Он опять сел.
— Да. Думаю, мне удастся это к сентябрю. Пожалуй, лучше хоть на таких условиях жить в Блэк-Бэнксе, чем владеть любым другим имением.
— Мне хотелось бы, чтобы наш третий ребенок родился в Блэк-Бэнксе, — сказала Дебора. У него был такой удивленный вид, что она рассмеялась. — А ты что же, думал, что я просто растолстела, мистер Гульд, дорогой?
Лиззи не стала ждать переезда в Блэк-Бэнкс. Их третий ребенок родился в августе, за месяц до отъезда из Поселка, и когда Хорейс подъехал в коляске к Орендж-Гроув, чтобы привезти тетю Эббот, она лежала во дворе около куста камелии. Она была мертва.
Дебора не пыталась скрыть свое горе. Но вместе с тем она была против изменения их планов из-за этого. Мэри Эббот хорошо воспитала ее. Ее тетя часто говорила: «Когда приходит горе, человеку свойственно плакать», и приступы рыданий Деборы были похожи на летние ливни — они наступали внезапно и часто, и были короткими. Высморкавшись и осушив глаза, она улыбалась, и жизнь продолжалась в бодром настрое. Они собирались переехать в Блэк-Бэнкс, и она знала, что тетя Эббот ни в коем случае не хотела бы помешать этому счастливому событию. Иногда она плакала, купая детей, но это не отвлекало ее, она была всегда внимательна, и девочек не пугали ее слезы. «Они тоже когда-нибудь испытают горе, — сказала она Хорейсу, — дети должны знать, что в жизни бывает печаль.
Возвращение Деборы вернуло радость в Блэк-Бэнкс, и Адам и Ка пели за работой. В негритянском квартале обсуждали возможность теперь, когда масса Хорейс вернулся, попросить устроить в конце работ по хлопку угощение из поджаренной на воздухе туши и празднество.
— Мы вроде воскресли из мертвых, мисс Дебора, — заявила Ка. — Этот масса Джим — не любит пения, не любит смеха, и шуток, — он не любит жизни. Хоть бы вы и масса Хорейс велели мне сделать что-то очень трудное, потому что только так можно сказать «спасибо» за то, что вы вернулись.
— Неправильно это, масса Хорейс, — сказал однажды Адам, когда они седлали Мейджора для поездки в поля Вилли, — неправильно это, сэр, что вы едете на эту другую землю. Так же, как неправильно, что вы больше не ездите на старой Долли. М-масса Джим неправильно управляет нашей землей.
— Это не мое дело, Адам. Мисс Дебора и дети, и я — мы только живем в Блэк-Бэнкс. — Я что-то заметил, Адам, — сказал Хорейс. — Посмотри-ка на меня. Ты стал заикаться. Когда это началось?
Адам смущенно усмехнулся.
— Я-я-я не знаю, масса Хорейс.
— Ты не заикался перед моим отъездом. Ты уверен, что не знаешь, почему ты теперь заикаешься?
— Да, сэр.
— Ничего не случилось, о чем бы ты хотел мне сказать?
На лбу Адама появилась глубокая морщина; он взглянул на Хорейса и быстро отвел глаза.
— Н-ну, немножко, масса Хорейс.
— Что-то немножко случилось? Достаточно, чтобы вызвать у тебя нервное заикание?
Адам сорвал лист магнолии и начал свертывать его.
— Адам! Ты всегда был легко возбудим, ты никогда не мог долго спокойно стоять, но теперь это резко усилилось. В чем дело?
Адам разрывал лист на неправильные куски.
— Посмотри на меня, Адам. Ты собираешься жениться?
Стройный негр шагнул к Хорейсу.
— О, масса Хорейс, вы хороший человек, — хороший человек.
— Кто это, Адам? Кто женщина, на которой ты хочешь жениться? Она, что ли, не хочет идти за тебя?
— О, сэр, да, сэр, он-на х-хочет в-выйти за м-меня, н-н-но...
— Но что?
— М-масса Джим, — он опустил голову.
— Совсем ничего не понимаю. Джим был бы доволен, если бы ты женился, у тебя были бы дети. Это прибавило бы тебе ценности для него. Почему ты говоришь, что мой брат не согласен?
— Это — это М-Мина, масса Хорейс. Она у К-Кингов.
Это меняло дело. Адам был наиболее надежным из работников в Блэк-Бэнксе и, конечно, его часто посылали с поручениями в Убежище Кингов. Ему удалось каким-то образом познакомиться с Миной, одной из лучших служанок миссис Кинг.
— Мы с ней гуляли четыре раза, масса Хорейс, — четыре раза. — У Адама лицо просветлело от воспоминаний. — Я спрашиваю ее, ей н-нравится г-говорить со мной, и она говорит, очень нравится. — Его лицо потемнело и он сжал руки. — М-масса Джим, он говорит, забыть М-мину и жениться на женщине Гульдов. — Его глаза наполнились слезами. — М-мне только Мину нужно, масса Хорейс.
Бывало, что негры с разных плантаций женились, но это было неудобно, а некоторые плантаторы считали, что это рискованно. Джим должен был думать именно так. Он не хотел бы, чтобы Адам отпрашивался для отлучек в Убежище. Это было все, что Хорейс мог сказать Адаму; он подавил свое негодование против брата и всех рабовладельцев вроде него. Согласно их собственным нормам, их чувству превосходства над черными, они хорошо обращались с рабами. Они их хорошо кормили, помещали их в жилища, достаточно пригодные для проживания, одевали их тепло, чтобы они были сильны и здоровы. Время от времени могли подарить в награду кусок яркой ленты для женщин или табак для мужчин. Но если негр влюбился, — это было забавно, это могло быть поводом для шуток, — но к этому нельзя было относиться серьезно.
— Хотел бы я принадлежать вам, масса Хорейс, — прошептал Адам грустно. — Оч-чень хотел бы п-принадлежать вам.
— Ну, а я не хочу, — огрызнулся Хорейс. — Не хочу никем владеть.
Чтобы не сказать чего-нибудь лишнего, он быстро вскочил на лошадь и ускакал к Поселку, на работу в полях миссис Вилли.
В жаркие, напряженные рабочие месяцы тысяча восемьсот пятьдесят первого года Хорейс все больше беспокоился об Адаме, волновался из-за своей не вполне устроенной жизни и тревожился из-за ухудшающегося характера Джима. Палящая жара, давившая их всех, начала уменьшаться с наступлением ноября, но его внутренняя тревога усилилась. Джим начал пить — не слишком много, но достаточно, чтобы он стал еще более безразличен, еще менее заинтересован в урожаях в Блэк-Бэнксе. Хорейс понимал, что для того, чтобы получить хороший урожай в будущем году, ему придется сеять и в Блэк-Бэнксе, и на полях Вилли.
Прохладным днем в конце февраля он увидел капитана Чарльза Стивенса, скакавшего по дороге к Блэк-Бэнксу, и радостно выбежал навстречу другу.
— Привет, редкий гость, — крикнул он, когда капитан сошел с лошади и подошел к нему; широкая нижняя часть лица капитана была окаймлена бородкой. Он протянул Хорейсу свою большую руку.
— Ты выглядишь весьма величественно и впечатляюще, капитан, в этих новых бакенбардах на подбородке.
— Ну, Гульд, я так считаю, — когда человек собирается добавить еще одно судно к своему флоту, надо иметь соответствующий вид. Мисс Сара терпеть не может эту бороду. Уверяет, что она щекочет. Но видишь — никакого признака усов, — только маленькое украшение на моем упрямом подбородке.