Рита сидела на крыльце, закутавшись в одеяло, и смотрела, как встает солнце. Лес, окружавший большой загородный дом, казалось, спал – так было тихо. Клочья молочного тумана, зацепившись за верхушки высоких елей, таяли на глазах, едва их касался бледный, чуть розоватый солнечный луч. Было свежо, даже холодно, и пахло хвоей, близкой речной водой и слабым ароматом кофе.

Она давно ждала минуты тишины и покоя, чтобы попытаться восстановить ход событий последней недели, и вот теперь, когда тишина наконец наступила, мысли разлетелись, подобно стае бабочек, выпущенных из марлевого сачка… В голове ворочалась тяжелая и ватная пустота. Сердце еще билось, но готово было остановиться в любую минуту, чтобы оборвалась наконец та последняя часть жизни, осознать которую Рита была уже не в силах, как ни старалась.

Вот уже несколько дней (кажется, семь или десять?), как она вышла из своей квартиры в сопровождении мужа, доктора Оскара Арамы, направляясь на вечеринку к своим близким друзьям Ащепковым – Вере и Леониду. Но домой Рита не вернулась. Расхожая фраза из криминальной хроники: ушла и не вернулась.

Мысль, словно пьяная женщина, устав бродить вокруг парковой скамейки, никак не хотела занять свое логическое место в сознании и ответить на вопрос: что же, собственно, произошло?

У Ащепковых было много народу, все разодеты в пух и прах, веселые, под икру и дорогой коньяк говорящие о крушении Российской империи (ни больше ни меньше), и все тем не менее прекрасно уживающиеся на этом самом последнем витке истории и не желающие поверить в то, что это самое крушение рано или поздно коснется и их холеных тел и низвергнет их, сытых и пьяненьких, в лаву унизительных компромиссов с Америкой или Западом… Пустые и ни к чему не ведущие разговоры, принятые в современном обществе.

Вера Ащепкова, сверкая новыми бриллиантами, отвела Риту на кухню и там, дыша ей в лицо коньячным духом, бухнула:

– Они все дураки… – Она имела в виду гостей, забивших до отказа их огромную квартиру и уже около четырех часов чувствующих себя там как у себя дома. – Но я люблю, когда вокруг меня народ, мне важно чувствовать, что я не одна… – И тут же, всхлипнув: – У меня с Леней все разладилось, он вот уже целую неделю спит с какой-то хохлушкой, Оксаной, своей родственницей, которая приехала из Калуша, поселилась в гостинице и, похоже, не собирается никуда уезжать… Кузина, мать ее… В гробу я видела таких кузин!

– Может, ты все это придумала? – Рита всегда старалась утешить любую женщину, страдающую от ревности. Она почитала это за святой долг.

– Нет, не придумала. Сама видела, в гостинице была, они даже дверь не закрыли… И теперь я совсем одна, понимаешь, одна… Мне плохо, ужасно плохо… А тишина в пустой квартире меня просто добивает…

Вера приготовилась уже заплакать, но Рита ласково потрепала подругу по плечу:

– Не надо… Тем более когда все знаешь. Не надо унижаться, посмотри, как много в твоем доме гостей, они все смотрят на тебя – и мужчины, и женщины, и они ничего не должны знать… Пусть думают, что ты самая красивая и счастливая, глядишь, и сама в это поверишь…

– Ты думаешь, что я на самом деле пригласила сюда этих разряженных попугаев для того, чтобы смотреть, как они будут пожирать все эти рулеты и салаты? Мне нужен фон, понимаешь?

Но Рита ничего не понимала. Больше того, слушая опьяневшую Веру, она вдруг остро почувствовала свое собственное одиночество. И хотя у Оскара, ее мужа, не было на стороне кузины-хохлушки, которой бы он снимал номер в гостинице, его присутствие рядом с ней она уже давно воспринимала лишь как сопровождение, не больше. Он сопровождал ее по жизни вот уже почти десять лет, и все это время она привычно ощущала его заботу и ласку, отеческую опеку и ревность собственника и словно кожей чувствовала на себе его постоянный твердый взгляд, от которого невозможно было спрятаться. Никуда.

– Ты меня не слушаешь… – Вера навалилась на Риту всем телом и почти прижала ее к стене.

– Да нет же, я тебя слушаю… Ты говорила что-то о фоне, что мы все служим тебе фоном. Вот только для чего? И вообще, тебе больше не надо сегодня пить, ты же хозяйка… – Пора было прекращать этот дурацкий разговор и возвращаться к Оскару, иначе он сам появится на кухне и положит конец полупьяным откровениям Веры.

– Для чего? Молчи… – Она довольно грубо зажала ей рот ладонью. – Не для чего, а для кого…

Но она так и не успела ничего сказать, потому что на кухню вошел, сияя оранжевым, как апельсин, влажным лицом, сам Леонид Ащепков, ее муж – красивый, уверенный в себе улыбчивый мужчина в песочного цвета костюме и с курительной трубкой в руке. Его голубые глаза излучали радость и удовлетворение. Гостеприимный хозяин, душа общества, он любил собирать вокруг себя друзей, угощать их, поить и приближать к себе настолько близко, насколько это вообще возможно. Именно после таких вот вечеринок завязывались ценные знакомства, которые давали начало новым партнерским отношениям и превращали жизнь коммерсанта Леонида Ащепкова, этого «вечного посредника», в perpetuum mobile – вечный двигатель. Вычисляя для себя пару интересных друг для друга потенциальных партнеров, одному из которых надо было что-то продать, а другому – купить, Леня всегда так незаметно и ловко устраивался между ними, что мимо его хватких рук не проходила ни одна чугунная болванка, ни одна труба из нержавейки, ни одна мраморная плита: он перекупал и перепродавал фактически все.

– А-а, вот вы где спрятались? А мы вас потеряли… – Леня вытянул из угла едва стоящую на высоких каблуках жену и торжественно поцеловал ее в щеку. – Говорили тост за женщин, а самых красивых потеряли. Пойдемте за стол, девочки, нечего здесь секретничать. Без вас скучно. Кстати, Верочка, ты не знаешь, куда я подевал свою новую трубку? Сашка просит у меня попробовать хорошего табаку, а я не могу найти новую трубку…

– Она в гостинице «Москва», Охотный ряд, 2, забыл? – ледяным тоном процедила Вера и сузила свои не менее ледяные фиолетовые глаза.

Леня сразу же изменился в лице, уголки губ опустились, а лицо пошло красными пятнами.

– Нет, не забыл… – с вызовом ответил он. – Но я не о той трубке, а о другой, которую мне Филлис привез из Испании… А что касается Оксаны, так ее здесь нет, я все сделал, как ты просила…

Рита, не желая оказаться свидетельницей супружеской сцены, поспешила покинуть кухню, вошла в сизую от табачного дыма гостиную и, встретившись глазами с тотчас поймавшим ее в поле своего зрения Оскаром, высоким сухим и загорелым сорокапятилетним мужчиной в светлом костюме и серебристом галстуке, поняла, что вернулась вовремя. Он был озабочен ее отсутствием, но не более, то есть еще не раздражен. Больше того, увидев ее, он даже улыбнулся и жестом позвал ее сесть за стол рядом с собой. Она с трудом протиснулась между стульями, на которых сидели жарко спорящие о чем-то раскрасневшиеся мужчины и молча поедающие что-то со своих тарелок потные женщины.

– Ты была с Верой? – спросил Оскар, нежно обнимая Риту, и осторожно, словно боясь повредить ее тонкую кожу, поцеловал сухими губами шею жены. – Что там такое случилось? Она сегодня не в духе, хотя усиленно делает вид, что счастлива…

– Здесь мерзко, скучно, пошло, Оскар, пойдем домой… Ты же доктор, какие дела у тебя могут быть с этими коммерсантами?

– Леня обещал познакомить меня с одним человеком, который хочет вложить деньги в частную стоматологическую клинику…

– … и ты решил переквалифицироваться из гинеколога в стоматолога?