— Безусловно, именно так, — сказала Мэри. — И я бы ничего не пожалела отдать, чтобы знать, о чем они разговаривают в коляске там, позади.
— Не разговаривают, мисс Мэри, — вмешался Адам. — Сидят и смотрят вперед. У Джо нечего будет рассказать маме Ларней, когда вернемся.
— Раз ты так много знаешь, Адам, ты не видел, попрощался ли господин Хорейс с мамой Ларней или нет? — спросила Мэри через плечо.
— Нет, мэм. Она ждала у двери в кухню, но он не пришел.
— Ну почему это Хорейсу хочется обижать бедную маму Ларней? — спросила Каролина.
— Он никого не хочет обижать, тетя Каролина. — Мэри раздраженно дернула вожжи, потом опомнилась и снова пустила лошадь медленнее. — Он так запутался, что старается вообще поменьше действовать. Все это слишком быстро произошло. Ему нужно было долго побыть дома, чтобы все как следует обдумать. Папа, возможно, всю жизнь будет раскаиваться.
— Ну, не думала я дожить до того, чтобы ты разошлась во мнениях с отцом. Но я уверена, что Джеймс считает, что он сделал доброе дело для Хорейса. Ведь мальчик не хочет продолжать учиться, а его надо чем-то занять. По-моему, самое неудачное было бы, если бы мальчик сидел и заново переживал все, что случилось. И знаешь, Мэри, я считаю, что твой отец — человек заботливый и что он все понимает и действует разумно.
Хорейс смотрел на тихий лес, пока старая коляска катилась по узкой, извилистой дороге. У него наступило полное безразличие, и было даже что-то вроде облегчения от того, что принято какое-то решение, — правильно оно или нет, неважно; он боялся момента прощания и тех двух часов, которые предстояло провести, дожидаясь парохода; его угнетало все, что накопилось и не было высказано между ним и отцом; он не мог понять, как было возможно, чтобы человек, сидевший рядом с ним, так сильно любил его и так мало понимал. Он будет работать на новом месте. Он не причинит отцу еще больше горя, но все время будет присматриваться. Саванна была очень большим городом. Там постоянно приезжали и уезжали сотни людей. Будут возможности другой работы. Потрепанная птичка-кардинал, с одним единственным пером, оставшимся в хвосте, прыгнула на расцветающий куст у дороги. Хорейс улыбнулся линяющей птичке.
— Ты тоже утратил радость жизни, не правда ли? Ты летаешь только, чтобы добыть себе необходимое, и теряешь перья, и не поешь больше. Но между нами большая разница — ты свободен, можешь лететь куда хочешь, как подсказывает инстинкт. А я в ловушке. Мне невыносима мысль о том, чтобы остаться, и я не хочу ехать туда, куда я еду.
Раздался звон колокола церкви в Джорджии.
— Приятно будет опять сидеть рядом с тобой на нашем месте в церкви, сын.
Хорейс почувствовал, как у него сжалось горло. Неужели отец думает, что он пойдет в церковь? Он предполагал, что они все попрощаются, и он сможет, сохраняя достоинство, уйти на пристань один. Неужели отец думает, что он будет вести вежливые, по-соседски дружелюбные разговоры с их знакомыми на острове?
— Прошлым месяцем мы привели в порядок полы в алтаре, — говорил его отец. — Снаружи побелили заново. Она очень красива теперь, под тенью этих огромных старых дубов.
Меньше чем через минуту они переедут деревянный мост у поворота дороги в Джорджию и окажутся в поле зрения маленькой белой церкви, построенной, когда Хорейсу исполнилось восемь лет. Мистер Бэрроу, пастор, будет стоять в своем облачении и приветствовать все восемь и девять семейств плантаторов; они будут разодеты по воскресному, их коляски и экипажи начищены до блеска, их дети основательно вымыты и радостно возбуждены, так как их только и одевали хорошо для поездки в церковь. Его отец совершенно не подумал о том, как унизительно будет для него, если придется разговаривать с этими людьми, знавшими его всю жизнь.
Уже показалось маленькое белое здание, отстоявшее от дороги на некотором расстоянии, казавшееся еще меньше из-за соседства больших дубов. Хорейсу надо было соображать быстро. Он увидел, что Мэри и Каролина остановили новый фаэтон по другую сторону дороги и все еще сидели в нем.
— Подъедем туда, к Мэри, папа, — беспокойно сказал он.
Тетя Каролина помахала им, но Мэри сидела прямо и неподвижно. Прихожане и мистер Бэрроу уже видели их и понемногу двигались в их сторону по длинной дорожке от церкви.
Джеймс Гульд направил коляску к противоположной стороне дороги и остановил рядом с фаэтоном. Хорейс спрыгнул на землю, помог отцу сойти, пожал его руку, на мгновение обнял его, поднял руку неловким прощальным жестом сестре и тете, прыгнул на сиденье кучера в старой коляске и, погоняя лошадь, как можно быстрее проехал мимо церкви, и исчез из виду, увозя и Джо, так и оставшегося на своем месте позади коляски.
* * *
Единственный пассажир в каюте «Магнолии», Хорейс сидел на деревянной скамье спиной к окну. Пароход был гружен мешками сырого хлопка, туго набитыми на плантациях, начиная от Сент-Мэри и до Сент-Саймонса. Теперь они входили в пролив Баттермильк к северу от острова. Хорейс отправил Джо назад с коляской; никто за ним сюда не последовал. Напряжение спало, он чувствовал облегчение, но не мог решиться смотреть, как остров проплывает мимо. Семья, вероятно, возвращается домой; он старался не думать о том, как отец едет один в коляске.
Наконец он посмотрел в окно. Остров исчез, «Магнолия» плыла по проливу, где только вода и болотистая низменность виднелись и впереди, и сзади.
Хорейс вытянул свои длинные ноги, как этого не позволяли светские приличия, и осмотрелся. Каюта была совершенно такая же, как на «Южной Каролине», но здесь было гораздо спокойнее, потому что не было того плантатора из Сент-Мэри, который без умолку говорил, начиная от Дериена, и до самого острова.
— Но, вероятно, мы везем сотни тысяч фунтов хлопка на рынок, — подумал он вслух, радуясь тому, что он здесь один. Дома он собирался поговорить с отцом о политике; ему хотелось выяснить настроение отца, что он сказал бы, когда узнал, что один из его соседей на Сент-Саймонсе издевается над идеей Союза. Хорейс улыбнулся. «Наверное, папа останется верен себе и не скажет ничего». Сегодня, в тихой каюте, освещенной солнцем, ему было стыдно, потому что этот невежественный плантатор как-то напомнил ему его товарища с Юга, возглавившего бунт. «Чепуха. Никаких оснований для сравнения. Ведь недопустимо предполагать, что необразованный, крикливый фанатик способен рассуждать так, как талантливый студент Йельского университета. Если, конечно, не предположить, что образование не так глубоко воздействует на человека, как обычно считают. Может быть, оно только создает внешний блеск». Эта мысль ему понравилась, она оправдывала его решимость не поступать больше ни в какой университет. Но все же он был согласен со своим товарищем, начавшим кампанию, он встал на его сторону против тирании преподавателей.
Хорейс вздохнул. Он додумает все это когда-нибудь в другой раз. Сейчас он все еще чувствует себя очень усталым и его тревожит мысль о том, что его ожидает в Саванне. Может быть, он как-нибудь вечером позовет Алекса Дрисдейла к себе в пансионат, и они поговорят о том, как в действительности образование воздействует на человека.