Дориан изумленно слушал, широко открыв глаза. К его пересохшим губам все еще был прижат палец Хелен. Она видела, что ему хотелось облизать губы, но он сдерживался. Хелен еще сильнее прижала палец, так, что скоро ему пришлось бы оттолкнуть ее руку. Пришлось бы сделать хоть что-то.

– Когда я увидела вас, я поняла, что вы не осознаете, кто вы такой и кем могли бы быть, – продолжила она. – Вы – соблазнитель. В первую же секунду мне стало ясно, что вы можете подчинить себе любую девушку, и я почувствовала, что должна сказать вам это. Было бы большой ошибкой не воспользоваться этой силой, пока вы молоды и красивы.

Внезапно она отдернула руку. Он с облегчением вздохнул и облизал губы. Хелен снова протянула руку и коснулась его груди.

– У вас есть власть, – прошептала она, опуская руку ниже и ниже, намеренно помедлив, прежде чем положить ее на его пенис. Она продолжала легко массировать, пока не почувствовала, что он стал твердым. Поразительно большой, хотя было очевидно, что это еще не предел. Искушение дойти до конца было велико, но на этот раз Хелен решила не поддаться ему, что противоречило ее собственным словам. Ей нужно было, чтобы он оставался неудовлетворенным.

Звук хлопнувшей двери заставил Дориана подскочить и сбросить с себя руку Хелен. Она рассмеялась – он так заботился о приличиях!

На этот раз им помешала Розмари. Она освежила макияж, которого, по мнению Хелен, всегда было недостаточно, и поправила прическу. Остановившись на пороге, она позвала:

– Проходите сюда! Свет падает прекрасно. Можете взять с собой напитки. – С этими словами Розмари вернулась в комнату.

Они поднялись и медленно пошли по дорожке. По саду кружились бабочки, а в грушевом дереве запела одинокая птица. Хелен пыталась прочитать на лице Дориана желание, которое пробудила в нем, но, кроме виноватого румянца на щеках, не увидела ни одного признака того, что минуту назад он уже поддавался ее ласкам.

– Вы рады нашему знакомству, мистер Грей? – спросила она, пристально вглядываясь в его лицо, как будто пытаясь загипнотизировать. Дориан задумчиво вздохнул, потом осторожно заговорил:

– Конечно, я рад. Но мне хотелось бы знать, будет ли это продолжаться вечно?

– Вечно? – воскликнула Хелен, игриво подталкивая его локтем. – Ужасное слово! Меня передергивает, когда я слышу его. Забавно слышать его от мужчины – обычно им злоупотребляют женщины. Я люблю Розмари, но знаете, она убивает всю прелесть отношений, считая, что стоит тратить время только на то, что длится «вечно». Это слово просто не имеет смысла. Единственная разница между увлечением и вечной любовью в том, что увлечение длится немного дольше.

У двери в студию Дориан остановился и взял Хелен за руку. Он внимательно посмотрел на нее.

– В таком случае я хочу, чтобы вы считали нашу дружбу увлечением, – он покраснел от собственной откровенности и в ту же минуту открыл ей дверь. Зайдя вслед за ней, он поднялся на помост перед мольбертом и принял прежнюю позу.

Хелен снова опустилась в плетеное кресло, очень довольная первым днем обучения прекрасного Дориана Грея. Она наблюдала за Розмари, стараясь придать своему взгляду отсутствующее и скучающее выражение. На самом деле ее очень занимала работа художницы, и она завидовала точности и аккуратности, с которой та писала. Шелест кисти был единственным звуком, нарушавшим тишину, и время от времени Розмари отступала назад, чтобы взглянуть на свою работу. В косых лучах солнца, проникавших сквозь открытую дверь, плясали золотые пылинки. Надо всем довлел тяжелый аромат роз.

Спустя четверть часа Розмари прервала работу и долго смотрела на Дориана Грея, затем перевела взгляд на портрет, нахмурившись и закусив губу.

– Я закончила, – сказала она и, наклонившись, вывела в нижнем левом углу букву своего имени и фамилию ярко-красной краской. Хелен посоветовала не писать имя целиком, ограничившись первой буквой, чтобы, как она выразилась, никто не мог почуять слабый пол.

Хелен подошла к холсту и стала внимательно рассматривать портрет. Это, несомненно, была великолепная работа, и сходство поразительное. Как обычно, Розмари проявила весь свой талант. Но Хелен видела, что картина завораживает другим – Розмари запечатлела в ней все свои невысказанные желания.

– Дорогая Розмари, от всей души поздравляю тебя, – сказала Хелен. – Это лучшее произведение нашего времени. Мистер Грей, взгляните сами.

Дориан вздрогнул, как будто пробудившись ото сна.

– Портрет готов? – пробормотал он, сойдя с платформы.

– Готов, – ответила Розмари. – И должна поблагодарить вас за то, что так прекрасно позировали сегодня.

– Это целиком моя заслуга, – вмешалась Хелен. – Не так ли, мистер Грей?

Дориан медленно направился к холсту и, подойдя, бросил на него безучастный взгляд. Но, едва увидев портрет, он изумленно отшатнулся, и на его щеках появился румянец удовольствия, а в глазах загорелся огонек, как будто он впервые увидел себя со стороны. Он неподвижно застыл от изумления.

– Вам нравится? – спросила Розмари, задетая его молчанием. Хелен даже стало ее жаль. Бедная девочка понятия не имела о том, какое эротическое переживание потрясло их обоих несколько минут назад. Откровенно говоря, она вообще не имела представления об эротических переживаниях. Хелен подавила улыбку. Розмари чувствует себя оскорбленной сейчас, что же она должна будет почувствовать, когда узнает про то, что произошло между ними в саду.

Дориан по-прежнему не проронил ни слова, и Хелен заговорила вместо него:

– Конечно, ему нравится портрет, Розмари. Как он может не понравиться?! Это одна из лучших картин современности. Я заплачу столько, сколько попросишь. Он должен быть у меня.

Розмари со вздохом опустила голову.

– Послушай, должна же ты рано или поздно расстаться с ним, – сказала Хелен.

– Да, должна, – ответила Розмари.

– Вот и умница, – насмешливо похвалила Хелен. – А теперь перейдем к тому, что я считаю настоящим искусством, – к деловому соглашению.

– Нет-нет, – возразила Розмари, закусив губу с упрямым выражением, и это взбесило Хелен, потому что ей показалось, что таким образом она только набивает себе цену. – Я не буду его продавать. – Не давая Хелен сказать, она продолжила: – И отдать его я тоже не могу. Он принадлежит не мне, Хелен.

– А кому же?

– Дориану, конечно.

– Ему невероятно повезло.

– Как печально. Как нелепо! – проговорил Дориан, не в силах оторвать глаз от портрета. – Я постарею, стану уродливым, отвратительным стариком, а человек на портрете будет оставаться молодым. Он не станет старше ни на день… Если бы я мог поменяться с ним местами! За это я бы отдал все, что угодно. Я бы отдал душу, если бы это было возможно!

– Тебе такая сделка вряд ли понравится, Розмари, не так ли? – со смехом сказала Хелен.

– Я бы воспротивилась этому всей душой, – ответила Розмари.

– Да, твоей работе был бы нанесен большой урон, – продолжала смеяться Хелен.

– Я не шучу! – закричал Дориан. – Хелен была права. Единственная стоящая вещь в этой жизни – молодость. Как только увижу, что старею, я убью себя.

– Дориан! Не говорите так! – воскликнула Розмари, схватив Дориана за руку. – У меня нет никого ближе вас! Неужели вы ревнуете к бесчувственным вещам? Вы прекраснее любой из них!

– Я ревную к вещам, потому что им не придется умирать. Я ревную к портрету, который вы написали. Почему он сохранит красоту, которую потеряю я? Время отнимает у меня каждое мгновение и дарит их ему. Зачем вы написали портрет, Розмари? Это насмешка – жестокая насмешка! – Он вырвал руку из руки Розмари и бросился на диван, зарывшись лицом в подушки, как будто возносил молитву.

– Вот что ты наделала, Хелен, – с горечью сказала Розмари.

– Это истинное лицо Дориана Грея, вот и все, – Хелен пожала плечами.

– Это неправда.

– Если неправда, то в чем моя вина? – с притворным недоумением спросила она.

– Тебе следовало уйти, когда я попросила тебя об этом, – пробормотала Розмари.