– В смысле? – не понял Кириллов.

– Это сборная солянка. Ведущий – хороший пилот, видно, как он маневрирует, а вот ведомые – желторотые птенцы. Или из училища, или с другой части. Постоянно теряют ведущего, нет опыта совместного полета.

– Действительно, один ведомый отлетел в сторону, – раздался за спиной голос майора.

– «Мессеры» со стороны солнца на них заходят… – сказал я, указав в нужную сторону. Все смотрели на наши истребители и как-то прозевали немцев.

– Их всего двое, ну сейчас наши им покажут, – радостно воскликнул Иванов, хлопнув себя по ноге от переизбытка чувств.

Поглядев на него как на несмышленое дитя, я стал монотонно перечислять, что сейчас произойдет. Каждое движение наших и немцев было передо мной как открытая книга:

– Судя по тому, как действуют немцы, слетанность пары у них на очень высоком уровне. Такое постигается месяцами усиленных тренировок…

– Да ладно! Сейчас наши их… – перебил меня рябой боец, глядя на небо блестевшими от предвкушения глазами.

– У наших шансов нет! – коротко проинформировал я их. – Сейчас немцы атакуют сверху и собьют ведущий бомбовоз… Ну вот, он падает… Вот сейчас они атакуют «ишачки». СБ от них никуда не денутся, а вот избавляться от помех они станут сразу. Судя по тому, как они атакуют, немцы уже поняли уровень подготовки и собьют самого слабого – это левый ведомый… Падает. Вот они уходят в пике и вверх. Сейчас наберут высоту и снова атакуют, уже сверху.

– Слушай, да замолчи ты!!! И так двух наших сбили! – не выдержал сержант Иванов. Майор Тонин молчал, но бросил на меня какой-то странный взгляд.

– Сейчас собьют второго ведомого и займутся ведущим, но и он долго не продержится. Потом они погонятся за остальными бомберами, – тихо сказал я.

Бросив на меня быстрый взгляд, майор стал смотреть в небо. Я тоже смотрел. Меня интересовало, как действовали немцы в боевой ситуации: все-таки одно дело – смотреть на это в старинных кинохрониках и читать мемуары и совсем другое – смотреть живьем.

Бойцы стонали и шевелили руками, как будто это они там, в кабине последнего истребителя, дерутся с немцами, но бой не продолжался долго. Как я и говорил, сбив «ишачок» ведущего, «гансы» немедленно бросились за бомбовозами, оставив летчика опускаться на парашюте немного в стороне от нас. Пока мы смотрели на довольно далеко начавшийся бой, он как-то быстро стал вестись над головой, так что, покинув кабину истребителя, летчик опускался фактически на нас.

– Быстро! Разведка – за ним! – скомандовал Тонин, очнувшись после завораживающего зрелища неравного боя.

Как только пяток бойцов во главе с Ивановым исчезли в направлении, куда относило ветром летчика, Тонин повернулся ко мне и сказал:

– Папа показал? Научил летать? Хрена!!! А ну давай говори, откуда такие подробности знаешь, как действуют немцы! – жестко приказал майор.

Бойцы, в основном летчики Тонина, сгрудились вокруг, вопросительно глядя на меня.

– Да что тут такого? – пожал я плечами. – У нас на аэродроме была четверка «мессеров». Немцы подарили Союзу. Правда, модификации «Е», но все равно. Дали на два месяца для изучения и составления учебного боя между немецкими и нашими истребителями.

– Что ты этим хочешь сказать? – спросил у меня майор.

– В дивизию поступила новая техника, вот ее и решили испытать в учебном бою с «мессершмиттами». Так что этих боев я насмотрелся по самое не хочу, там реально искали слабые и сильные стороны немцев. Правда, модификация «Е» сейчас у немцев практически отсутствует, они на другую перешли, но все равно действия те же.

– Ясно. Действительно, такое может быть, – после некоторых размышлений согласился майор.

– У нас на аэродроме еще «хейнкели» были и «юнкерсы», – слегка хвастливо приврал я, надо же держать марку.

– Ну, это понятно, для чего – дивизия же истребительная. Но все равно не помню я полковника Суворова, – сказал Тонин.

– Фамилия моего отца не Суворов, – ответил я лениво.

– Так, подожди-ка, но ты же сам говорил что… Хотя… Действительно не говорил, – вспомнив, признал майор. – Тогда кто у тебя отец?

– Полковник, – чуть улыбнувшись, ответил я. Отвечать не хотелось категорически.

– Я помню, что полковник. Фамилия какая?

– Не, не скажу. Он и так наверняка всех на уши поднял, так что не хочу, чтобы меня в летную школу отправили, попаду в какой-нибудь полк и пристроюсь там. Покажу себя.

– А Суворов?

– Девичья фамилия бабушки.

На дальнейшие вопросы я стал отвечать односложно, и после некоторых попыток разговорить меня, даже рявкнув в приказном порядке, ничего он не добился – и так хватит ему информации для размышления.

Еще через полчаса, когда мы отдыхали, прибежали разведчики-спасатели, таща на прицепе летчика.

– Немцы! Цепью идут. Лес прочесывают, – запаленно дыша, доложил Иванов.

– Немедленно уходим, – крикнул майор и обратился к летчику, который никак не мог отдышаться:

– Сто шестнадцатый ИАП?

– Да… товарищ… майор, – в три приема выдохнул лейтенант.

– Понятно. Это вы неподалеку от нас стояли. Я хорошо знаю вашего командира, майора Пугачева.

– Я помню вас, товарищ майор, вы неделю назад к нам на У-2 прилетали.

– Вот и хорошо, что помнишь. Давай в конец строя. Всем внимание! Собираем все силы, и бегом, бегом бежим на восток. Вперед! – скомандовал Тонин и возглавил нас, пустив вперед сперва разведку.

– Привет, я Сева Суворов, – поздоровался я с лейтехой.

– Лейтенант Курмышев, – слегка холодно представился он. Видимо, никак не мог понять, почему я не представляюсь как положено.

Остальные летчики быстро просветили его насчет меня, не забыв упомянуть мои едкие комментарии в его адрес в воздушном бою.

С лейтенантом мы быстро нашли общий язык, и дальнейший наш бег шел под жаркие споры, как надо и как не надо было действовать. Немного позже я рассказал ему, что стало со старшим лейтенантом Соломиным из его полка. Это вызвало у него натуральный шок.

– Я ведь тоже в том бою был, мы тогда семерых потерли. Эдик, он вторым звеном командовал, в третьей эскадрилье, – со вздохом сказал лейтенант…

Через три часа, под самый вечер мы вышли к небольшому польскому хутору, стоящему в глубине белорусского леса. Поселения нам встречались довольно часто, но мы обходили их, а вот одиночный хуторок заинтересовал майора, и он выслал разведку. Наши животы уже пели голодные рулады, так что мы встретили этот приказ с полным одобрением.

– И все-таки, почему ты думаешь, что я смог бы сбить хотя бы один из «мессершмиттов», если бы вел бой на горизонталях? – опять запел привычную песню Курмышев…

– Все чисто, товарищ майор. Немцев нет, – отрапортовал боец.

Тонин в очередной раз осмотрел в бинокль хутор и спросил:

– А хозяева?

– Семеро их там. Старик с женой, трое сыновей, молодка и пасынок.

– Поляки? – влез в разговор я.

– Вроде да. Я точно не слышал, но вреде по-польски говорили, – кивнул мне парень.

– Поляки! – сказал я таким тоном, как будто это грязное ругательство.

Мои рассказы слышали все, так что некоторые нахмурились. Однако Тонин, посмотрев на людей, все равно приказал:

– Идем на хутор, может, припасами разживемся. Иванов, возьми несколько бойцов, осмотри, что творится с той стороны хутора. Остальные – за мной!

Благодаря тому, что майор заранее отправил на хутор пару бойцов, которые успели познакомиться с хозяевами, нас встречали с «хлебом и солью». Вернее, без, но все равно с приятными улыбками и радостными глазами. Мне показалось все это каким-то фальшивым, нарочитым, но я ничего не сказал. Да и что говорить, глядя, как хозяева уже расставляют столы в великолепном яблоневом саду, где вечерний воздух просто создавал мирок покоя и уюта? Посматривая, как дородная хозяйка с приятной улыбкой расстилает скатерти, а девушка уже носит яства в глиняных блюдах, я только морщился. Не нравилось мне тут. Заметив мою мину, майор молча показал кулак, выражая свое отношение к моему поведению. В отличие от остальных, которые уже стали садиться за столы, куда хозяин водрузил большую бутыль самогона с плававшим внутри стручком перца, я, положив у одной из яблонь, где устроили старшину Середу, свой вещмешок, поправил кобуру и спросил у хозяев: