— Звучит как гипсовая статуя святой.

— Совсем она не святая. Подожди, ты еще с ней познакомишься.

— Ладно, — он усмехнулся. — Не прокатиться ли нам верхом по лесу?

У конюшни, пока Джули седлал лошадь, Мэри стояла и смотрела, как Хорейс седлает Долли; она наслаждалась видом брата, гладившего и похлопывавшего свою любимую лошадь.

— О, Хорейс, я кажется к этому никогда не привыкну.

— К моему неуклюжему обращению с. седлом? Я этому выучусь опять. Она относится к этому терпеливо.

— Нет, дурачок, я не о седле, я о тебе. — Она порывисто обняла брата за плечи, когда он нагнулся, проверяя ремни подпруги. — Хорейс, Хорейс, ты вернулся и останешься дома.

Он выпрямился:

— Да, сестра, что бы ни случилось, я вернулся домой.

— Готово, мисс Мэри, — весело сказал Джули, выводя Питера из конюшни. — Приятно видеть, вы вдвоем опять верхом.

— О, Джули, это так хорошо, правда? Это самое лучшее, что может быть. — Мэри подняла руки над головой и завертелась так быстро, что ее юбка для верховой езды закрутилась широкими волнами.

— Слушаю вас обоих и чувствую себя вернувшимся героем, а не блудным сыном. Вы это лучше прекратите, а то я так распущусь, что из меня получится то самое, на что все рассчитывают.

Мэри топнула ногой.

— Хорейс Банч Гульд, чтобы я больше таких речей не слышала, понял?

— Да, мэм. — Он засмеялся. — Как ты ее выносил все это время без меня, Джули?

— Она хорошая, масса Хорейс, — серьезно ответил Джули. — Мисс Мэри хорошая. Вы слушайте только нас. Мы знаем, что вам хорошо.

— Вот, — торжествовала Мэри. — Это решает вопрос?

Короткий испуганный крик со стороны дороги на Джорджию пронзил тишину сонного дня. Все трое посмотрели друг на друга, пораженные, утратившие дар речи. Еще крик, полный ужаса, и еще, и третий, — резкий, животный, и потом долгий, затихающий стон, покорный, наконец затих.

— Что это? — крикнула Мэри.

Хорейс молча вскочил на лошадь и поскакал к дороге. Джули быстро подставил сложенные руки, чтобы Мэри села на лошадь, она поехала за братом по дорожке, которая вела к Розовой Горке и на дорогу к Джорджии, где Хорейс остановил лошадь, чтобы ориентироваться.

— По этой дороге, — крикнула Мэри. — Это звучало около источника.

— Иди домой, сестра!

— Нет.

Питер взял с места галопом, Долли за ним; на расстоянии нескольких сот ярдов они разбрасывали из-под копыт ракушки и поднимали пыль, но у родника останавливать лошадей не было надобности: обе встали на дыбы, ржали и пятились при виде и запахе искалеченного маленького черного тела, раскинувшегося на дороге ничком. Руки были под телом, тонкая нога загнута вверх, и кровь обильно текла из пяти глубоких ножевых ран, обнаживших мышцы и позвоночник.

— Боже правый, это маленькая Среда! Хорейс, ее убили!

Он смотрел на искалеченное тельце, невольно удивляясь силе крика, исходившего от такой маленькой девочки.

— Кто это сделал, Мэри? Кто мог совершить такое? — Хорейс подбежал к краю густого леса. Несколько стеблей потемневшей осоки и немного саженцев эвкалиптов недавно были сломаны. — Тот, кто это сделал, убежал, видимо, в лес по направлению к Эбботам, — шепнул он, — у него вдруг пропало желание говорить громко.

Кто-то позвал Мэри по имени, и, повернувшись, они увидели, что к ним по дороге спешат миссис Эббот и маленькая Дебора. Они быстро подошли к своим соседкам, и Хорейс поддержал женщину, которая, казалось, вот-вот упадет в обморок. Мэри обняла Дебору и повернула ее спиной от кровавого зрелища.

— Он — он в нашем лесу, — шепнула Мэри. — Мы — слышали — крики. Посади ребенка на Долли с собой, брат, — сказала Мэри, — и отвези ее к нам. Я привезу миссис Эббот. Тебе надо взять ружье и несколько человек с собой.

Хорейс помог миссис Эббот сесть на лошадь с Мэри, поднял испуганную девочку на Долли, вскочил на нее сам, и, крепко держа Дебору одной рукой, поехал по возможности быстро к конюшне.

Менее, чем через час Хорейс, Джули и его отец, муж Ларней Джон развернулись по берегу ручья Денбар на земле Эбботов. Все были вооружены. У Хорейса был пистолет Джеймса Гульда, у Джули и Джона — кремневые ружья. Закон Джорджии запрещал неграм иметь огнестрельное оружие, но Джули и Джон были людьми надежными и хорошо знали и лес и болота, а это сейчас было необходимо.

Они решили начать свои поиски в высоких камышах вдоль соленого ручья, а также в сухом болоте, — человек мог вполне спрятаться там, лежа ничком. Первые несколько минут после того, как они разошлись, Хорейс слышал шаги Джули по сухому валежнику к югу от себя, и шаги Джона к северу. Потом они ушли далеко, и мысль, что он может встретиться с убийцей один на один, сильно поразила его. Сердце у него колотилось, когда он дошел до северного берега ручья Денбар и притаился в высокой траве, прислушиваясь. Он никогда раньше не замечал, сколько неожиданных звуков слышно в болоте. Все травы шелестели по разному, когда ветер, с наступлением прилива, дул и пробирался среди сухих, жестких стеблей. Внезапное кудахтанье болотной курочки вызвало дрожь во всем его теле. Откуда-то из болота, совсем недалеко от него поднялась стая дроздов-белобровиков и начала звенеть и свистеть на лету подобно сотням колокольчиков и дудок. Они улетели к югу и снова опустились в болото, и он почувствовал облегчение, ничего невозможно было расслышать из-за гама, поднятого дроздами. Небольшие крабы удирали из-под его сапог; он брел у края воды, внимательно следя за высокой травой на другом берегу узкого ручья. Этот человек мог подползти к нему сзади по сухому болоту, а он не мог следить в нескольких направлениях одновременно. Он был рад, что начинается прилив. Если этот негр спрятался в мокром болоте или близ него, прилив выгонит его. Хорейс ждал, взведя курок пистолета, и чувствуя, как у него пульсирует кровь в горле. Он ничего не увидел и решил осторожно пробраться вниз по берегу ручья, чтобы быть уверенным, что убийца не прячется в траве на противоположной стороне. Он мог потом вернуться и обыскать болото, находившееся позади него. Мысль, что этот человек может быть следит за ним сзади в этот самый момент, вызвала у него озноб. Но он заставил себя продолжать поиски.

Ему случалось видеть, как люди умирали в дуэлях, видеть самоубийц в Новом Орлеане, но здесь было совсем другое. Это должен был быть сумасшедший. То, что он совершил зверское убийство на Сент-Саймонсе, как-то усиливало страх Хорейса. Ужасно было испытывать такой страх дома, на острове, где все чувствовали себя в безопасности.

Он заметил какое-то движение в высокой траве справа от него; потом услышал шум камышей. Он стал дышать ртом, чтобы вдохнуть побольше кислорода. Трава в болоте медленно отклонялась то в одну, то в другую сторону. Это что-то меньше человека, сказал он себе, но не рискнул стрелять. Это двигалось слишком медленно, слишком ровно для дикого кабана; слишком большое для енота или опоссума. Это должно быть большая змея, решил он и осторожно ступил назад, пока не удостоверился, что прав. Это действительно было змеей, восьмифутовым водяным щитомордником, медленно ползшим к освещенному солнцем месту в иле. Хорейсу ничего не оставалось, как тихонько обойти щитомордника и надеяться, что он удовлетворится солнечной ванной в меркнущем свете близкого вечера. Хорейс вернулся на берег ручья примерно на пятьдесят футов дальше и увидел, что какое-то другое, более грузное существо ползет к нему через высокую траву. Не прочь от него, а именно к нему. Он знал, что аллигатор не двигался бы так неуклюже. Потом он увидел черную курчавую голову, рваную рубашку, худые темные руки. Это был негр, ползший на животе. Хорейс нацелил дрожащей рукой тяжелый пистолет и ждал, идя на риск, в расчете, что у негра не было оружия, кроме ножа. Его лицо было в холодном поту. Существо, ползшее к нему сквозь густую траву, не издавало ни звука. Хорейс шагнул к нему, и тогда послышался жалобный скулящий, всхлипывающий звук; негр поднял голову и Хорейс увидел его искаженное лицо. Он плакал.