Вот именно. Между маем 96-го и Рождеством 97-го, когда я обнаружила, что мистер и миссис Элверс подложили мне свинью, я была далстонским медведем-губачом. Вооружившись ленью, я устремилась к новым безднам. Не удаляясь слишком далеко от Аргос-роуд, я занялась олимпийским многоборьем по тоске и победила на всех этапах. В беге со скукой, в прыжках через инертность, в толкании тягот, в стрельбе по пустым мишеням — я отличилась во всех областях несоревновательного поведения.
Я уподобилась жертвенной мумии инков, которую нашли в том же году на леднике в Андах — совершенно сохранной, не считая полного окоченения и пробитой головы. Мой маленький радиоприемник рассказывал обо всех новостях. Но мне плевать было на мир в Чечне-я слишком долго этого ждала. И хотя в конце пятидесятых, познакомившись с Тимми Лири[51] (он был одним из приятелей Каплана), я сочла его мошенником, встреться он мне теперь где-нибудь на пляжах Санта-Скукоты, я не стала бы выводить его на чистую воду. Запрет на установку пехотных мин оставил меня равнодушной, как и взрывы в Манчестере и Атланте. Тщедушный лошадник выложил пятнадцать долбаных миллионов своей женушке, рассказавшей все как есть. Ну и что? Истина уподобилась дешевой бульварной газетенке — но, черт возьми, мы видели ее торжество. В Бельгии обнаружили подвал полный ужасов. Поведай-ка мне об этом. Нет, не надо. В Иерусалиме разразился страшный скандал из-за тоннеля под Храмовой горой. Этого хотели евреи — вот болваны. Весь этот шум из-за какого-то тоннеля? Попробуйте поездить в проклятом лондонском метро, придурки. В Штатах мужчина шестидесяти шести лет покончил с собой у компьютера. Ну и ну! Эти мерзкие штуковины и так надоели всем до смерти — к чему тратить лишние усилия. В Вене провели какой-то гнусный аукцион в пользу жертв геноцида. Нечто вроде платного соревнования по поеданию пирога в пользу Сомали — вам не кажется? Главного бугая из Арканзаса переизбрали на второй срок — вот она власть блудократии. О. Дж. Симпсон откупился. Зевок. Брошенная мужем герцогиня зашибла миллион долларов со своими Борцами с лишним весом, и, признаюсь, меня слегка позабавила мысль о том, какими будут ее Жиры. Комиссия по оплодотворению и зачатию позволила женщине по имени Блад оплодотворить себя спермой умершего мужа. Вот это я называю отсроченной эякуляцией! Во Франции какой — то паралитик написал роман, двигая одними веками. А еще говорят, что роман мертв. Компьютер выиграл у еврея Каспарова в его же игру. Аи revoir, всезнайки. Швейцарцы нашли у себя в подвалах миллиард наших денег. Мне от этого пользы никакой, но, в самом деле, в какую дырку в ваших эмментальских головках провалились эти вклады? Производителям сигарет пришлось выкашлять 370 миллионов долларов для «Медикэр».[52] Я слабо расхохоталась — слишком мало, слишком поздно-и закурила «ВН». На сегодня номер семьдесят шесть. Вспомните, я экономила. В Камбодже Пола наконец прошиб Пот. Во Флориде какой-то никому не известный гомик убил всем известного гомика, потому что ему не понравился покрой его брюк. Или так мне показалось. В Париже нарядная кобылка тщедушного лошадника вдруг откинула копыта, когда мчалась в ночи по кольцевой дороге со своим наездником-арабом. Весь Лондон сошел с ума. Даже я поднялась с кровати и потащилась к Кенсингтонскому дворцу взглянуть на цветочную бойню. Я не могла остаться совершенно равнодушной к этому безудержному закланию срезанных цветов.
Затем я погрузилась в полную апатию до декабря, когда моему любимчику Унабомберу пришлось поторговаться с Министерством юстиции. Он предпочел жизнь смерти — вот зануда. А я-то надеялась, что он закатится к нам в Дал стон, и мы вдвоем пробездельничаем пару лет. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Итак, я целых полгода не являлась к Элверсам, ничуть не сомневаясь, что они с прежним рвением стараются зачать. Должно быть, они завершали свой двадцатый курс лечения у Черчилля. Наш лорд содрал с них добрых двести кусков — во всяком случае, я так думаю, — а Шарлотта все еще не увеличилась в талии. Когда она наконец забеременеет, он их полностью выпотрошит. Интересно, что Черчилль подарит им в придачу к ребеночку? Какую-нибудь мягкую игрушку? Гарнитур детской мебели? Что можно подарить людям вроде Элверсов, у которых есть все, что пожелаешь, и даже больше.
Только когда я вышла из метро на Уоррен-стрит и поплелась под песчаным ветром к Юстон-тауэр, меня осенило: сегодня рождественский сочельник. Мы, жители Далстона, не придаем большого значения религиозным праздникам — наверно, тебе ясно почему.
Что толку взывать к христианскому Спасителю, когда ты мертв? Ведь в Судный день нам грозит лишь нашествие множества новых душ, из-за которых квартплата подскочит до небес. Нет смысла соблюдать и Рамадан, когда вода и пища не смеют проникать сквозь наши уста и зубы. Если вы ужинаете в далстонском кафе, вам все равно ничего не проглотить. Честно сказать, я не думаю, чтобы даже самый безумный умерший мулла возражал против того, что мы кладем себе в рот. Пару раз я видела, как на Дивали[53] семейство Сетов устраивало представление: их маленький мальчик брызгал бесцветной жидкостью на мистера Бернарда. Но то семейство Сетов — они приспособились к Далстону гораздо лучше меня. Это характерно для британских азиатов — прижиться на новом месте, умереть и перейти на следующий уровень розничной торговли.
Да, Рождество. В витринах елочки из фольги, на головах подвыпивших провинциалов красные нейлоновые шапки в форме носка. Всюду царит скука. На Камберленд-террас богачи решили украсить свои окна дорогими безделушками в стиле ретро. В нынешнем году вместо китайских фонариков в моде деревянные украшения и свечи. Чтобы Лондон на исходе нашего века стал похож на чертову Норвегию на исходе века прошлого. В этом Элверсы превзошли самих себя. Предаваться детским сатурналиям типично для бездетных пар, тяжеловесов и тяжелодумов. Особенно для Шарли — этой яростной англиканки.
Я взбиралась по дорогим ступеням, костеря их на чем свет стоит. Когда я наконец очутилась в просторном холле с итальянским мраморным полом и гигантской, высотой с секвойю, вешалкой, из гостиной до меня донеслись счастливые голоса и звон бокалов. Гм, мне это не понравилось — с чего бы им так радоваться? Голоса были не просто счастливыми, в них звучала зловеще знакомая нотка: слова — о ужас! — предназначались ребенку. Я сжалась до полного ничтожества и поползла вперед по толстому ковру.
Господи-черт-побери-боже! Вот что открылось моим глазам: мама-Элверс, кладущая подарочки под праздничную елку, служанка с серебряным подносом сладких пирожков, искрящиеся бокалы с шерри, а на оттоманке размером с «мерседес» сам Ричард Элверс с хорошеньким мальчуганом на коленях. Ребенку было года три, он широко улыбался и был черным, как моя мертвая холодная душа. Они его усыновили — в этом не оставалось никаких сомнений. То, как они смотрели на него, то, как он смотрел на них, говорило о том, что они приняли его афро-карибское происхождение. На всем лежала печать счастливой семейной жизни. Элверсы наконец-то обрели домашний очаг. Но черномазый мальчишка? Этого я от них не ожидала.
Разумеется, я пришла в ярость, хотя и не сразу поняла, что игра окончательно проиграна. Конечно, они капитулировали, но разве не бывает так, что бесплодные супруги, взяв приемыша, впоследствии обзаводятся собственными детьми? Однако, порывшись в письменном столе Ричарда, я обнаружила письма от Черчилля, в которых он наконец-то подтверждал (заметьте, после того, как прикарманил их денежки), что сперма моего зятя — безвкусная пряность, безнадежно прокисшие сливки, и лишь тогда признала поражение. Вот так обстояло дело и даже хуже. В то Рождество я терлась возле Элверсов, вынюхивая их планы, и узнала, что они продали «Бумажные обрезки», потеряли много денег и переезжают в глушь, чтобы посвятить себя воспитанию сына. Я ненавидела Далстон, но переехать в английскую провинцию? Ни за что на свете. Лучше второй раз умереть.
