Когда король торжественно поклялся в этом перед членами палаты лордов, а также лордом-мэром Лондона и членами муниципалитета, Елизавета Вудвилл могла не сомневаться в твердости его слов.

С точки зрения Ричарда, это был разумный ход. Елизавета Вудвилл не питала преданности ни к кому, кроме своих родственников, и ради них сражалась бы изо всех сил. Должно быть, она задавалась вопросом, долго ли ее дочерям находиться в убежище; их было необходимо хорошо выдать замуж, пока они в юном возрасте; а если она могла получить расположение правящего короля, то зачем пытаться заменить его другим?

Со времени смерти нашего сына я не видела Ричарда таким веселым. И понимала причину его хорошего настроения.

— Шпики доносят, что Елизавета Вудвилл рвет связи с Тюдором и побуждает Дорсета вернуться, искать покровительства здесь. Видишь, как удачно я поступил, выманив их из убежища?

Внимание всех было сосредоточено на Елизавете Йоркской, что вполне естественно, так как главная роль принадлежала ей.

Ее пригласили ко двору — это предложение она приняла с готовностью.

Ричард сказал, что это блестящий ход. Я не была в этом уверена, так как едва увидела ее, мои дурные предчувствия усилились.

Она была высокой, у нее были длинные белокурые волосы, голубые глаза и ослепительно белая кожа; была очень красивой, чего следовало ожидать при таких отце и матери. Была подлинной дочерью Эдуарда. Обладала не только красотой, но и обаянием. Двигалась грациозно, лучилась здоровьем и живостью. Определенно должна была стать заметной фигурой при дворе.

Ко мне Елизавета Йоркская отнеслась очень внимательно, почтительно. Я догадалась, что мать велела ей быть любезной с королем, очаровать его, а она явно знала, как это делается.

Положение изменилось. Вудвиллы вернулись, теперь уже как наши друзья.

Едва Елизавета появилась при дворе, я почувствовала себя более усталой, более слабой. Острее стала ощущать свои немощи, кашель донимал меня в неподходящие минуты. Возможно, из-за сравнения себя с Елизаветой.

Я поймала себя на том, что думаю о ней постоянно. С верховых прогулок она возвращалась красиво раскрасневшейся, в окружении поклонников. Танцуя, привлекала всеобщее внимание; одевалась блестяще и со вкусом. Явно радовалась выходу из скучного затворничества и была полна решимости наслаждаться новым окружением.

На улицах люди ее шумно приветствовали. Она напоминала им о своем великолепном отце. Говорили, что дни его правления были веселыми. Никто не боялся войны, не боялся вторжений, когда на троне сидел добрый, улыбчивый, имеющий наследника король.

Вскоре поползли слухи. Не задумал ли король жениться на Елизавете Йоркской? Королеве, судя по ее виду, недолго осталось жить. И разве можно ждать от нее наследника? Но Елизавета его племянница. Допустим ли подобный брак? Даже если папа даст разрешение. Племянница! Папы при умелом подходе становятся очень послушными. Имейте это в виду. Наследник — вот что необходимо! Король, идущий на смену правящему. Ричард еще молод. Он проживет много лет. Но ему нужен наследник.

У Елизаветы родились бы прекрасные, здоровые дети. Вспомните, кто ее родители.

Не выдумывала ли я эти слухи? Может, несколько преувеличивала, но они существовали.

Чувства мои обострились. Мне казалось, я слышу обрывки сплетен. Ловлю пристальные взгляды. Я видела, как Елизавета улыбалась Ричарду, и знала, что он находит ее очаровательной. Что тут можно было поделать? «Возможно, она напоминает ему Эдуарда, которого он любил очень сильно — больше всех на свете, — думала я. — Притом Елизавета расточает на него все свое обаяние. Он ведь король. И так наверняка велела ей мать».

Но захочет ли Елизавета Вудвилл выдать дочь за ее дядю? Я считала, что ради короны она пойдет на все.

Странно, как коварный шепоток, торопливый взгляд, даже случайный жест могут зародить в душе сомнение.

За Ричардом наблюдали. За Елизаветой наблюдали. За мной тоже. Мы стали главными персонажами разворачивающейся драмы. Я была женой, превратившейся в обузу, — женой, которая должна умереть до наступления счастливой развязки.

Близилось Рождество. С того дня, как я узнала о смерти сына, прошло восемь месяцев, но горе мое ничуть не ослабло. Ричард пытался утешать меня, но я внутренне отдалялась от него. Он не мог скрыть своей жуткой озабоченности вопросом престолонаследия. Думаю, эта проблема беспокоила его не меньше, чем исходящая от Тюдора угроза.

Лондон веселился. Лавки сверкали товарами, люди толпились на улицах. То было время всеобщей доброжелательности.

Ричарду пришлось скрывать свое беспокойство, чтобы не портить праздничного веселья. Думаю, он хотел устроить все так, как бывало при его брате. Несмотря на все великолепие, это было невозможно, я знала, что люди станут только делать вид, будто веселятся.

В рождественский день я надела приготовленное великолепное платье из камчатной ткани и золотой парчи, усеянное жемчужинами. И твердила себе, что дурные предчувствия надо отогнать. Ричард очень нежен со мной, очень заботлив. Надо отбросить свои ужасные подозрения. Они вызваны сплетнями злобных людей и не имеют под собой почвы в действительности.

Мне казалось, я выгляжу немного лучше. На моих щеках появился легкий румянец. И я сказала себе, что вечером буду веселиться, постараюсь поверить, что способна поправиться и родить красавца-мальчика.

В довольно хорошем настроении я стала спускаться к холлу, где меня поджидал Ричард. Мне показалось, он доволен улучшением моей внешности.

Он сказал:

— Анна, ты выглядеть немного получше.

Я улыбнулась, он тоже улыбнулся мне, и мы вместе вошли в холл.

Последовала обычная церемония приветствия короля и королевы. Ричард взял меня за руку и повел к столу на возвышении.

И тут я увидела ее. Поразилась, а затем ощутила глубокое негодование. Платье Елизаветы Йоркской представляло собой точную копию моего.

Мы поглядели друг на друга. Она казалась такой же удивленной, недоумевающей, как и я.

Я сказала:

— Вы надели мое платье, а я ваше.

— Ваше Величество... не знаю, как это случилось. Представления не имею. Можно сказать, что вам оно очень идет?

— Вам тоже, миледи Елизавета, — ответила я. И отошла. В том состоянии духа ко мне вновь

вернулись демоны и принялись меня мучить.

Это сделано умышленно. Кто-то постарался. Очень жестокая шутка. Намекающая, что королев две. Та, что должна уйти, и та, что займет ее место. Потом я спросила у Ричарда:

— Обратил ты внимание на платье Елизаветы? Он недоуменно посмотрел на меня.

— Нет, а что?

— Оно было точно таким же, как мое. Ричард, кажется, не придал этому большое

значения. Но откуда я могла знать, что у него в уме?

После Рождества здоровье мое ухудшилось еще больше. Зиму я пережила тяжело. Мой кашель не унимался. Ричард обнаруживал признаки раздраженности.

Все шло неладно. Существовала постоянная угроза вторжения. Люди с тоской вспоминали Эдуарда. Ходили злобные сплетни. Кто-то приколотил на стену собора Святого Павла бумагу с надписью:

Крыса, Кот и Ловелл наш, собака, Правят Англией под властью хряка.

Это был намек на Рэтклиффа, Кэтсби[2] и Френсиса Ловелла — Ловеллом часто называют собак; эти люди являются ближайшими советниками Ричарда. Под хряком, разумеется, имелся в виду сам Ричард, поскольку на гербе его изображен вепрь.

То было не просто насмешливое двустишие; то было выражение нарастающего людского недовольства и неприязни.

Вскоре его стали распевать на улицах. Я больше, чем когда-либо, тосковала по прежним временам в Миддлхеме. С тех пор, как Ричард надел корону, мы почти не знали радости. Как я жалела, что епископ Батский и Уэльский сделал свое разоблачение! Как жалела, что королем не является Эдуард Пятый!

По всему побережью постоянно наблюдали, не покажутся ли корабли, потому что вторжение теперь казалось неизбежным. Находящийся на континенте Генрих Тюдор готовился отнять у Ричарда то, что не принесло ему и крупицы счастья.