— Я не знаю, Мэри. Я отсутствовал одиннадцать лет, если не считать этих нескольких дней после Йеля, — откуда мне знать, что происходит здесь? А ты не знаешь?

— Папа говорит, что на Сент-Саймонсе никто не обращается с рабами плохо. Очень редко продают раба, разве только с одной из здешних плантаций на другую. Я думаю, наши черные — ну, довольные. Мама Ларней тоже так думает. Она там мне сказала.

— Не знаю. — Он вздохнул и вытянул ноги к огню.

— Что ты имеешь в виду, что ты не знаешь?

— Ничего. Когда будут хоронить Среду?

— В следующую среду.

— Но это через неделю.

— Девочка родилась в среду, и Мэтти хочет похоронить ее в среду. Что же мы можем сделать?

— Ничего, конечно. Вероятно, мама Ларней вымыла ее и приготовила.

— Да. Я помогла. Она выглядит очень красиво.

— Успокоилась.

— Хорейс, ты изменился? — тревожно спросила Мэри.

— Не знаю. Нет, знаю. Я не изменился. Думаю, что я понемногу начинаю понимать то, что все время сидело во мне.

— Ты обеспокоен денежным кризисом, в котором, как предполагают, мы находимся?

— Мы в кризисе, сестра, это точно. И я более обеспокоен, чем думал вначале. Через шесть месяцев Томас Батлер Кинг и другие устраивают еще одно коммерческое совещание, и от него будет не больше результатов, чем от первого. Надо что-то делать. Плантаторы-хлопководы гораздо в большей степени находятся во власти нью-йоркских судовладельцев, чем во власти Федерального правительства. Эти плантаторы — люди несомненно искренние, прекрасно информированные (я никогда не смогу достичь их уровня), но большинство из них, видимо, неспособно различать между своими реальными проблемами и политической сферой. А какой результат? Все больше разговоров и растущее озлобление. Ну, я ничем тут помочь не могу, — я не плантатор. Я просто заменяю Джима, пока он не вернется.

— А потом?

Он встал.

— Почем знать, что я буду делать?

— Но ведь ты не уедешь опять, не правда ли?

— Нет. Я осяду здесь прочно. И если мне предстоит быть только подручным, я, может быть, сумею быть полезен. — Он поцеловал ее в лоб. — Ты знаешь, что уже девять часов? Мне надо ехать в Блэк-Бэнкс.

— Тебе очень противно жить там одному?

— Противно? Мне только одно противно — признаться, что мне все больше нравится жить там. Мне, негодяю, очень хочется, чтобы братец подольше оставался на Севере. Пока кот разгуливает, эта маленькая мышка наслаждается жизнью в этом прекрасном доме, и очень счастлива. — Он заговорил серьезно. — Разве не догадывалась?

— Конечно, догадывалась. О, Хорейс, как это неудачно, что Блэк-Бенкс принадлежит Джиму и Алисе!

— Спокойной ночи, сестра. Все-таки, хотя бы «завтра и завтра, и завтра» он мой.

* * *

Первые посетители пришли навестить Хорейса, когда он прожил в Блэк-Бэнксе четыре месяца. Он был целый день в полях, верхом, и только успел привести себя в порядок к раннему обеду, как к парадному входу подкатила коляска. У него сердце упало, когда он увидел двух женщин и ребенка, которым изысканно вежливо помогал сойти Адам; ему было теперь семнадцать лет и он гордо называл себя «Дворецким в Блэк-Бэнкс». Определять ему обязанности оказалось ненужным. Казалось, он был так рад, что там будет жить Хорейс, что сам взял на себя чистку серебра, полировку зеркал, уход за лошадьми и уборку листьев; он подавал Хорейсу еду, а теперь, в белой куртке, принимал гостей. «Адам, видимо, доволен, что гости приехали, чего нельзя сказать обо мне», — подумал Хорейс, схватил свой пиджак и поспешил через гостиную.

Вдова Шедд и миссис Эббот с маленькой Деборой поднимались по широкой парадной лестнице, когда он их приветствовал, — как он надеялся, достаточно вежливо.

— Добрый день, мистер Гульд, — сказали они все одновременно, а Адам, стоя позади гостей, знаком приветствовал Хорейса, как будто он сам все это устроил.

— Мы надеемся, что не помешали вам, — распевала вдова Шедд. — Мы просто подумали, что пора вашим соседям нанести вам дружеский визит.

— Это очень любезно с вашей стороны.

— Мы подумали, что это удачный час для визита, — сказала Мэри Эббот с такой теплой улыбкой, что раздражение Хорейса несколько улеглось. — Мы подумали, что вы, вероятно, вернулись с полей и не слишком заняты, и можно трем вашим соседям навестить вас, ненадолго. Поздоровайся с мистером Гульдом, Дебора, дорогая.

Девочка присела, и Хорейс поклонился.

— Вы оказываете мне большую честь, мисс Дебора. Вы желаете пройти в дом, дамы, или вам нравится это мартовское солнце? Если хотите, можно посидеть на веранде.

Адам все задерживался около парадной лестницы, покачиваясь то на одной, то на другой ноге.

— Извините, масса Хорейс, хотите, чтобы обед подали на веранду?

— Обед! О, нет, нет, — воскликнула Мэри Эббот. — Мы пришли не на обед. Просто дружеский визит, к тому же короткий. На веранде будет отлично.

У Адама был очень разочарованный вид, когда Хорейс отослал его, и он пробормотал достаточно явственно, что постарается не дать обеду остыть. Хорейс решил преподать Адаму урок хороших манер в этот же вечер. Он подал стулья дамам и Деборе, которая благодарно улыбнулась ему очень ласковыми и необыкновенно живыми глазками.

— Можно подать чай? — спросил Хорейс.

— Нет, спасибо, мистер Гульд. — Мэри Эббот засмеялась. — Мы, правда, не собираемся долго сидеть и не хотим, чтобы ваш обед остыл.

Миссис Шедд была необыкновенно молчалива, просто потому, что была занята осмотром — внимательно рассмотрела подушки на стульях, украдкой провела пальцем по деревянным ручкам, проверяя, нет ли пыли, и оглядывалась, пытаясь разглядеть, что делается внутри дома.

— Это ваше первое посещение Блэк-Бэнкс, миссис Шедд? подчеркнуто спросил Хорейс.

— Что? О, нет, нет. Я посещала вашу невестку как можно чаще. Ей, видимо, были нужны друзья, бедняжке. Знаете ли, ее прелестные руки так дрожали, что я думала, она уронит чайник, разливая чай, — просто потому, что его принес черный.

— Я знаю, — сказал Хорейс.

— Она боялась черных? — спросила Дебора.

Хорейс улыбнулся.

— Да, боялась. Это странно, не правда ли, мисс Дебора?

— Конечно, странно. Я их не боюсь, они мне нравятся.

— Мне тоже. — Он все улыбался ей. — Вы подросли, клянусь, барышня, с тех пор, как мы с вами так бешено скакали два месяца тому назад.