— Нет, ты свежа, как розочка.

— Даже не благодарю, потому что это правда. Давай считать, что двадцать лет назад мы слушали этот хит, будучи крохотными детишками.

— Давай. Хотя я тогда уже жил с одной миленькой студенткой…

— А я еще была невинной школьницей. Закроем тему. Ну, Сол, прощаемся до завтра? Мы окончательно договорились?

— Окончательно. Я никогда не отказываюсь от возможности заработать: слишком много птенцов разного возраста, постоянно разевает голодные рты, чтобы я кидал туда червячков. Да еще Макс в последнее время хандрит, надо бы показать его врачу. Может, ему витаминов не хватает… Знаешь, в начале лета, он всегда жрет цветущую сирень, и это так стимулирует его жизненные силы, так взбадривает… Я однажды тоже решил сжевать цветочек.

— Ну и как?

— Горько. И бесполезно. Котом быть лучше: по крайней мере, Макс не вздрагивает и не пытается уменьшиться в размерах при виде знакомых кошек. И не оплачивает их счета. О-о-ох… До завтра, Полли.

— И почему только его кабинет на предпоследнем этаже? — хмуро поинтересовалась Полин в лифте, разглядывая себя в зеркальце пудреницы. — Предпочитаю лестницы. В этих узких шахтах никогда нельзя забыть, сколько футов пустоты под ногами. Глупо зависеть лишь от прочности стального троса… Ух, кажется, приехали. Нам налево? Зря ты поцеловал меня, Сол, от твоей жуткой бороды на моей щеке может появиться раздражение. У меня очень чувствительная кожа.

— Подумаешь, всего лишь чмокнул, — отозвался Сол, ласково глядя на Полин с высоты своего почти баскетбольного роста. — Ты по-прежнему обворожительна. Даже слегка вызывающа. Ты слишком сочна для этой унылой серой обстановки.

— Ты имеешь в виду мой макияж? У меня слишком яркая губная помада?

— Я имею в виду тебя в целом. Твои серьги, кольца… Великоваты немного. Посмотри: у здешних обитателей совсем другая манера одеваться.

— Боже, Сол, я без тебя знаю, как одеваются офисные клерки. Повсюду одинаково безлико. Черно-белый мир шахматных досок. — Замечание Сола задело Полин: она не терпела подобных претензий. — Плевать мне на их манеры. Я — это я. Одеваюсь, как хочу. Я на их унитазную компанию не работаю. А мои серьги и кольца — в своем роде произведение искусства. Это старинное серебро… А теперь направо, да? Кстати, ты тоже не вписываешься в их стиль.

Сол никогда не вылезал из спецодежды всех фотографов: огромного жилета цвета хаки с доброй сотней карманов и карманчиков для всевозможных нужд. Кроме того, он постоянно носил изрядно потертые джинсы, которые заправлял в высокие ботинки армейского образца на шнуровке.

— Честно говоря, Полли, напрасно все-таки ты меня туда тащишь. Встречу же назначили только тебе.

— Я хочу, чтобы Андерсон и тебя увидел. Может, он безумно обрадуется.

— Ага. Если вспомнит.

Войдя в приемную, Полин приостановилась, осмотрелась и выразительно взглянула на Сола, демонстрируя глубочайшее изумление. Стены украшали несколько гигантских черно-белых фотографий, более уместных в какой-нибудь арт-галерее. С одной щербато улыбался дряхлый бородатый — отдаленно напоминающий Хемингуэя — старик в видавшей виды шляпе, на другой расплывался нечеткий контур обнаженной женщины, на третьей крупно выделялись напряженные мужские руки, державшие трепещущее (вероятно, алое) полотнище: к нему из глубины стремительно приближался бык. Сол тоже осмотрелся и щелкнул языком.

— Ничего себе… Потрясающе.

— Я рада, что вам понравилось.

Полин резко обернулась и обнаружила крошечную толстенькую секретаршу, которую почти полностью скрывал экран монитора.

— Добрый день. Извините, мы вас не заметили. Просто не ожидали увидеть здесь такие ошеломляющие снимки.

— Да, — подхватил Сол, все еще не отрывая глаз от женского силуэта, — не ожидали…

Секретарша любезно улыбнулась и чуть отодвинулась от компьютера, выказывая готовность продолжить разговор с посетителями. Окинув ее беглым, но хватким взглядом, Полин моментально сделала ряд выводов: старше сорока, одинока, безвредна. Возможно, платонически, влюблена в своего шефа. Очень комична, хотя сама этого не осознает: похожа на человечка, нарисованного из одних кружочков, — кругленькие глазки, щечки, ротик, животик. Впечатление дополняют, дурацкие круглые очки. Одета безвкусно. На голове какие-то пегие перья. В общем, смесь детского рисунка с карикатурой. Опасности не представляет. Хотя широко распространенное мнение гласило, что красивые женщины снисходительнее непривлекательных, — а Полин, безусловно, была хороша собой по всем статьям, — она не знала жалости, когда ей приходилось оценивать внешний либо умственный уровень других существ одного с собой пола. Полин изыскивала недостатки в каждой: для собственного удовольствия и на всякий случай.

Еще минуту Полин позволила себе повосхищаться, после чего резко сменила тон и коротко объяснила цель своего с Солом визита. Еще через минуту Полин сидела за длинным столом напротив Николаса Андерсона и изящно декорированными пальмами раскладывала перед ним образцы рекламных проспектов всех сортов.

— Все зависит от вашего выбора, Николас. Мы с Солом, — она небрежно указала в сторону отчего то зажавшегося Сола, занявшего скромное место в конце стола, — готовы полностью следовать вашим пожеланиям. Вариантов масса. Можно сделать вот такой, незамысловатый буклет: сверху картинки, снизу текст. Можно поиграть с подложкой: например, расположить текст на фоне фигурок, напоминающих по форме детские пазлы. Цвет подложки любой. Или, допустим, на серебряном фоне в мелкую белую клеточку разбросать фрагменты текста и картинок… Вот классика: крупные фотографии в рамках, текст по периферии. Вот еще вариант макета: на каждой странице две огромные картинки и — очень мелко — основные данные. Смотрите, выбирайте.

Николас, молча переводивший взгляд с демонстрируемых ему образцов на Полин и обратно, нацепил на кончик носа очки, придвинул кипу буклетов и приступил к их внимательному изучению. Полин, небрежно положив ногу на ногу, в свою очередь принялась изучать Николаса. Сол дал точное определение: он действительно солидный. Крупный и, похоже, высокий, — это можно будет установить наверняка, когда он встанет. Лет пятидесяти. Лицо породистое, нос внушительный, правильной формы. Волосы наполовину седые, но раньше явно был очень светлым блондином. Глаза тоже светлые, очень оригинально посажены: внутренние углы чуть подняты, внешние опущены. Высокий лоб. Но, конечно самое выдающееся в этом лице, — изумительный рисунок губ. Особенно, верхняя: вырезана, словно по лекалу. Ее хочется поцеловать. Что касается недостатков… Главный, — пальцы. Короткие и мясистые. Обрубки. Второй — широкая щель между передними зубами. Да и вообще зубы у него, мягко говоря, неровные. Возможно, именно по этой причине он и не улыбается, а вовсе не из-за заносчивого нрава. Других внешних недостатков, пожалуй, нет. Интересно, он близорукий или дальнозоркий: то приближает проспекты к себе, то отодвигает, но, похоже, никак не может найти идеальную точку.

Полин едва слышно вздохнула и предалась любимому занятию: стала мысленно облачать Николаса в костюмы разных эпох. Сначала она надела на него серый камзол с крупными пуговицами, пышный шейный платок и напудренный парик с косицей. Однако вместо Моцарта получился Сальери. Полин отступила на век назад и обрядила Николаса в черный атласный плащ, украшенный звездообразным кружевным воротником, а за пояс заткнула шпагу. Это ее вновь не удовлетворило. Пришлось отодвинуться еще на сто лет и вспомнить «Портрет молодого человека» Дюрера. Меховой жакет, белая рубашка с воротником-стойкой и огромный бархатный берет, лихо сдвинутый набок, сели на Николаса просто идеально: он оказался классическим персонажем начала XVI века. Полин упоенно принялась дорисовывать ему длинные завитые волосы, но тут Николас поднял глаза.

— А почему на обложке проспекта, рекламирующего гибкие пластмассовые упаковки, женская ручка, упершаяся в бедро? Согласен бедро весьма привлекательное, но какое оно имеет отношение к упаковкам?