– Ваши поселковые дела меня не касаются. Конкретней излагай.

– Порасспросил я его, – невозмутимо продолжал участковый. – И рассказал этот молодчик душещипательную историю. Только они приступили к работе, как подъехала машина к воротам. Подъехала и заглохла. Не заводится, и все тут. Водитель попросил работяг подтолкнуть. Те плату потребовали. Водила, не стал спорить, и… выставил ящик бормотухи! Мужики обрадовались, толкнули «мазду», та завелась, хоть и не с первого раза. Тут хозяин машины и говорит работягам, мол, у меня сегодня праздник большой, выпейте за мое здоровье! И открывает багажник, а там… еще четыре ящика. Вот и прикиньте, Никита Брониславович. Сто бутылок на два десятка мужиков. Было с чего повеселиться.

– А что «мазда»? – уточнил Никита.

– А ничего! Уехала, и больше ее не видел никто.

– Номера?

– Не смешите меня, Никита Брониславович! Какое мужикам дело до номеров, когда столько халявного пойла с неба упало!

– Тоже верно. А хотя бы цвет?

– Обычная красная «мазда». Триста двадцать третья. Древняя как мир. Нет, даже не думайте, машину не найти. Их в городе не одна сотня таких красных бегает. Все на одно лицо. Лучше вспомните, у кого из ваших недоброжелателей есть такая машина.

– Врагов у меня нет, а вот у друзей… Знаешь что, лейтенант, думаю, ничего страшного не случится, если ты на пару часов бросишь свой боевой пост и подъедешь со мной в одно место. Побеседую я сам, а ты своим видом и формой шорох наведешь.

– Никаких проблем, Никита Брониславович. Готов.

Участковый был парнем сообразительным и лишних вопросов не задавал. Тихо сидел рядом с Никитой, пока машина мчалась по пустынному шоссе, ничего не уточнял и когда, проскочив по мосту, направились в сторону площади с вознесшимися в бездонное небо тремя штыками. Ничего лейтенант не спросил и когда «мерседес» остановился возле небольшого трехэтажного здания на тихой улочке, среди начинающих уже зеленеть старых лип. Серьезное заведение, ничего не скажешь, сюда с поклоном приходят люди самого разного уровня.

– Ты ничего не спрашиваешь, просто стоишь рядом и светишь погонами. Понял? – уточнил Никита, когда они шли по коридору.

Лейтенант только кивнул в ответ.

Никита едва сдерживал гнев. Она все же сделала это, хотя он ее и предупреждал, ну и дрянь! Ладно, можно смириться с тем, что особой любви между ними не было, но почему нужно было поступать так гадко? Да, он отказал ей в покупке этой гребаной шубы. Ну для чего ей еще одна, когда и так моль не успевает поедать те, что у нее висят в шкафах! Никита не поверил, когда она заявила, что отомстит.

Он заехал домой на минуту, просто забрать документы. В холле, прямо на полу лежал простой листок бумаги, вырванный из тетради в клетку. Никита даже не представлял, что в доме можно найти нечто подобное. Короткая записка, адресованная ему, потрясла своей нелепостью и цинизмом. В первый момент он едва не потерял контроль над собой.

«Никита, как ты понимаешь, любви между нами никогда не было и не могло быть. Ты всего лишь кредитная карточка. Увы, она закончилась.

Я уезжаю с человеком, который оказался и сильнее тебя, и умнее. Он переиграл тебя, и теперь, когда ты нищий, нет смысла цепляться за твой кошелек. К тому же он еще и вдвое моложе тебя. Прощай, уже давно не твоя, Лариса».

Чтобы хоть немного подавить гнев, Никита вышел на крыльцо и долго курил, глядя на яблони. Успокоение пришло не сразу. Вернувшись в дом, достал из холодильника бутылку минералки, одним неуловимым движением, просто как-то ловко крутанув большим пальцем, открыл, сделал пару глотков. Шум машины за окном привлек его внимание. Из смешной, крошечной «мини» выбиралась Лариса. Постояв немного возле машины, она как-то бочком, робко направилась в дом. Увидев мужа, она вздрогнула, словно ее ударили по лицу.

– Прости, Ники. Я сделала страшную ошибку! Он оказался просто подлецом. Я на коленях прошу тебя о прощении.

Никита закурил, сделал несколько затяжек, затушил сигарету. И, не глядя на уже бывшую жену, негромко сказал:

– Ты свободна! К вечеру, к тому времени, когда я приеду, духу твоего в доме быть не должно. Развод я оформлю сам. Можешь забрать все, что сможешь унести на себе. За этим Виктор присмотрит. По разводу я не дам тебе ни цента, так что шубы, побрякушки и прочую ерунду тащи в руках.

– Ники, прости меня, я была не права! Все для тебя сделаю, только не прогоняй меня! – умоляла Лариса, стоя на коленях.

– Нет, все кончено! Убирайся! – по-прежнему не глядя на нее, бросил Никита и, оставив на крыльце недопитую бутылку, направился к машине, на ходу доставая ключи.

Вернувшись на лесопилку, Никита устроил разгон работягам. Возможно, этого и не стоило делать, но состояние у него было далеко не лучшее. Поздно вечером, подъезжая к дому, он почувствовал себя плохо. Неясная тупая боль сжимала в холодных клещах всегда спокойное и такое надежное сердце. Где-то слева, глубоко под лопаткой, ржавая игла царапала и царапала кровоточащий комок плоти, нанося все новые и новые незаживающие раны. Оставив машину во дворе, он поднялся в дом.

– Никита Брониславович?! Что с вами? – всполошился помогающий по дому Виктор, едва завидев хозяина.

– Ничего, Витя, ерунда, – ответил Никита и обессиленно опустился в кресло. – Плесни мне коньяку.

– Может быть, лучше скорую вызвать? – возразил Виктор.

– Я сказал, коньяк! – взревел Никита и, попытавшись встать, схватился за грудь.

К приезду скорой он почувствовал себя уже лучше, но врач все же настоял на госпитализации. Никита не любил ни больниц, ни госпиталей, потому всеми правдами и неправдами спешил вырваться из больницы. Проведя в палате четыре дня, он уломал лечащего врача, договорился с завотделением и под подписку покинул неуютные стены. О проблеме по имени Лариса он почти забыл, просто стер на время из памяти, как ненужную информацию. Главным было не запустить работу, особенно сейчас, когда фирма, понеся пусть и серьезные потери, была в стадии расширения. Деньги, переведенные в Forward Ltd, удалось спасти. Конечно, потеря готовой продукции была невосполнима, но, взяв кредиты, можно было говорить о восстановлении запасов кругляка и, соответственно, о заключении новых контрактов на поставку досок.

Даже находясь в больнице, Никита продолжал в меру сил руководить фирмой. Как не хотелось ему брать нового управляющего, но болезнь заставила пойти на такой шаг. К счастью, нашелся знающий и ответственный человек. После выписки врачи рекомендовали Никите пройти курс реабилитации. Впрочем, и друзья не оставались в стороне. Не забыли о нем и первая жена с сыном. Под всесторонним давлением Никита сдался.

С Любой Никита расстался по обоюдному согласию. Когда сыну исполнилось пятнадцать, они оба пришли к выводу, что жить вместе невозможно. Нет, они не ссорились, для этого Люба была слишком умна, но напряжение между супругами в любой момент грозило перейти критическую отметку. Наконец они приняли единственно верное решение. Как ни странно, но после развода отношения между бывшими супругами стали улучшаться. Люба не препятствовала участию Никиты в воспитании сына, а он в свою очередь всячески старался ей помогать. Из них не получилось семейной пары, но друзьями они остались на всю жизнь. Сын Юрий незаметно вырос, окончил военное училище, как и отец стал десантником, теперь уже старший лейтенант.

Когда с Никитой случилось несчастье, первыми к нему на помощь пришли именно бывшая жена и сын. Они-то и настояли на том, чтобы после больницы Никита поехал в санаторий. Попасть в него было непросто, но сослуживцы, просто знакомые, с которыми Никита сталкивался во время службы, помогли. Теперь путевка в санаторий Министерства обороны уже лежала в его кармане.

Перед отъездом Никита созвонился с хозяином частного сыскного агентства. Вечером того же дня они встретились. Никита, не привыкший прощать обид, без колебаний заказал сбор всей информации, связанной с Володей, пообещав весьма достойное вознаграждение. Глеб[2], владелец сыскного агентства, пообещал выполнить заказ в кратчайший срок.