Бааль Шем Тов восторженно хлопнул в ладоши:

— Ты прав, из этого мальчика может получиться настоящий цадик!

* * *

Великий хасидский ребе Бааль Шем Тов славился своеобразным остроумием, его ученики обожали его, несмотря на то, что он любил устраивать им суровые испытания и мучить загадками.

К Бааль Шем Тову пришел человек и спросил: «Что мне следует делать, чтобы стать мудрым?» Бааль Шем Тов посмотрел в окно и увидел, что на улице дождь льет как из ведра. Он сказал соискателю:

— Выйди и постой там.

Через десять минут на парне сухой нитки не было, он вернулся и поинтересовался, нет ли другого пути для достижения мудрости. Бааль Шем Тов спросил его:

— Когда ты там стоял, приходили ли тебе в голову какие‑нибудь мудрые мысли?

— Какие там мудрые мысли?! Я просто думал, что выгляжу, как дурак!

— Это очень мудрая мысль! — обрадовался Бааль Шем Тов. — Ты стоишь на правильном пути: тот, кто признал себя дураком, является по меньшей мере здравомыслящим человеком.

* * *

Признание собственной глупости высоко котировалось в хасидской среде — судя по всему, это был своеобразный тест на профпригодность.

Однажды к раввину Нафтали пришел юноша. Рав поинтересовался, чего ему надо? Тот ответил:

— Я пришел учиться мудрости.

Рав Нафтали вытолкал соискателя за дверь и сказал:

— Иди в ешиву и изучай Писание.

— Но почему ты его прогнал? — спросила жена. — Этот юноша тянется к свету. На что рав Нафтали ответил:

— Те, кто интересуется изучением Писания, по большей части глупы, а уж трусы все до единого. Таким образом они хотят воздвигнуть вокруг себя стены мудрости и спрятаться от мира.

На следующий день пришел другой юноша. Он не изменился в лице, когда рав грубо спросил, чего ему здесь надо, и коротко ответил:

— Я пришел, чтобы научиться служить человечеству.

— Тебе нужно поступить на юридический факультет, — посоветовал рав Нафтали, пинком выпроваживая гостя.

Жена мудреца была поражена и рассержена:

— Почему ты не захотел помочь этому юноше?! Из него получился бы великий преобразователь общества.

— Тот, кто не знает себя и не имеет конкретных целей и желаний, не может никому служить. От таких людей множатся несчастья в мире.

На третий день постучал еще один парень. Не дожидаясь, пока мудрец осведомится о цели его визита, он сказал:

— Я очень глуп. Нельзя ли мне помочь избавиться от этого?

Рав Нафтали широко распахнул дверь и провозгласил:

— Конечно, входи. Мои ученики ходят в этот дом, как в свой собственный!

* * *

У одного из великих хасидских учителей на столе лежала толстая книга без названия. Он не разрешал никому смотреть в нее и никогда не открывал ее в присутствии учеников. Те были уверены, что в книге содержится древняя мудрость и страшные тайны каббалы. Когда он умер, первое, что сделали ученики, — они наперегонки ринулись к его столу. Когда открыли книгу, то были разочарованы — это был альбом с совершенно чистыми страницами. Лишь на одной была адресованная им запись: «Когда вы сможете познать различие между оболочкой и содержимым — поумнеете».

* * *

Излюбленным времяпрепровождением молодых хасидов были всевозможные богословские споры. Большой честью считалось, если судьей и арбитром будет выступать какой‑нибудь известный ребе. Однажды к такому спору хотели привлечь гостившего в общине Бааль Шем Това и двух его учеников. Бааль Шем Тов отказался, а когда местные хасиды стали настаивать, рассказал такую историю:

— Некогда жил один соловей. Бог наградил его чудесным голосом и все вокруг восхищались его пением.

Как‑то раз повстречался соловей с вороном, и ворон говорит:

— Почему все рассказывают, что ты самый искусный певец? Ведь я имею голос намного лучше твоего!

— Но ты же и петь‑то не умеешь! — удивился соловей.

Ворон обиделся и сказал:

— Давай пойдем к свинье и спросим у нее, чье пение приятнее для слуха — твое или мое?!

— К чему это? — смеется соловей. — Все знают, что я пою лучше всех!

— Ну раз ты так в себе уверен, давай уговоримся: победитель выклюет глаз проигравшему.

Пришли они к свинье и попросили ее рассудить их спор. Свинья согласилась и внимательно слушала сначала пение соловья, а затем карканье ворона.

— Так чье же пение лучше? — нетерпеливо спросил соловей.

Свинья жеманно прищурилась:

— Ворон поет громче тебя.

— Так чье же пение лучше?! — не веря своим ушам, переспросил соловей.

— Ворона.

Выклевал ворон глаз у соловья, тот взлетел на ветку и заплакал. Ворону стало стыдно:

— Что, так больно? — спрашивает он. — А, понимаю, глаза жалко!

— Я не от боли плачу и не из‑за потерянного глаза, — грустно отвечает соловей. — А оттого, что я согласился доверить наш спор свинье.

* * *

Однажды в присутствии Бааль Шем Това некий заезжий проповедник принялся толковать о том, что праведный еврей во всем должен уподобиться Всевышнему.

— Тогда я не праведник! — сказал Бааль Шем Тов. — Ведь мне не удается полюбить величайшего праведника — еврея, как Всевышний любит последнего злодея.

* * *

Бааль Шем Тов поощрял своих последователей задавать вопросы. Он говорил так:

— Я не боюсь никаких вопросов, хотя в мире есть две ложные идеи. Первая — будто праведник не может ошибиться; вторая — будто, совершая ошибку, он теряет свое величие.

* * *

У Бааль Шем Това спросили:

— Почему Моше, чтобы напоить своих людей, ударил по скале, вместо того, чтобы заговорить с ней, как велел ему Всевышний?

— Очень просто! Моше, конечно, знал, что скала послушается его, раз так сказал Всевышний, но он уже так устал от непослушания евреев…

* * *

Спросили у ребе Ицхака Меира:

— Почему в праздник сначала едят мацу, символ свободы, и лишь затем марор — символ рабства?

— Из‑за того, что евреи долго пребывали в рабстве, что думали, что все не так уж плохо. И лишь когда Моше вернул им надежду, они вспомнили вкус свободы и поняли, что живут в горечи. А уж как горек марор после мацы с медом…

* * *

Хасидский ребе наставлял своих учеников:

— Учиться можно, глядя на любую вещь. Все, что существует под солнцем, независимо — творение ли это Всевышнего или дело рук человеческих, содержит в себе мудрость и знания.

— Чему же учит нас железная дорога? — недоверчиво спросил молодой хасид.

— Что, опоздав на миг, можно упустить все.

— А телеграф?

— Что каждое слово учитывается и имеет стоимость.

— А телефон?

— Что то, что мы говорим здесь, можно слышать там! — ребе многозначительно поднял палец.

* * *

Как‑то раз ребе Нахум застал в бейс мидраш двух своих учеников за игрой в китайские шашки. Шла ночь Ханукки, но они вместо того, чтоб штудировать Тору, сидели, склонившись над доской.

Смутившись, хасидим быстро смахнули шашки в коробку, но ребе улыбнулся и, вновь достав шашки, стал расставлять их для новой партии.

— Знаете ли вы правила этой игры? — спросил он.

Ученики промолчали.