Девушка говорила громко и резко, позабыв об образе скучающей слушательницы. Она не собиралась давать Уэстону возможность даже вставить слово, хотя он и не пытался сделать этого. Виктор пристально смотрел на нее из-под полуприкрытых век, а Хэлен гневно продолжала:

— Вряд ли у такого поборника морали мог оказаться служащий, который набрасывается на женщин без их согласия. — И прежде чем он успел бы сказать, что в ее случае согласие не вызывает сомнений, воскликнула: — Но если говорить о морали, вы уверены, что причины, по которым вы собираетесь жениться на дочери вашего шефа, не заслуживают упрека?

Наконец она высказала то, что хотела, и теперь ей все равно, что будет дальше. Хэлен глядела на Уэстона гневно и вызывающе. И увидела, как презрительно искривились уголки его губ. Тогда она добавила ядовито:

— Я просто уверена, что вы прекрасно дополните друг друга. День свадьбы уже назначен?

Пусть думает, что хочет. В том состоянии, в каком она находилась сейчас, ей даже захотелось отметить дату их свадьбы в календаре и радоваться, потому что этот брак спасет какого-то другого мужчину и другую женщину от несчастья связать свою судьбу с одним из них.

— Вот появилась и новая тема для дискуссии.

Да он, кажется, потешается над ней! Хэлен уже ждала, что он прикажет выдворить ее из Португалии самым ближайшим рейсом. А вместо этого слышит — «появилась новая тема для дискуссии»! Словно он сидит на заседании правления! Где же здесь хоть малейший намек на любовь? Как можно быть таким холодным, расчетливым, лишенным человеческих чувств? Таким абсолютно пустым?! В нем нет ни страсти, ни живого тепла...

— Мысль о моей свадьбе со Стеф, кажется, вас сильно уязвляет? — произнес Виктор лениво. На его губах продолжала играть улыбка, приводившая девушку в бешенство. — Хотел бы я знать, почему?

Хэлен могла бы ответить ему, что его намерение жениться ради карьеры вызывает в ней отвращение, рисует его в черном цвете. Что от одной только мысли о его близости с какой бы то ни было женщиной ей невыносимо больно. Но о таком ответе не могло быть и речи. Она только пожала плечами и произнесла равнодушно, пытаясь выкарабкаться из ловушки, в которую попала по собственной глупости:

— Не знаю, почему вы решили, что меня хоть сколько-нибудь трогает ваша личная жизнь. Думаю, что нам пора вернуться на виллу. Я больше не хочу вина.

Хэлен вдруг с досадой осознала, что выпила лишнего. В то время как Виктор едва прикасался к своему бокалу, она опустошила почти всю бутылку — вина в ней осталось не более чем на дюйм. Девушка очень не нравилась сама себе в эту минуту, и собеседник, должно быть, догадался об этом, потому что вдруг произнес почти мягко:

— Не смотрите так уныло, никто не умер. У вас слишком хорошенькие губки, чтобы складывать их в такую скорбную гримасу.

Его серебристо-серые глаза пристально разглядывали ее черты, особенно долго задержались на губах, будто он пытался запечатлеть в памяти их форму, цвет, мягкий изгиб. Сердце Хэлен учащенно забилось, губы приоткрылись, словно готовясь к поцелую. Виктор наклонился к ней через стол, положил ладони на скатерть и проговорил медленно и вкрадчиво:

— Мы оба высказали друг другу свои претензии. Почему бы нам теперь не начать все сначала с более дружеской ноты?

— Можно попробовать...

Что еще могла она сказать? Что не хочет оставаться здесь ни секундой дольше, потому что чувствует, насколько он опасен для нее? Сейчас Виктор действительно казался ей опасным. Исчез жесткий презрительный взгляд, и в глазах появилось совсем новое выражение, против которого она не могла устоять. Но, возможно, оно существовало только в ее воображении? Просто Уэстон решил положить конец препирательствам. К чему эти бесконечные стычки, если их можно избежать?

— ...Если ваша невеста не будет против, — с запозданием добавила Хэлен, чтобы не дать себе забыть, что Виктор за человек, и желая показать, что ее не так легко уговорить отказаться от своих защитных колючек.

— Вы можете смело доверить мне самому урегулировать свои любовные проблемы, — широко улыбнулся тот, показывая крепкие белые зубы. У девушки похолодело внутри при слове «урегулировать». О любви не говорят такими словами. Она растерянно мигнула, когда он заговорил снова, тем же мягким, вызывающим на откровенность тоном: — А теперь расскажите мне о ваших. — И пояснил, чтобы сделать свой вопрос понятнее: — У вас есть кто-нибудь? Какой-нибудь постоянный друг?

— Нет, — ответила девушка, покачав головой, так что ее светлые волосы взметнулись вокруг лица светлым облачком. — У меня ни с кем нет ничего постоянного.

Это было крайне неудачное выражение, если принять во внимание его о ней мнение. Хэлен быстро поправилась:

— Любовь может повлечь за собой гибельные для человека последствия. Я видела это на примере своей семьи, не говоря о бесчисленных коллегах. Я ни за что на свете не хотела бы зависеть от другого человека. — Она с беспокойством взглянула на него из-под настороженно опущенных ресниц, но, вместо того чтобы упрекнуть ее в цинизме, тот удивил ее, ответив:

— Значит, мы полностью сходимся в этом вопросе. Любовь — игра для глупцов.

Уэстон словно признавался в том, что ей и так было известно, — он совсем не любил Стефани. Глядя в серебряные зеркала его глаз, Хэлен испытала приступ сочувствия. Слова слетели с ее губ, прежде чем она успела удержать их:

— Вы когда-нибудь переживали несчастную любовь?

И тут же невольно съежилась на стуле. Как-то раз она уже попробовала пожалеть его и поплатилась за это. Но теперь он только пожал широкими плечами.

— Однажды и я совершил эту обычную ошибку молодости, решив, что безумно влюблен. Мне было тогда семнадцать, и я верил, что не могу жить без нее, и в этом нелепом состоянии пробыл целых три недели. Теперь я даже не помню ее имени и с трудом могу представить, как она выглядела.

Не слишком серьезное разочарование, чтобы можно было объяснить им его неверие в любовь. Может быть, его родители постоянно ссорились и он вырос на поле домашних битв? Но Хэлен не собиралась спрашивать об этом — один раз она уже попробовала вступить на это минное поле; но его слова сильно заинтересовали ее. А Виктор, должно быть, ожидал с ее стороны расспросов, потому что снова пристально взглянул на нее, слегка склонив голову набок. Его взгляд казался почти жестоким:

— В вашей жизни непременно должны быть мужчины.

— Почему?

— Глупый вопрос. — Глаза Уэстона скользнули по ее вспыхнувшему лицу и растрепавшимся волосам. — Когда вам выгодно, вы надеваете на себя маску целомудрия. Но это мало помогает. Ничто не в состоянии скрыть вашу чувственность. Она бьет из вас ключом и притягивает мужчин, и с этим вы поделать ничего не можете.

Уэстон говорил ей слова, которым она едва отваживалась верить. Он находил ее столь же привлекательной, какой девушка находила его!

Теперь для нее не было спасения, не было другого исхода. Желания, продиктованные телом, загипнотизировали ее, и, когда пальцы Уэстона медленно коснулись ее гладкой кожи, она не смогла издать ни звука, только губы приоткрылись, и слабый вздох согласия вылетел из них. Небывалое чувство переполняло Хэлен, она забыла о благоразумии, забыла о сидевших вокруг людях. Все перестало существовать для нее, кроме ощущения его руки на своей груди. В ее глазах поплыл туман, взгляды их скрестились, и в них одновременно промелькнуло удивление перед охватившим их внезапным безумным порывом. Хэлен подняла руку и бессознательным жестом опустила ее поверх его ладони, словно хотела удержать ее навсегда...

Но через мгновение губы Виктора вдруг искривились в гримасе отвращения к самому себе, он отдернул руку, словно ее теплая кожа обожгла его адским пламенем. Уэстон встал и пошел прочь, брезгливо подняв плечи, предоставив ей последовать за ним на подгибающихся ногах, неся на себе тяжесть стыда, от которого ей теперь не избавиться всю жизнь.

8