И тут, когда Фафхрд уже огибал высокий камень, направляясь ко входу в пещеру. Мышелова пронзила мысль: «Слишком удачно!» Он не раздумывая бросился к приятелю и повалил гиганта на снег.
Просвистевшая над их головами стрела чуть звякнула о высокий камень. Опять-таки не раздумывая, Мышелов бросился к пещере, выхватив на ходу из ножен Скальпель. Ворвавшись в пещеру, он сделал выпад влево, потом вправо и прижался к скалистой стене, предусмотрительно полосуя мечом мрак перед собой и пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь.
Наискосок от него и прямо напротив входа пещера, сворачивая вбок, образовывала тупик, в котором к удивлению Мышелова слабо пульсировало какое-то свечение – это был не костер и не отблески сумеречного света снаружи. Более всего оно походило на сверхъестественное сияние, которое они видели на гряде Бренных Останков.
Как бы там ни было, но на его фоне был четко виден противник Мышелова. По счастью, приземистый человечек сжимал в руке не духовую трубку, а кривой кинжал. Когда Мышелов бросился на него, он, отступив назад, нырнул за угол, из-за которого исходило свечение. Мышелов двинулся следом и снова удивился, чувствуя в воздухе не только тепло, но и влагу. Он зашел за угол, и черный жрец, притаившийся сбоку у стены, прыгнул на него. Но Мышелов был к этому готов, его Скальпель вонзился противнику точно в грудь, и во влажном воздухе судорожно задергался кривой кинжал.
Фанатик попробовал было насадить себя поглубже на тонкий клинок, чтобы достать Мышелова. Но через миг его ненавидящий взгляд остекленел, жрец осел, а Мышелов с отвращением выдернул из его тела меч.
Едва держась на ногах, жрец отступил в облако сияющего пара, который, как теперь увидел Мышелов, поднимался над ямой в конце тупика. С чудовищным булькающим стоном черный человечек сделал еще шаг назад и рухнул в яму. Послышался глухой удар тела о скалу, пауза и тихий всплеск, после чего все стихло, если не считать отдаленного бульканья и шипения, доносившихся из ямы, под монотонные звуки которых в пещеру наконец ввалился Фафхрд.
– Осталось трое, – небрежно сообщил Мышелов. – Четвертый варится в этой яме. Но на ужин я хочу жаркое, а не отварное мясо, и к тому же у меня нет достаточно длинной вилки. Так что принеси уголь, который я там рассыпал.
Поначалу Фафхрд принялся возражать, не без суеверного страха глядя на кипящее жерло ямы и настаивая на том, что заночевать они должны где-нибудь в другом месте. На это Мышелов вполне справедливо заметил, что провести ночь в пустой пещере, где все прекрасно видно, гораздо лучше, чем рисковать наткнуться в темноте еще на одну засаду. В конце концов Фафхрд к радости Мышелова дал себя уговорить – правда, лишь после того, как заглянул в яму и убедился, что ни живому, ни вареному убийце оттуда не выбраться. А у Мышелова не было ни малейшего желания покидать это приятное теплое местечко.
Костер они разожгли у наружной стены, прямо у входа в пещеру, чтобы ни одна живая душа не могла прокрасться в нее незамеченной. Умяв внушительное количество жареной печенки и по несколько жестких, обуглившихся кусков мяса, друзья побросали обглоданные кости в костер, и пока они весело там потрескивали, Фафхрд прислонился спиной к скале и попросил Мышелова дать сагу посмотреть алмазный глаз.
Его просьбу Мышелов выполнил неохотно и снова почувствовал отвращение, когда прикоснулся к вязкому кольцу, опоясывающему сверкающий ледяным блеском алмаз. У него было ощущение, что Фафхрд хочет сделать с камнем что-то не то, но что именно – он не знал. Однако Северянин просто осмотрел алмаз – правда, несколько озадаченно – и сунул его себе в сумку. Мышелов было запротестовал, но Фафхрд обрезал его, сказав, что это их общая собственность. Мышелов вынужден был согласиться.
Они решили нести дозор по очереди, Фафхрду выпало не спать первому. Мышелов завернулся в плащ и сунул под голову свой мешок и свернутый плащ. Уголь в костре пылал, странное сияние слабо пульсировало. Мышелову понравилось лежать между жаром первого и влажным теплом второго; порывы ледяного ветра снаружи казались ему приятной приправой. Полузакрытыми глазами он следил за игрой теней на стенах пещеры. Сидевший между ним и костром Фафхрд выглядел весьма надежно – большой, бдительный страж. Уже засыпая, Мышелов порадовался, что отдал Фафхрду алмаз – голове было гораздо мягче.
Разбудил его какой-то странный тихий голос. Костер уже догорал. На секунду Мышелов испугался – ему почудилось, что в пещеру проник кто-то чужой, возможно, усыпив приятеля тихими завораживающими словами. Но тут же сообразив, что таким же голосом Фафхрд разговаривал прошлой ночью, он увидел, что Северянин сидит, уставившись в алмазный глаз, словно созерцая бесконечные видения, и медленно покачивает камень в руках. Движущиеся отблески от алмаза совпадали с мерцающим сиянием, что Мышелову определенно не понравилось.
– Кровь Невона, – бормотал, чуть ли не пел Фафхрд, – еще бьется под его сморщенной скалистой кожей, еще вытекает, горячая и свежая, из ран в горах Невона. Но чтобы принять человеческое обличье, этой земле нужна кровь героев.
Мышелов вскочил и осторожно потряс Фафхрда за плечо.
– Те, кто истинно поклоняется Невону, – зачарованно продолжал Фафхрд, как будто ничего не чувствуя, – стерегут его горные раны, ждут и молятся о приходе великого дня воплощения, когда Невон снова проснется, на этот раз в человеческом обличье, и стряхнет с себя паразитов, которые носят название людей.
Мышелов затряс Фафхрда изо всех сил, тот мгновенно проснулся и объявил, что ни на миг не смыкал глаз, а Мышелову приснился кошмар. Он лишь смеялся на все возражения Мышелова и стоял на своем как скала. Алмаз он тоже не отдал, а, засунув его поглубже к себе в мешок, дважды зевнул во весь рот и уснул под увещевания друга.
Остаток ночи Мышелов провел весьма неуютно. Убежище в скалах уже не казалось таким надежным, как раньше: ему везде чудилась опасность, он то заглядывал в кипящую яму, то вглядывался в темноту ночи, время от времени живо представляя себе, что сваренному жрецу каким-то образом удалось выбраться наружу. А между тем более трезвая часть его ума была занята пугающе правдоподобной теорией относительно того, что внутренние расплавленные слои Невона и впрямь завидуют людям и что зеленый холм – это одно из мест, где они стремятся выбраться из своей каменной одежды и превратиться во всемогущего человекоподобного великана, сделанного из ожившего камня. А черные клешские жрецы – это невонопоклонники, жаждущие уничтожить весь род людской. Алмазный же глаз – это вовсе не ценная, но безопасная добыча, а живое существо, пытающееся охмурить Фафхрда своим блеском и сулящее ему какую-то страшную участь.
Трижды пытался Мышелов забрать у приятеля камень, причем в третий раз попробовал даже разрезать дно его мешка. Однако несмотря на то, что Мышелов славился как самый ловкий карманник Ланкмара – если даже он и потерял былую сноровку, то совсем чуть-чуть, – Фафхрд всякий раз еще крепче прижимал мешок к себе, что-то брюзжал сквозь сон и решительно отталкивал ловкую руку Мышелова. Мышелов подумывал даже отобрать камень силой, но отказался от этой затеи, инстинктивно придя к заключению, что лишь разбудит невероятное упрямство Северянина. К тому же, у него были недобрые предчувствия относительно состояния, в коем пробудится его друг.
Но когда заря осветила вход в пещеру, Фафхрд внезапно проснулся с чудовищным зевком и рыком – столь естественным, что Мышелов как обычно поморщился. И вообще, Фафхрд вел себя так радостно и простодушно, что страхи Мышелова рассеялись или по крайней мере отошли на второй план. Позавтракав холодным мясом, друзья аккуратно завернули и сложили в мешки жарившиеся всю ночь голяшки и лопатки подстреленного зверя.
Затем Мышелов выскочил из пещеры и укрылся за торчащим перед нею камнем, а Фафхрд прикрывал его, держа свой лук наготове. Выглянув несколько раз из-за камня, Мышелов проверил, нет ли засады на склоне над пещерой. После этого, зарядив пращу, он дал возможность и Северянину перебраться к нему. Убедившись, что, по крайней мере, поблизости никто не затаился, Фафхрд пружинистым шагом двинулся в путь. Мышелов проворно шел следом, однако через какое-то время его стали одолевать сомнения: ему начало казаться, что Северянин сильно забирает влево. Впрочем, полной уверенности в этом не было: солнце еще не встало, небо было покрыто длинными клочьями пурпурных и желтоватых облаков, а откуда они вчера пришли. Мышелов точно сказать не мог, поскольку когда приходишь на какое-то место, оно выглядит совсем не так, как когда с него уходишь.
