Мое слабое перо не берется описать, что перенес Фишл в продолжение семи месяцев мыканья по разным цадикам, знахарям и другим шарлатанам доморощенной медицины. С непостижимым терпением переносил он всевозможные пытки, душевные и физические, не теряя надежды, что настанет время, когда люди образумятся и единогласно признают его настоящим мессией.

В не менее критическом положении находился и Эля. Его грызло сомнение в действительности своего и Фишла призвания. «Если, — рассуждал он, — мессия явился в лице Фишла, то неужели он не мог бы освободиться от власти каких‑нибудь невежественных упрямцев? За него должен был бы заступиться сам Бог». На все вопросы любопытных, пожелавших узнать подробности происшествия с Харифом, Эля оставался нем как рыба. Он уже начал терять веру в высокое назначение Фишла, а тем более в свою священную миссию. «Какой я Илья — пророк, — думал Эля и терзал себя мысленно. — Дурак я — вот что! Надо мной подшутила судьба, а я, простофиля, зазнался. Знай сверчок свой шесток…»

Местечко N спало крепким сном. На дворе стояла зимняя январская ночь. Небо вызвездилось и сыпало изумрудом по хрустевшему снегу. Мороз налегал на землю, леденя воду и расписывая причудливые узоры на окнах домов. Нигде не видно было огня. Только в избе сапожника светилось. Над раскрытой Библией сидел Эля, но взор его не был устремлен в книгу, а блуждал в пространстве, а мысли его еще дальше. В нем происходила реакция. Трудно отрешиться разом от того, во что прежде верил глубоко, искренне…

Эле вдруг почудилось, что к нему стучатся в дверь. Он стал прислушиваться: точно. «Кто бы мог быть этот поздний посетитель?» — подумал Эля и направился к двери. Пред ним предстал человек в жалкой шинелишке, в калошах на босу ногу и с теплым платком на голове вместо шапки. Он постоял с минуту и бросился к Эле на шею.

То был Фишл Хариф…

Первые слова, которыми он встретил своего друга, были: «Будь ты проклинаем, а не проклинающим», — сказано в Талмуде. «Будь ты из тех, которые преследуются, а не из преследующих. Кто смиренно принимает обиду, кто делает добро из любви, кто утешает себя в горе — все эти друзья Бога, и о них говорит Писание, что они будут блистать подобно солнцу в его блеске…»

Незаметно прошла для них ночь в бурной беседе о пережитых страданиях и приветливо улыбающейся будущности.

Когда наступило утро, Эля собрался в путь.

Вот план, обдуманный ими для начала своих действий.

Так как в губернском городе, где произошло описываемое мною событие, предстояла большая ярмарка, на которую обыкновенно съезжается масса евреев со всех мест их оседлости, то сюда и откомандировал Фишл своего адъюнкта для распространения мессианства, а сам спрятался от своих преследователей в доме Эли, дожидаясь его возвращения оттуда с вестями, какое впечатление произвело на их единоверцев радостное известие о пришествии мессии… И таким образом мы приблизились к самому началу рассказа, к тому моменту, когда Эля стоял визави с грозным швейцаром г — на губернатора.

Добился ли Эля свидания с губернатором и успел ли он убедить начальника губернии в том, что пришло мессианское время, — неизвестно. Только об одном последствии этого шага Эли мы умолчать не должны: Фишл опять очутился в доме «нищих духом».

Фишл Хариф пробыл две недели в доме умалишенных и умер. Не выдержала его хилая натура стольких физических и душевных испытаний… Это было невообразимым ударом для Эли, которого через несколько дней после смерти Фишла нашли в сарае повесившимся. Его жену и двоих детей приютил у себя бывший принципал и учитель, а впоследствии конкурент покойника — реб Перец Летучая Мышь, который, как говорят, сделался еще более склонным к мечтательности, а в последнее время стал впадать в мистицизм.

Огромным пластом еврейской культуры являются всевозможные притчи и загадки. Их возникновение связывают с учителями Традиции. В иудаизме было несколько течений и множество школ.

Религиозно — мистическое движение хасидов возникло в конце 30–х годов XVIII века в Польше и в Украине. Взяв за основу каббалистическую традицию, восточно — европейские евреи создали новую духовную школу внутри ортодоксального иудаизма. Появление хасидизма связано с выдающейся фигурой — Израэлем бен Елиезером (ок. 1700–1769), прозванным Бааль Шем Товом (Владеющим Благим Именем (Божьим), сокращенно — БЕШТ). Его имя овеяно легендами, он прославился как целитель и чудотворец.

После долгого периода странствий он обосновался в 1740 году в Меджибоже, где и образовал свою общину. Его популярность была неслыханной, и не только среди людей духовных, которых, как известно, меньшинство. Им восхищались простые люди, ведь он говорил мудрые вещи понятным им языком. Город быстро стал местом массового паломничества, и вскоре хасидское движение охватило всю Восточную Европу. К концу жизни великого учителя у него было свыше десяти тысяч последователей.

Преемником БЕШТа стал его ближайший ученик, ребе Дов Бэр из Межерича — Великий Маггид (ум. 1772). Именно он разработал теоретические основы учения хасидизма. Наиболее самобытный характер хасидизм получил в Аитве и в Белоруссии, где его развитие связано с деятельностью Шнеура Залмана из Аяд, Старого ребе (ум. 1813) — родоначальника династии хасидских раввинов Шнеерсонов, которая здравствует по сей день и стоит у истоков известного во всем мире еврейского движения ХАББАД. Хасидизм легко и прочно вошел в систему иудейской религии, как способ практической мистики.

Для евреев хасидизм имел и чисто практическое значение, это была своего рода наука о правильной жизни. А как известно, правильная жизнь привлекает к себе удачу во всех делах и начинаниях.

К хасидскому ребе пришел еврей и начал жаловаться на свою неудачливость. Вот, например, вчера они шли с соседом Шмулем через речку по ветхим мосткам, Шмуль перешел, а под ним доска подломилась, вот промок до нитки! А позавчера забрал у портного новые штаны, надел их и решил зайти в синагогу, пусть все посмотрят! И тут из подворотни кошка: шасть под ноги! Он от неожиданности упал, а когда встал — на новых штанах дырка! И главное: за что ему все это? Заповеди соблюдает, на молитву ходит… Не подскажет ребе, что надо сделать, чтоб от этой напасти избавиться? Может, поститься надо?

Ребе заулыбался:

— Расскажу тебе историю. В молодости я и мой товарищ много странствовали. Однажды остановились мы на постоялом дворе, где собирались лошадники. Весь вечер они пили, играли в карты и распевали непристойные песни. Мы с другом легли спать: я у стенки, а мой друг с краю. Через какое‑то время хмель побудил гуляк к буйству, они подошли к нам, стащили с полки моего приятеля и надавали ему тумаков. Тут кто‑то во дворе заиграл на гармонике, и они побежали танцевать. Мы начали снова готовиться ко сну, мой друг сказал, что теперь он ляжет у стены, а я с краю.

Через какое‑то время эти гуляки вернулись и снова подошли к нам. Один схватил меня за плечо и начал трусить, но его товарищ сказал, что это будет несправедливо, нужно угостить тумаками и второго еврея. Моего друга снова стащили на пол и отдубасили. Так что если человеку суждено получить удары, он их получит, независимо от того, где он находится. Не лишай же себя еще и удовольствия вкусно поесть.

* * *

Один еврей пришел к ребе, и начал перечислять свои неприятности, и под конец спросил, нельзя ли сделать так, чтоб удача повернулась к нему лицом.

— Ас чего ты взял, что ты неудачник?! — в свою очередь изумился ребе и рассказал ему такую историю:

— Два брата всю жизнь провели за городскими стенами и никогда не видели ни полей, ни лугов. И вот однажды решили они отправиться в гости к дальней родне в деревню.