Сантар выключил гололит и отдал планшет одному из немногих действующих сервиторов, а магнокуляры вернул Шадраку Медузону.

— Даже если мы поспешим, наше продвижение по долине будет медленным, — сказал он, оценивая все тактические варианты. — Но обход вокруг впадины займет еще больше времени.

Рууман провел быстрое вычисление своей бионикой.

— Четыре целых восемь десятых километра от места спуска, Первый капитан.

Сантар кивнул Железнотелому, но обратился к примарху.

— Возвышенность дает больше преимущества, но вынудит нас двигаться колонной. В долине наши части смогут рассредоточиться, но будут дольше времени находиться под воздействием врага. В ней есть что-то невидимое для меня… угроза.

Феррус оглянулся через плечо.

— Суеверие уже заразительно, адъютант? — спросил он, словно поделившись знакомой шуткой с Сантаром. Примарх часто делал это.

— Доверьтесь моим инстинктам, примарх.

— За которые я не могу порицать тебя. — Попытка Ферруса примириться не затронула его холодных глаз. Он тоже смотрел на долину, словно уже увидел то, что Сантар описал, но решил проигнорировать. — Меня больше не задержат. Мы пойдем по долине.

— Послать сначала скаутов для разведки? Мы не знаем что там.

— Нет ни одного, — ответил Медузон, держа в опущенной, расслабленной руке болтер. Черты его узкого лица были острыми, как клинок, и когда капитан нахмурился, это впечатление усилилось.

В разговор двух капитанов вмешался голос Биона Хенрикоса. Сержанта вызвали на импровизированный совет для того, чтобы выступать от имени дивизий Армии, поскольку ни один из их офицеров не смог сделать это и при том достаточно быстро для нетерпеливого примарха. Хенрикос был коренастым воином, с развитой мускулатурой, но пластикой мечника. Свидетельством этого был медузанский клинок, пристегнутый к бедру.

— У меня есть предложение, милорд, — сказал он, опустившись на одно колено, но задрав подбородок и выпрямив плечи. Бион получил звание сержанта недавно, и впервые обращался напрямую к своему повелителю и примарху.

— Встань, — сказал Феррус, неодобрительно взглянув на выказывающего почтение сержанта. — Ни один из моих сыновей не должен преклонять колени передо мной, сержант, если только он не просит прощения.

— В рядах Армии есть скауты — доганские истязатели, — сказал Хенрикос, поднявшись.

— Мы потратим впустую время, — вмешался Десаан.

Хенрикос повернулся к нему.

— Люди имеют важное значение здесь.

Десаан неодобрительно посмотрел на единственный бионический имплантат сержанта.

— Да, этот камень на наших благородных шеях тянет нас в болото. Они не нужны. Доверяй железу, не плоти.

— По-твоему я не доверяю? — Хенрикос старательно сохранял свой тон нейтральным.

Если бы глаза Десаана могли прищуриться, они бы это сделали.

— В тебе слишком много плоти, Бион, слабости, которая затуманивает твои мысли.

Хенрикос ощетинился в ответ на очевидное пренебрежение. Он сжал челюсть.

— Могу заверить тебя, брат-капитан, я отчетливо вижу.

Громкий смех, жесткий и полный буйного веселья снял напряженность, как молот, раскалывающий наковальню.

— Вот это дух, мои сыновья, — прорычал примарх, — но придержите свой пыл для врагов. Нет смысла затуплять клинки друг о друга или мой адъютант посрамит вас обоих перед братьями легионерами, не правда ли?

Выговор был строгий, но лишенный настоящего гнева.

Медузон примирительно шагнул вперед, пока дальнейшие резкие слова между офицерами не вызвали новую перемену настроения примарха. Взгляд капитана смягчился и теперь мог только колоть, а не пронзать.

— Мы можем подождать армейские дивизии и объединиться с ними здесь. Вероятно, доганцы будут в авангарде.

Хенрикос кивнул, соглашаясь.

— Это воодушевит их и даст им цель, — сказал он, не обращая внимания на неодобрительное выражение лица Десаана.

— А какова наша цель? — спросил Феррус Манус. В вопросе примарха звучала резкость. — Задержек было достаточно. Больше никакого ожидания, — раздраженно рявкнул он. Долгий, глубокий выдох покинул его сжатые губы.

— Собери Легион, Первый капитан, — сказал Феррус. — Мы поведем Морлоков по долине, тяжелые дивизионы в резерв, чтобы занять высоту и обеспечить прикрытие для сил, двигающихся внизу. Капитан Медузон, ты поведешь остальных двумя полубатальонами по склонам этой возвышенности и соединишься с нами у выхода из долины.

Сантар четко отсалютовал своему повелителю и отправился выполнять приказы.

Серповидные склоны были широкими и длинными, но постепенно снижались ко дну долины. Сантар вспомнил тени в песчаной буре и решил, что Морлоки справятся, что бы там не скрывалось.

За исключением одного, все вероятные местонахождения узла, установленные Механикумом, оказались ложными; миражами, вероятно созданными эльдарским колдовством. Усилия Железных Рук, которые видели, что немногие дивизии Армии способны поддерживать темп Легиона и все больше отстают, вознаграждались очередной засадой.

Вероятно, что при выслеживании этого последнего местонахождения будет то же самое.

Стальной взгляд Ферруса вернулся к далекому горизонту и дымке, которую он заметил прежде. Больше терять время нельзя.

— Мы спускаемся немедленно. Армия пусть проваливает.

Семь разных аванпостов не обнаружили признаков узла. Следуя координатам Механикума, Легион провел несколько ожесточенных боев. После последнего, Феррус был вынужден сообщить об отсутствии прогресса братьям-примархам. Вулкан был… любезен, даже предложил помощь, которую Феррус решительно отверг. Переговоры с Мортарионом были менее теплыми. При таком темпе пройдет не один день, пока силы легионеров смогут объединиться и покинуть Один-Пять-Четыре Четыре. Медленное продвижение армейских дивизий не способствовал делу. Феррус не мог не признать силу их орудий, они были полезны, но сетовал на слабость людей. Столь многие остались позади. Он сомневался, что они вернутся.

— Эта пустыня поедает людей, — горько подумал он.

Долина внизу была странной. Другие не замечали этого; она выходила за пределы их понимания. Тем не менее, Феррус чувствовал, ощущал притяжение, которое влекло его к воображаемой бездне. Что-то изводило его мысли, за пределами досягаемости его чувств. Он хотел схватить его, раздавить в своем кулаке, но как он мог раздавить ощущение?

Там на песчаной равнине, на дне долины, оно ждало его.

Возможно, оно всегда ждало.

Трепет, гнев и решимость сменились в одну необходимость.

Встретиться с ним и убить.

Это был путь Горгона, по которому он всегда шел. И так же умрет, в этом он был уверен. Никто никогда не брал над ним вверх. Решимость определяла его.

— Я иду за тобой, — пообещал он, возглавив спуск.

Затухающий свет, отражаясь от окостеневших стен их психического святилища, осветил хмурый взгляд на лице первого собеседника.

— Его воля и целеустремленность исключительны.

— Ты по-прежнему считаешь, что он на неверном пути? — спросил другой.

— Связь близка… — пробормотал первый.

— Как ты убедишь его в этом? Мон?кей, в частности люди — особенно, такой как этот — недоверчивы по своей природе.

Когда чары его плана начали соединяться, подобно хромосомам эмбриональной жизненной формы, первый собеседник сощурился.

— Тут понадобится хитрость. Он должен поверить, что это его решение. Это единственный способ изменить его путь.

— Паутина, которую ты плетешь, ущербна.

Первый встретился взглядом со вторым, и вспышка энергии осветила вопрос в его миндалевидных глазах… … на который второй охотно ответил.

— Ты пытаешься превратить камень в воду, заставить его течь по твоему замыслу. Камень не может согнуться, он может только сломаться.

Первый был непреклонен.

— Тогда я разрушу его и придам новую форму.

Когда они приблизились ко дну впадины, воздух стал неподвижным. По обе стороны от Морлоков поднимались крутые скалы, и широкая долина быстро превратилась в ущелье, в которое едва проникал солнечный свет.