— Милорд Бэкингем,— сказал он,— вы покинете двор. И вы не появитесь здесь впредь до моего разрешения.

Бэкингем поклонился.

— Можете идти,— продолжал король.— Мне больше нечего вам сказать. Должен рекомендовать вам уехать в течение часа, ибо если я узнаю, что вы задержались дольше, я, может быть, не буду таким снисходительным.

Бэкингем удалился, а король заметался из стороны в сторону, как лев в клетке.

Он вызвал к себе одного из пажей и сказал:

— Пошлите за леди Фицуолтер. Мне нужно непременно поговорить с ней.

Паж помчался выполнять его приказ и вскоре вернулся с Элизабет Фицуолтер.

Она выглядела обеспокоенной, с удовольствием заметил Генрих. Чопорная женщина, подумал он, в ней совсем нет чувственности ее сестры. Ее появление напомнило ему об Анне, и он опять пришел в ярость, понимая, что потерял.

— Леди Фицуолтер,— сказал он,— вы, я полагаю, одна из фрейлин королевы.

Она была в замешательстве. Ведь он же знал ее. Он так часто видел ее в обществе королевы.

— Я сказал, что вы одна из фрейлин Ее Величества? Это была ошибка, леди Фицуолтер. Мне следовало сказать, вы были.

— Ваше Величество, какой проступок?..

— Мы не обсуждаем, почему мы удаляем от нас тех, кто вызвал наше недовольство, леди Фицуолтер. Мы просто их удаляем.

— Ваше Величество, я умоляю вас...

— Вы теряете попусту время. Вы просите напрасно. Возвращайтесь в свои апартаменты и поторопитесь покинуть двор. Мы желаем, чтобы вы уехали в течение часа.

Испуганная леди Фицуолтер присела в реверансе и удалилась.

Несколько минут Генрих не сводил глаз с двери. Он думал о чувственной Анне и внезапно понял, что ему крайне необходима перемена, новая женщина, совершенно непохожая на его жену.

Затем вновь стал расхаживать взад и вперед... лев, не уверенный в своей силе, но знающий о своей клетке. Прутья клетки прочные, но сила его растет. Он знал — в один прекрасный день он вырвется из клетки. И тогда ничто и никто в мире не сможет его сдержать.

Элизабет Фицуолтер бесцеремонно зашла в покои, где сидела за шитьем королева и Мария де Салинас.

Катарина с удивлением посмотрела на свою фрейлину, но при виде ее искаженного лица быстро встала и подошла к ней.

— Что вас так обеспокоило? — спросила она.

— Ваше Величество, меня удаляют от двора.

— Вас удаляют! Но это невозможно. Никто кроме меня не имеет на это власти. Почему...— Катарина замолчала, и лицо ее исказилось от ужаса. Конечно, был еще один, кто имел такую власть.

Элизабет встретила взгляд Катарины и та прочла в ее глазах правду.

— Но почему? — потребовала королева.— На каких основаниях? Почему королю нужно вас удалять?

— Мне трудно вам сказать, Ваше Величество. Я должна покинуть дворец немедленно. Мне было приказано собраться и удалиться в течение часа. Прошу разрешить мне пойти собираться.

— Но ведь король наверно объяснил вам причину. А ваш брат?

— Он уже уехал, Ваше Величество, и моя сестра тоже.

— Значит, король недоволен всей вашей семьей. Я пойду и повидаюсь с ним. Спрошу, что это значит. Он ничего от меня не скроет.

Мария де Салинас, искренне любившая королеву бескорыстной любовью, положила руку на локоть королевы.

— Да, Мария?

Та беспомощно поглядела на Элизабет, как бы прося у той разрешения говорить.

— Что такое? — спросила Катарина. — Если есть что-то, о чем я должна знать, ваш долг сказать мне об этом.

Обе женщины молчали, как будто каждая ожидала, что заговорит другая.

— Я пойду к королю,— сказала Катарина.— Я спрошу его, что это значит, потому что вижу, вы обе что-то знаете, о чем, как вы думаете, мне не следует говорить.

— Я должна сообщить Ее Величеству. Думаю, она должна знать.

Катарина прервала ее строгим тоном:

— Ну же, Мария, довольно. Скажи мне сейчас же.

— Муж и брат графини Хантингдон увезли ее из дворца, потому что они... они опасаются дружбы короля.

Катарина побледнела. Ныне она была почти уверена, что беременна, и раздумывала над тем, нужно ли сказать королю. Она предвкушала, как он обрадуется, и повторяла себе, как она должна ему быть благодарна за его супружескую верность.

Она перевела свой взгляд с Марии на Элизабет в полном замешательстве. Дружба короля с женщиной несомненно могла означать только одно.

Но, должно быть, они ошибаются. Они наслушались сплетен. Это неправда. Он всегда оставался ей верным. Он верит в святость брака и сам часто говорил ей об этом.

Катарина тихо произнесла:

— Пожалуйста, продолжайте.

— Сэр Уильям Комптон выступал в качестве эмиссара Его Величества в том деле,— сказала Элизабет.— Франческа Карсерес обнаружила, что происходит, и предупредила меня. Я сказала брату, и в результате мою сестру отослали в монастырь. Но король недоволен братом и мной.

— Не могу поверить, что это правда.

— Ваше Величество, молю вас, сядьте,— прошептала Мария.— Это потрясло вас.

— Да,— сказала королева,— меня потрясло, что могут существовать такие слухи. Я верю, все это ложь... ложь...

У Марии был испуганный вид. Элизабет прошептала:

— Ваше Величество, разрешите мне удалиться. Я должна собраться, чтобы как можно скорее покинуть двор.

— Вы не уедете, Элизабет,— сказала Катарина.— Я сама поговорю с королем. Это какая-то ужасная ошибка. То, что, как вы считаете, случилось... просто невозможно. Я пойду к нему сейчас. Увидите, он даст мне объяснение. Я скажу ему, чтобы вы остались. Этого будет достаточно.

Катарина вышла из покоев, а Мария печально смотрела ей вслед. Вздохнув, Элизабет отправилась готовиться к отъезду.

Генриху показалось, что он впервые ясно разглядел свою жену.

Какая желтая у нее кожа! — подумал он, сравнивая ее с Анной Стэффорд. Как она серьезна! И она выглядела старой. Конечно, в сравнении с ним, она была старой, ведь пять лет много значат.

В этот момент она показалась ему неприятной, потому что он чувствовал себя виноватым, а он ненавидел это чувство.

— Генрих,— сказала она,— я услышала неприятные новости. Ко мне приходит расстроенная Элизабет Фицуолтер и говорит, что ты приказал ей покинуть двор.

— Это правда,— сказал он.— Она должна удалиться в течение часа после моего приказа.

— Но она одна из моих фрейлин, и я не хочу, чтобы она уезжала. Она хорошая женщина и ничем передо мной не провинилась.

Его лицо вспыхнуло огнем.

— Мы не желаем ее при дворе,— закричал он.— Может, вы не заметили, но наши желания здесь кое-что значат.

Катарина испугалась, однако же вспомнила, что она дочь Изабеллы Кастильской, и что не подобает кому-либо — даже королю Англии — говорить с ней таким тоном.

— Мне кажется, со мной можно было бы посоветоваться по этому вопросу.

— Нет, мадам,— возразил Генрих.— Мы не видели причин советоваться с вами.

Катарина порывисто произнесла:

— Значит, ты был так любезен, что попытался скрыть это от меня.

— Мы не понимаем вас.

Тогда только она обратила внимание, что он использует официальное «мы», и догадалась, что он пытается напомнить ей, что он король и властелин всех своих владений, и королевы тоже. Она увидела в его глазах опасные огоньки, потому что его лицо всегда выдавало его чувства, но была так задета, так расстроена, что не стала обращать на это внимание.

— Так значит это правда,— выпалила она,— что эта женщина — твоя любовница?

— Неправда.

— Не стала ею, потому что во время вмешался Бэкингем.

— Мадам, если королю желательно расширить круг своих друзей, это никого не касается кроме него самого.

— Если он поклялся любить и лелеять жену, разве ее не касается, если у него появляется любовница?

— Если она мудра и супруг ее — король, то она должна быть благодарна, что он готов подарить ей детей... если она сможет родить их!