их произнесла:
- Данил, я люблю тебя…
Вероника почувствовала, как его тело напряглось, он, приподняв ее за плечи, шагнул из
ванны. Не понимая, что случилось, она, наскоро высушив тело и завернувшись в его
толстый махровый халат, кинулась вслед за ним. Он сидел на диване и выглядел
огорченным.
- Что случилось? Я всего лишь сказала, что люблю тебя, и это правда…
- В том то и дело, - необычно резко отрезал Данил. - Ну кто тебя просил это говорить, ведь
так все было хорошо! Сколько раз ты признавалась в любви другим? Ненавижу эти игры,
вечное «люблю» с вытекающими обстоятельствами, обязательствами, как будто на тебе
ставят клеймо! Я увидел в тебе что-то особенное, ты показалась мне не такой как все! И
вот опять все тот же сценарий... Обидно, что я ошибался в тебе.
Вероника мучительно старалась вспомнить, когда она последний раз говорила кому-
нибудь слова любви. Наверное, это было на дне рождения, она говорила их бабушке. До
этого она говорила их отцу, и он был единственным мужчиной, которого она любила до
Данила. Она молча глотала слезы, стараясь, чтобы не было заметно, как она расстроена. В
подобной ситуации она еще никогда не была... Оправдываться? Глупо и дешево. Да и кто
он такой, чтобы так с ней разговаривать! За что?!!
Ей вдруг резко захотелось закурить. Она вспомнила, что, кажется, Танюшка оставила на
кухне недокуренную пачку. Вытащив одну тонкую сигарету, она неумело ее прикурила и с
жадностью вдохнула сигаретный дым. Видимо, на пользу он не пошел, потому что она тут
же закашлялась, но упорно сделала вторую затяжку. Выпитый, хотя уже изрядно
проветрившийся коньяк, стресс и первая в жизни лошадиная доза никотина сделали свое
дело. Веронику понемногу отпускало. Она вышла в коридор, надела куртку и сапожки.
Мяукнув, Варфоломей потерся об ее ноги.
- Уходишь? - Данил выглядел уставшим и немного безразличным.
Она молча кивнула.
- Береги себя.
Она подняла глаза и увидела его зеленый, бездонный взгляд, всегда приводивший ее в не
меньший восторг, чем собаку Павлова сигнал к ужину. Сейчас он ничего, кроме скуки, не
выражал. И вдруг ей стало ужасно жалко себя, свои надежды и мечты, ожидание Принца,
который на поверку оказался дутым и бездушным мачо, и она сказала зло и от всей души:
- А не пошел бы ты… к черту, бездушная скотина!
После чего, громко хлопнув дверью, сбежала по ступенькам вниз, и только тогда, на
старой некрашеной лавочке в чужом дворе позволила себе разрыдаться во весь голос.
Наверное, впервые в жизни ей было так плохо. Окончательно развеялись пары алкоголя,
пришло чувство тупого удивления, что все мечты могут вот так разом… Она побрела по
утреннему, пустому парку просто так, машинально, из потребности куда-то двигаться.
Время от времени слезы снова подступали к горлу, и она, абсолютно их не сдерживая,
рыдала во весь голос, благо в парке в это время никого не было. Потом показались первые
пешеходы, с опаской косившиеся на зареванную девочку. Веронике эти взгляды были
неприятны, она открыла дверцу припаркованного у обочины такси и назвала адрес.
Водитель устало кивнул, его лицо не выразило никаких эмоций, он насмотрелся за свою
жизнь на разных пассажиров - и в слезах, и в веселье, а то, бывало, что одно быстро
переходило в другое. Но ему-то какое дело, он просто делает свою работу. Хотя эта
девочка какая-то особенная, хрупкая, что-ли. Почему-то ее стало жалко, а уж этого он себе
никак позволить не может...
Такси остановилось у большого дома сталинской постройки, выпуская девушку. Она
вошла в подъезд, таксист проводил ее взглядом. Нет, все-таки она чем-то тронула его
душу. Может, тем, что была чем-то похожа на старшую дочку, которую он не видел уже
много лет, она жила с бывшей женой. Он тряхнул головой, стараясь отвлечься от
нахлынувших мыслей, машина медленно тронулась и поехала на свое привычное место,
поджидать новых клиентов.
Веронике не хотелось идти к бабушке, чтобы та увидела ее в таком состоянии, не хотелось
отвечать ни на какие вопросы. Наверное, впервые в жизни она оценила практичность
своего отца, своевременно прикупившего ей квартирку. Конечно, не роскошные
апартаменты, а небольшую квартирку-студию, где все было устроено рационально и даже
с некоторым дизайнерским выподвертом. Вероника этой квартирой почти никогда не
пользовалась, иногда она приходила сюда позаниматься с однокурсниками, иногда, чтобы
побыть одной, пару раз одалживала ключи Танюшке, но случалось это редко, и обычно
квартира стояла пустая, дожидаясь Вероникиного повзросления. Вот и дождалась.
Вероника повернула ключ и вошла. Квартира сияла белизной и свежестью. Несмотря на
то, что здесь никто не жил, отец нанял женщину убирать квартиру раз в неделю. Вероника
прошла в просторный зал и легла на большую красную софу в модерновом стиле. Она
прижала коленями к животу большую такого же алого цвета шелковую подушку и закрыла
глаза. Не хотелось ничего. Даже думать. Хотя… Она встала и прошла к большому
хромовому холодильнику. Бутылка виски… Наверное, Танюшка оставила со своим
кавалером. Что ж, вот и славно. Направляясь к софе, она машинально нажала на кнопочку
музыкального центра. Что там у нас? Заунывно-протяжная Элла Фитцжеральд? Чудесно.
Где виски? Ну вот же, под рукой…
Проснулась вечером, стало еще хреновее. Душевная боль никуда не ушла, зато появилась
еще и головная. Рука насчупала пульт, включился большой плоский экран телевизора.
Шли вечерние новости. Показывали каких-то оголтело орущих молодчиков. Головная
боль еще больше сжала виски. На другом канале шел ее любимый «Джо Блэк» с Брэдом
Питом. Сейчас он ее поцелует… И тут Вероника поняла, что, если она увидит это…
Увидит снова свои дурацкие мечты… Она торопливо нажала на кнопку пульта, экран
погас, тишина… Темно, где выключатель лампы? Так лучше… А где бутылка виски? О-о,
осталось немного. Может, хватит…
Вероника споткнулась о подвернувшийся под ногу камень и чуть не упала на чью-то
заросшую травой могилу.
- Ой, - сказала она, потирая потянутую лодыжку, и уселась на край изъеденной временем
плиты. Волосы ее спутались, губы пересохли, а в голове шумело.
- Лейла! - позвала она, но голос почему-то плохо ее слушался. Пожалуй, только Лейла
была единственным человеком на свете, которого Вероника хотела бы видеть. Вернее, как
бы человеком.
- Лейла! - позвала она еще раз.
Залаял Дарсик, послышались шаги, и Вероника увидела радостные глаза подруги:
- Вероника?! Я думала, ты сегодня не прийдешь! Как здорово, что ты все таки здесь! Что
случилось? Кто тебя так расстроил, у тебя глаза опухшие?.. Ты… пьяная?
Вероника засмеялась, но смех у нее вышел какой-то ненастоящий, как будто она
всхлипнула.
- Да, я выпила до черта виски… У меня сегодня праздник. Или горе, не знаю… Вобщем, у
меня сегодня похороны, похороны моей любви. Да и место подходящее, - Вероника с
сарказмом оглянулась вокруг. - Выпьем с горя, где же кружка? - громко продекламировала
она, посмотрела на подружку и хлопнула себя по лбу. - Забыла, ты же не пьешь. Во-
первых, мала еще, во-вторых просто не можешь в силу некоторых деликатных
обстоятельств…
К горлу подкатила тошнота, но Вероника сдержалась. Еще не хватало обрыгаться на
кладбище на глазах удивленно разглядывающего тебя привидения.
- Ну, что смотришь, не видишь, плохо мне? Хочешь мораль прочитать, успокоить? Не
надо, спасибо. Хор девочек-плакальщиц тоже не заказывали…
Вероника понимала, что говорит плохие, злые вещи, но ее уже несло. Несло, несмотря на
то, что Лейла была сейчас для нее тем единственным человеком, в чьем обществе она
