Из горла Хэлен вырвался жалобный, беспомощный звук, и Уэстон произнес негромко:

— Стойте спокойно. Я сделаю вам массаж.

Ее голова бессильно опустилась, найдя прибежище на его широкой груди, в то время как гибкие пальцы Виктора гладили и успокаивали болезненную мышцу затылка. Но в этом прибежище для нее таилась опасность, поняла Хэлен, задыхаясь, чувствуя, как ее тело плавится словно воск от его тепла, а его жесткая мужественность притягивает ее с такой неизбежностью, с какой луна притягивает прилив. Ее путала полная потеря воли, инстинктивная капитуляция перед темной магией этого человека. Именно этого, а не какого-то другого.

Хэлен ожидала, что подобная утрата власти над собой должна была возмутить ее до крайности, но этого не произошло. Ее состояние и пугало, и радостно возбуждало, наполняло смутными восторженными ощущениями, о существовании которых она до сих пор не подозревала. Ее руки обвились вокруг его спины, и она прильнула к нему — каждый дюйм ее тела жаждал раствориться в нем, и в тот же миг она испытала пронзительно сладкий трепет страсти.

Хэлен ощутила, как под ее пальцами напряглись мышцы его спины. На мгновение они оба замерли, наступила тишина, словно все вокруг затаило дыхание, и тут же испуганная и сбитая с толку девушка почувствовала, как его руки отталкивают ее.

Она отступила на шаг и покачнулась, но на этот раз Уэстон не сделал попытки ее поддержать. Его лицо окаменело, губы сжались, и он сказал холодно и ровно:

— На будущее потрудитесь не опаздывать к столу. У Изабель достаточно и других дел, кроме того, чтобы караулить на террасе, ожидая, когда вы соизволите явиться.

Он повернулся и пошел, расправив плечи под белоснежной рубашкой. Хэлен растерянно моргнула и судорожно проглотила слюну. Нет, ей не хотелось плакать, она просто была потрясена до глубины души. Потрясена его неожиданной и необъяснимой грубостью. Она заснула нечаянно и не знала, что уже наступил вечер. Собственный порыв ошеломил ее, но это была не ее вина. Так Хэлен утешала себя, пытаясь не обращать внимания на боль разочарования, сжимавшую ее сердце.

Хэлен видела его во сне, и, когда Виктор разбудил ее, она еще не вполне пришла в себя. Мысли у нее перепутались, она находилась в дремотном оцепенении, когда он привлек ее к себе и начал разглаживать мышцы ее онемевшей шеи. А все дальнейшие ощущения явились чистой фантазией. Простым продолжением сна, который она видела перед пробуждением.

Мысль о сне и его продолжении заставила ее вспыхнуть, и Хэлен быстро выбросила его из головы, вспомнив, что сейчас ей предстоит ужинать не одной, как она представляла раньше, а вместе с этим надменным индюком и неприятной девицей, на которой он собирается жениться из-за ее отца.

Постепенно порыв страсти перешел в справедливый гнев. Она уже была готова пожелать этой парочке спокойной ночи и отправиться спать без ужина, дав понять, что предпочитает голодать, чем терпеть подкалывания Стефани, и ожидая непредсказуемой реакции со стороны Виктора.

Но каково было ее удивление, когда она увидела на террасе стол, накрытый только на двоих, расставленные блюда с холодными закусками и Виктора, который ожидал с ледяной вежливостью, чтобы предложить ей стул.

Заходящее солнце мягко играло на серебре и хрустале, бросало слабый отблеск на бутылку красного вина. Хэлен нерешительно замедлила шаг. Возможность гордо удалиться, бросив на прощание колкую фразу, была утрачена. Она села, настороженно глядя на него, и сказала вызывающе:

— Из-за вашего замечания о моем опоздании я поняла, что всех задерживаю. Однако здесь никого нет, кроме вас. Значит, я никому не испортила аппетита. И Изабель не караулила меня на террасе!

Его глаза мрачно блеснули. Конечно, он не привык, чтобы с ним разговаривали подобным образом, особенно мелкие служащие. Хэлен же всегда была на редкость дипломатичным и уживчивым человеком прежде всего там, где дело касалось работы, потому что дорожила своим местом. Сейчас она сама не могла понять, что на нее нашло, что заставило заговорить с такой враждебностью. Девушка тут же пожалела о своих словах и захотела замять неловкость, но Виктор сказал только:

— Вы не против холодного ужина? Если против — я могу попросить Изабель принести вам что-нибудь горячее.

— Нет, не надо.

Хэлен опустила глаза в тарелку. Тарелка была очень красивой — белой, с волнистыми краями и орнаментом из золотых листьев. Девушка не смела поднять на него глаз, и запоздало пыталась решить, заметил ли Уэстон, как она повисла на нем, прямо-таки вцепилась в него, почти умоляя о ласках. Хэлен сгорала от стыда. Она проговорила, запинаясь:

— Здесь все такое вкусное.

— Тогда берите, что вам нравится. Можете не стесняться.

Его голос звучал совершенно естественно. Может быть, ей повезло, и он не придал особого значения временному помешательству, случившемуся с ней под соснами. Хэлен всей душой надеялась, что это так. Ничего подобного не происходило с ней ни разу в жизни. Сейчас, в здравом уме, она скорее была готова лечь в гроб высохшей старой девой, чем согласиться подпустить его к себе. Да, он несомненно обладал обаянием и привлекательностью. Но ей он совсем не нравился. Даже можно было сказать, она испытывала к нему сильнейшую неприязнь.

Утешив себя этой мыслью, Хэлен положила на тарелку несколько видов ветчины, сыров, салатов и добавила булочку. Когда он наполнил бокалы искрящимся вином, Хэлен успела обрести достаточно уверенности в себе, чтобы заметить:

— Я полагала, что вы с мисс Райт вечером едете в город.

— Она и уехала. А я передумал.

Интересно... Значит, он не всегда поет под дудку Стефани. Глядя на Виктора, на строгие решительные черты его лица, кажущиеся еще более резкими от света висевшей над их головами лампы, нельзя было сказать, что этот человек станет делать то, что идет вразрез с его желаниями. Видимо, он не отправился сегодня сопровождать будущую супругу, так как был для этого в неподходящем настроении.

Понимает ли это Стефани? Знает ли она, что связывает себя с человеком, который ее не любит? С человеком, который не хочет даже доставить ей пустякового удовольствия, если сам не видит в этом интереса?

Внезапно Хэлен почувствовала жалость к Стефани Райт. Если она любит Виктора и догадывается, что он женится на ней из-за отца, она, должно быть, глубоко страдает, понимая, что ее любовь еще не гарантирует счастья. Наверное, они ссорились как раз из-за этого: она хотела пойти куда-нибудь, а он не был расположен. И этим объясняется недружелюбный прием.

Энергично утоляя здоровый аппетит, девушка решила, что следует простить Стефани Райт. Хотя она и пробудет здесь всего две недели и большую часть времени проведет на фабрике, они со Стефани вполне могут стать друзьями. Чтобы представить себе это, Хэлен потребовалось все ее воображение, и все же она твердо решила попробовать.

— Сколько времени вы и ваша невеста собираетесь здесь прожить? — поинтересовалась девушка и увидела, как лицо Уэстона застыло, а вилка замерла в воздухе. Она сказала что-то не то? Или Виктор настолько высокомерен, что считает подобный вопрос с ее стороны преступно дерзким?

— Моя — кто? — резко переспросил он, и его брови хмуро сошлись в сплошную черную линию. Хэлен слегка вздрогнула, но, твердо решив не дать себя запутать, небрежно положила вилку на стол и взяла бокал вина.

Этот надутый педант, должно быть, почувствовал себя оскорбленным тем, что особа, подобная ей, осмелилась упомянуть своими нечистыми устами о его драгоценной невесте. И пусть Уэстон будет тысячу раз привлекателен, удачлив и, судя по всему, богат до отвращения, да еще временно ее начальник, он все-таки не Господь Бог, и она не собирается испытывать перед ним трепета и благоговения. И Хэлен произнесла медленно и отчетливо, словно обращаясь к слабоумному:

— Ваша невеста. Будущая жена. Стефани Райт, помните?

— Откуда такие сведения? — голос его прозвучал спокойно, морщины на лбу исчезли, черты лица полностью разгладились.