Мы вновь направились по безмолвствующим палубам, дрейфуя в сторону носа, к окклюзиаму.

Вокс издал пару пустых щелчков, когда один из моих братьев захотел что-то сказать, но в последний момент решил промолчать. Я направил свой разум прочесать их поверхностные мысли. Сотис сосредоточился на одном из псалмов неподверженности скверне, нараспев повторяя его про себя. Думенидон держался настороже, пресекая всякую попытку проникновения в свои мысли — его разум был так же холоден, как стены вокруг нас. По сравнению с закрытым на замок фолиантом Думенидона Галео походил на раскрытую книгу, он полностью сосредоточился на окружающей обстановке. Значит, Малхадиил, и, если честно, мне следовало догадаться, что это он.

Ретинальный дисплей мгновенно отреагировал на мою раздраженную мысль, открыв вокс-канал с Малхадиилом.

— Просто скажи, — произнес я. — Просто скажи то, что хотел.

— Инквизитор, — как и у брата-близнеца, голос Малхадиила был мягким, но окрашен задумчивой резкостью, которой порой не хватало Сотису. — Юстикару следовало отказать ей.

— Мы — Военная палата Священной Инквизиции, брат. Мы не отказываем инквизиторам.

— Но сейчас Галео следовало так поступить. Ты ведь сам сказал: Аннике мешает слабость человеческих эмоций.

Я не называл это слабостью, хотя теперь, когда мой брат назвал все своими именами, мне сложно было не согласиться с ним.

— Ей даже следовало сделать выговор, — добавил Малхадиил. — Инквизиторы совершают ошибки. В архивах мы не раз находили тому свидетельства.

Из центрального коридора мы свернули в боковой переход. Единственным источником света служило наше пылающее оружие, которое отбрасывало пульсирующий синий свет на стены. Элегантность готической архитектуры состояла в прямых скелетообразных углах. Каждая арка и коридор казались едва ли не бронированными укрепленными переборками, походившими на кости из черного железа.

Я почувствовал более глубокую, искреннюю мысль в его словах. Пропульсировав по нашей связи легкий укол раздражения, я дал ему понять, что он в действительности хотел сказать нечто другое.

— Это безумие с Пожирателем Звезд… — сказал он. — Если Граувр действительно видел это.

— Граувр видел.

— Ты уверен? Он побывал на разрушенном, наполненном скверной корабле неизвестно сколько времени.

Я это знал, потому что изучал разум Волка в течение всего разговора, выискивая признаки скверны или заостренных границ измененных воспоминаний.

— Можешь догадаться, откуда я знаю, — ответил я. — И прежде, чем ты спросишь, — я не нашел ничего странного в его разуме. Лишь краткие вспышки боли и жизнь, ночь за ночью вытекающая из него на бесконечном бдении, — несмотря ни на что, я улыбнулся. — Это показалось мне довольно знакомым.

Мысли Малхадиила потемнели.

— Понятия не имею, почему ты настолько возбужден, брат. Я читал архивы не меньше твоего и почти не припомню инцидентов, в ходе которых удалось бы без проблем уничтожить одержимого навигатора.

Улыбка медленно сползла с моего лица.

+ Сосредоточьтесь, + приказ Галео прервал нашу беседу. + И будьте готовы к тому, что лежит за дверью. +

Мы закрепили ботинки на палубе и подняли оружие. Сама дверь представляла собой бронированный овал, покрытый коркой искрящегося инея. Она была достаточно широкой, способной пропустить пятерых человек, идущих в ряд, даже в терминаторских доспехах.

Я ничего не ощущал, пока не положил руку на дверь. Моя перчатка не стала преградой для внезапно нахлынувшего чувства — ощущения чего-то сладко-ядовитого, пытающегося проникнуть в мое тело. От отвращения я скривился и не смог подавить рычания. Как я раньше не ощутил этого? В будущем я предвидел для себя наказание.

— За дверью скверна, — прорычал я. Меня начала охватывать злость. — Нечто, исходящее яростью. Я почувствовал, как оно тянется ко мне.

— Почему ты не ощутил этого раньше? — спросил Думенидон.

+ Не вини Гипериона. Существо превосходно замаскировалось. Убери руку от двери, брат. +

В какой-то миг я понял, что не хочу этого делать. Гнев, с гулом проносящийся сквозь меня, наполнял кровь сладостью. Ярость никогда не казалась такой приятно суровой, такой праведной, такой абсолютно карающей. Мне не следовало уступать идиотскому желанию Анники. Она была простым человеком. Какое она имела право понукать нами, словно мы не ценнее сервиторов?

Я резко оторвал руку от двери, удивившись тому, что она дрожит. Настойчивый жар гнева угас, но послевкусие все равно осталось. Неважно, что говорил юстикар, я до сих пор считал, что мне следовало почувствовать присутствие существа даже со столь удаленного ниспослания.

— Что бы ни обитало по ту сторону двери, — провоксировал я остальным, — оно знает, что мы здесь.

+ Тогда мы войдем и встретим его. +

Думенидон и Галео воздели свои длинные мечи, отбросив мрак. Наши тени задергались в спазматическом танце на арочных стенах, извивающиеся движения делали их похожими на демонов.

Говорят, на некоторых варварских мирах Империума верят в то, что тень — внешнее отражение души. Наши тени заметались, когда мечи обрушились вниз, и, возможно, для какого-то шамана с первобытной планеты это могло означать больше, нежели просто игру света.

Прежде я никогда не видел внутренний санктум навигатора.

Говорят, они не похожи друг на друга, каждый из них превращен в личное убежище не совсем человеческого существа, которому суждено провести в его стенах всю жизнь. Когда человек обитает в тюрьме, пусть добровольно, он постарается приспособить камеру для своего удобства. На «Карабеле» наш навигатор Оролисса, с которой мне не приходилось сталкиваться, жила в покоях, куда Серым Рыцарям вход был воспрещен. Я знал о ней только то, что у нее громкий разум: ей часто снились черные моря и плавающие в них существа.

Навигатор «Морозорожденного» украсил огромные покои с исключительным мастерством, обставив их с типичной имперской вычурностью, многократно усиленной. Стены были увешаны грандиозными витражными фризами, на которых изображались величественные сцены из прошлого Империума. Тут тебе и основание храма Императора-Мессии на Кадии, и Вторая осада Врат Вечности, рядом — конец Правления Крови, на которой закованный в золотые доспехи кустодий принимает предложение мира от Первой Невесты Императора.

Еще с десятка других миров десяток других картин, отражающих события великой, священной важности. Многие из них воссоздавали деяния Волков, что и неудивительно. Я не слышал о большинстве этих сражений и не узнавал героев, которые в них сражались.

Мы стояли посреди миниатюрного монастыря, уместившегося в одном прекрасном зале. Центральное возвышение находилось перед десятком экранов-оккулюсов, которые показывали звезды снаружи, тусклые от пелены бесконечной пыли. Каждый экран держала пара лепных базальтовых ангелов с расправленными крыльями, выступавших из стены. Их изваяли с изысканным мастерством — они выглядели настолько живыми, что казалось, будут двигаться, говорить и петь, стоит лишь их попросить. Даже необычный выбор камня должен был что-то да значить, наверное, его добыли на родном мире Волков или же щербатый серый камень извлекли из шахты на священном мире в сердце территории-протектората ордена.

Все казалось новым, чистым. Я не видел ни единого признака разложения, которого следовало бы ждать от оскверненного врага. Я даже не видел саму жертву.

Но все же вонь скверны густо висела в воздухе.

— Это ложь, — провоксировал я остальным. — Опасайтесь предательства.

+ Гиперион прав. Смотрите истинным взором. +

Миг сосредоточения, и пелена спала с моих глаз, явив комнату такой, какой она была на самом деле. Ангельские статуи слетели со своих возвышений и разбились о палубу. Когда исчезла гравитация, их обломки воспарили в воздух и теперь медленно дрейфовали. Экраны-оккулюсы парили рядом со своими расколотыми носителями. Некоторые еще крепились к стене оптическими кабелями.