бандитов?

- Ха. Бандиты, что. Вот ОМОНовцы, опера. Вот это настоящие беспредельщики. Любку, ту, что с татуировкой, о которой рассказывала, высунули в окно с четырнадцатого этажа и держали одной рукой за ногу. Сама рассказывала. Хорошо, что не бросили, а могли бы и бросить. Про них столько наслышана. Это такие же бандиты, только с погонами и ущемленным самолюбием. Они вроде и власть, но им не дают вдоволь украсть. Понимаешь?

- С трудом. Чем тебе милиция не хороша?

- Всем. Ментов знать надо. Шакалы они самые настоящие. Трусливые, шакалы. Если стрельба, разбой, кого-то убивают, грабят, там их нет. Будут рядом, убегут, ни за что не вступятся. Они там, где можно, что-нибудь безнаказанно поиметь или пьяного обворовать после получки. Тут они первые. Хуже всего то, что именно такие менты всем и нужны, всех устраивают. А иначе как объяснить, что такая у нас милиция.

- Не все же такие. Нет, я с тобой не согласен.

- Ты с ними еще не сталкивался. Столкнешься, вспомнишь меня. А я почему-то просто уверена была, что ты какой-нибудь убийца. Бывший Ромкин сослуживец, вернувшийся откуда-нибудь из «горячей точки». Они там все отморозки без крыши. Мозги у них там закипают, в этих «горячих точках».

- Нет. Я простой инженер.

- А почему тебя Ромка назвал завоевателем?

- Наверное, он имел в виду того древнего Тимура, что из человеческих черепов горы выстраивал. В Третьяковской галерее была? Там картина такая есть.

- Нигде я не была. Москву только из окон такси и видела. Все койки, кавалеры да квартиры. Так тебя на самом деле Тимуром зовут, или есть еще другое, настоящее имя?

- Да, есть. На самом деле меня зовут Михаилом

- Я услышала и не поверила. Клиенты себе часто имена придумывают. По сути своей такие же проститутки, даже хуже. Разве что деньги у них есть, а у нас нет. Морального же превосходства никакого. Зачем же ты, Тимур - Миша, такие деньги платил? Суп я тебе, конечно, приготовлю, но уж слишком он дорогой выйдет.

- Не хотел, чтобы мерзавцам досталась.

- Всего-навсего? Странный ты какой-то. Мне, признаться, везет на дурачков. То цыган, назвавшийся Будулаем, всю ночь на гитаре играл, пел свои песни. То был еще очкарик, профессор, тот все истории рассказывал.

- Какие истории?

- Разные. Про поезд, который зашел в туннель и пропал, растворился в толще времен. Пропал до революции, а появился в наши дни, да так и ходит, курсируя, по железным дорогам, пугая честных тружеников. О том, что у погибшей Медузы Горгоны осталось две сестры, которые до сих пор людей превращают в камни. О людях-саламандрах, способных жить в огне без ущерба для здоровья. На которых даже одежда не сгорает. Домашним, видимо, надоел, а я сидела всю ночь, слушала. И она остался доволен, нашел, наконец-то свободные уши.

- Ты на жену мою покойную похожа. Я ее любил.

Я достал из шкафа и показал Алле несколько Ритиных фотографий.