— Еремин торопит нас, Виктор Петрович,— комиссар говорил спокойно, но чувствовалось, что он нервничает,— с аэродромом ясно, сегодня ночью и надо будет провести эту операцию. Хохлов и Кулешов пойдут, и Углов, конечно, тоже. Я думаю, сегодня лучше, командир?
— Добро, пусть идут сегодня. Подготовки никакой больше не надо. Все уже сделано. Данные наизусть заучили за это время. Вторая неделя пошла. Теперь бы только ночь потемней.
— Это точно, командир.
— А что будем делать с этими двумя лейтенантами?
— Вот это меня как раз тоже очень беспокоит.
— Да... И подпольщики считают, что этот Хорст, или как его там... и есть тот самый специалист, о котором сообщил оберст. Так что, пожалуй, это наши домыслы, в отношении провокатора...
— Может быть, командир... А может... Все может быть, конечно. Но, по обычным нашим меркам, люди к ним, к двоим новичкам, присмотрелись и как-то уже проверили. Теперь надо в деле проверять. Но совсем наблюдение снимать нельзя.
— Это, конечно, комиссар, само собой. А специалист, возможно, и есть этот гестаповец. Он еще себя покажет, польет, гад, кровушки русской. Они по этой части все специалисты.
— Ладно, командир, на то и мы здесь, чтоб их черную кровь пускать.
— Да... Ну что, иди, комиссар, передай приказ Хохлову: сегодня ночью — время сам выбирает — диверсия на аэродроме. Пусть постарается уничтожить самолеты. Хотя бы несколько. Ну и главное — вывести из строя аэродром.
— Понятно, командир, я пошел.
Ночь опять выдалась темная. Легкие порывы ветра шуршали и посвистывали в черных ветвях елей. Игнат слушал эти звуки, и ему иногда казалось, что он там, в архангельской тайге, что сейчас следом выскочит Хромой и, высунув длинный язык и подняв пушистый большой хвост, побежит рядом. Но Хромого не было, а шорох лыж возвращал его к военной действительности. Он шел первым, за ним — Васька Кулешов, и замыкал шествие Хохлов.
Игнат вывел разведчиков к месту, заранее облюбованному им для подготовки нападения на объект. Место он выбрал между вышками, посередине. От вышки до вышки было метров триста. Хотя и ночь, обзор у немцев достаточно хороший, и подползать надо было очень медленно, по сантиметру. С вышки можно заметить движущегося человека даже в маскхалате. А все знали, что немцы на вышках не дремлют и смотрят, гады, в оба!
Ползли медленно, очень медленно передвигая руку, ногу, потом подтягивая тело. По-пластунски, замирая почти каждое мгновение.
Возле проволочного заграждения остановились. Хохлов извлек ножницы, ловко и неслышно перерезал колючку. Очень осторожно отогнул, чтобы не звякнули консервные банки или другие железки, которые немцы подвешивали на колючку для шума. Проход Хохлов сделал побольше, чтобы в него при необходимости можно было нырнуть с разбегу. Заграждение оказалось двойным, Хохлов проделал второй проход точно напротив первого и хотел в него пролезть, но Игнат остановил командира. Хохлов наклонился к нему и едва пошевелил губами:
— Ты чего?
— Станислав Иванович! — Игнат шептал ему прямо в ухо. — Оба оставайтесь здесь, я все сделаю сам...
— Так не пойдет... — зло шепнул Хохлов.
— Станислав Иванович! Я ведь вижу все хорошо. Я нюхом найду цистерны, склады ГСМ, один пройду бесшумно, как волк... Вы только будете связывать меня, вы...
— Что ж ты, мать твою, молчал на инструктаже!..
— Я думал, вы и так меня пошлете!
— Думал... Все четыре поставишь?
— Конечно. Одну на цистерну и три на самолеты, если найду... Поищу, Станислав Иваныч...
— Ладно, иди. Ждем здесь.
Игнат бесшумно проскользнул в проем колючки и исчез во мгле.
Очень беспокоился насчет собак, все время нюхал воздух, но собак здесь не было. Видимо, немцы полагались на вышки с часовыми и хороший обзор вокруг, поскольку всюду бело от снега.
Метрах в пятидесяти в стороне заметил сарай. Там изредка фыркали лошади. И ветер доносил оттуда их запах. Цистерну он нашел минут через пять, метрах в двухстах от заграждения. Нашел по ядовитому духу бензина. Он чувствовал этот резкий запах еще на подходе к объекту. Самолеты искал долго, но все-таки нашел те самые капониры. В первом — самолета не оказалось, но в остальных они были.
Тротиловую мину прикреплял к хвосту каждого самолета. Прикручивал, привязывал там, где укреплено небольшое колесо, как раз в месте крепления колеса, под хвостом снизу. При взрыве в этой точке наверняка хвост будет оторван. Игнат это знал. Цистерну он уже заминировал. Теперь надо было все четыре шнура от мин свести в одну точку и скрутить с выходным шнуром, а этот один уже тянуть за собой.
Возвращаясь со шнурами от заминированных самолетов к тому месту, где был положен конец провода от цистерны, Игнат тревожно замер. Он учуял сладкий и сильный запах табака. Пригляделся, лежа на снегу, и рассмотрел немца в каске и с автоматом. Это был часовой. Дополнительный часовой на внутренней территории. Он стоял, скрываясь за цистерной от ледяного ветра. Игнат даже вспотел от волнения: как это он его не видел раньше. Ведь фриц мог его обнаружить, когда он минировал цистерну, самолеты. Он ведь где-то тут и ходил. Или стоял... Игната опять спасла его волчья бесшумность, незаметное передвижение по-звериному. Ну, конечно, и темнота и ветер тоже.
Он примерился — до немца было метров пятнадцать. Очень пожалел, что послушался совета Хохлова и не взял с собой лук. Правда, ползать с луком под колючкой да по объекту не так удобно, зато с этим немцем не было бы риска и потери времени.
Осторожно пополз ближе к фрицу. Извлек нож и в двух метрах замер, по-волчьи готовясь к прыжку. Бесшумно метнулся и привычным приемом разведчика молниеносно дважды ударил немца ножом в шею, одновременно левой ладонью зажав ему рот. Часовой грузно осел в снег...
Игнат вернулся к шнурам, надежно связал все четыре, чтобы был прочный, безотказный контакт, прикрутил к ним общий выходной провод и, присыпав снегом шнуры, пополз к проему в колючке, распуская и протягивая за собой выходной шнур. Снова огляделся.
Все было спокойно. До проема в ограждении, где ждали ребята, оставалось метров тридцать. Полз, потом медленно шел, согнувшись. Торопиться было нельзя. Даже в темноте быстрое движение мог заметить часовой с вышки. А стрелять оттуда из пулемета очень удобно. Да и сразу начнется тревога, могут шнуры найти и оборвать. Так что надо тихо. Минуты через две он уже был в проходе. Шепнул Хохлову:
— Порядок.
И все трое, согнувшись, медленно двинулись обратно в поле, прочь от объекта. Через каждые десять-пят-надцать шагов Игнат замирал, замирали остальные. Он смотрел на часовых, он хорошо видел их обоих — на вышке справа и на вышке слева. Оба они ничего не заметили.
Метров через сто разведчики остановились. Все трое присели в ложбинке между сугробами.
— Давай,— сказал Хохлов.
На миг замерев, Игнат крутанул ручку индуктора. И в то же мгновение взрывы один за другим потрясли морозную землю, воздух, снег. Желтые снопы огня полыхали над аэродромом, разведчики быстро скользили на лыжах под уклон и вскоре оказались во власти тьмы и шли уже, скрываясь за деревьями, по краю леса, не сбавляя скорости хода.
Небо позади них озарялось оранжевыми сполохами, взрывы громыхали снова, видимо, рвались резервуары с горючим, блики — желтые, алые, синие и белые — метались по ночным снегам и деревьям, как вырвавшиеся на свободу диковинные, стремительные птицы. Было хорошо видно, как широко и суматошно бушевало пламя. Аэродром горел.
12. ПАУТИНА
«Королевич» был не единственным связным отряда с городом, еще несколько доверенных людей в Верховске и в Марковке знали расположение главной стоянки отряда. Но все это было на крайний случай, или когда кого-то, например, срочно перебрасывали к партизанам, спасая от гестапо, или для других непредвиденных обстоятельств. Топорков, сберегая людей, всегда очень осторожничал и почти все время пользовался только одним связным — «Королевичем», которого практически никто из партизан и подпольщиков не знал.
