Должно быть, их воодушевила победа Этельвульфа, потому что теперь Редингум атаковало целое войско. Об их приближении предупредил донесшийся с запада крик, а потом я увидел несущихся на нас галопом всадников – они рубили людей мечами, протыкали их копьями, и мы втроем бросились бежать.

Я услышал за спиной топот копыт, повернул голову, увидел несущегося на меня человека с копьем и понял, что одному из нас суждено сейчас умереть. Я схватил Бриду за руку, чтобы оттащить в сторону, но тут из-за стены Редингума вылетела стрела и угодила всаднику в лицо. Он дернулся, кровь текла из его щеки. А тем временем люди в панике толпились у двух главных мостов, и всадники-англосаксы, заметив это, устремились туда.

Мы трое наполовину перешли, наполовину переплыли ров, и два человека вытянули нас, мокрых, грязных и дрожащих, на стену.

Перед крепостью теперь царил хаос. Тех, кто резал траву на дальнем конце рва, теперь гнали в центр поля, когда появилась уэссекская пехота: отряд за отрядом выходил из леса на горизонте. Я помчался к дому, достал спрятанный под стопкой плащей Вздох Змея, надел перевязь и выбежал искать Рагнара. Он ушел на ближайший к Темезу мост, мы с Бридой заметили там его дружину.

– Ты никуда не пойдешь, – сказал я Бриде. – Оставайся с Рориком.

Рорик был младше нас, после купания во рву он непрестанно дрожал, ему было нехорошо, поэтому я заставил его остаться дома.

Брида же пропустила мои слова мимо ушей. Она вооружилась копьем и заметно волновалась, хотя ничего еще не произошло. Рагнар смотрел за стену. Все больше народу подтягивалось к воротам, но Рагнар пока не открывал их, чтобы перейти мост. Он оглянулся назад – посмотреть, сколько у него воинов, – и прокричал:

– Щиты!

В спешке некоторые воины прибежали с одними топорами и мечами и теперь кинулись за щитами.

У меня щита не было, но мне и не полагалось здесь находиться, и Рагнар пока меня не видел.

А видел он завершение резни: всадники-англосаксы приканчивали последних наших фуражиров. Несколько врагов пали от стрел, но и у датчан, и у англичан было мало лучников. Мне нравились лучники: они могли убивать на большом расстоянии, и, даже если стрелы не убивали, они заставляли врага нервничать.

Когда стреляют из луков, двигаться приходится вслепую, пряча голову за щитом, но стрельба из лука требует большого искусства. Кажется, это легко, у любого ребенка есть лук и стрелы, но настоящий лук, способный поразить кабана с сотни шагов, – это огромная штука из тиса. Чтобы натянуть его, требуется немало силы, и, если не упражняться постоянно, стрелы летят куда попало, поэтому лучников у нас всегда было мало. Я никогда не имел дела с луком. С копьем, мечом, топором я был опасен в бою, а вот с луком – совершенно бесполезен.

Иногда я задумываюсь, отчего мы не остались за стеной. Она была полностью готова; чтобы перебраться через нее, врагу пришлось бы пересечь ров или попытаться пройти по мостам, а делать это пришлось бы под дождем стрел, копий и топоров. У них наверняка ничего бы не вышло, но тогда они осадили бы нас, и Рагнар решил атаковать. И не только Рагнар. Пока он собирал людей у северных ворот, Хальфдан делал то же самое у южных, а когда оба увидели, что собралось достаточно народу, а пехота врага все еще находится в паре сотен метров от стены, Рагнар приказал открыть ворота и повел людей в бой.

Армия англосаксов под огромным знаменем с драконом надвигалась на центральные мосты, очевидно полагая, что устроенная англичанами резня станет преддверием большой битвы. У них не было лестниц, поэтому я понятия не имею, как они собирались преодолеть недавно построенную стену. Но иногда в пылу сражения людей охватывает своего рода безумие, и они совершают неразумные, беспричинные поступки. У уэссекских воинов не было причины толпиться под средней частью стены, не имея возможности ее преодолеть, но они все равно там толпились, и вот наши бойцы повалили из двух боковых ворот, чтобы атаковать с севера и юга.

– Клин! – ревел Рагнар. – Строимся клином!

Всегда слышно, как строится клин, или «стена щитов». Самые лучшие щиты делают из липы или из ивы, и, когда воины ставят их внахлест, раздается деревянный стук. Левая часть твоего щита ложится поверх правой части щита товарища, чтобы врагам, большинство из которых правши, приходилось пробивать двойной слой древесины.

– Сдвинуть щиты! – приказал Рагнар.

Он стоял в центре ряда, под своим знаменем – растрепанным орлиным крылом, и на нем был дорогой шлем, выдающий в нем вождя, человека, которого следует убить первым. Рагнар по-прежнему носил шлем моего отца, прекрасный шлем, выкованный Элдвульфом, с лицевой частью, обрамленной серебром, а еще кольчугу – и опять-таки лишь у немногих имелось подобное сокровище, большинство же обходились кожаными доспехами.

Враги развернулись нам навстречу, тоже выстраиваясь клином, и я увидел группу всадников, галопом мчащихся под знаменем с драконом. Мне показалось, что я заметил рыжую голову Беокки, значит, и Альфред был там – наверное, среди монахов в черных рясах, которые, без сомнения, молились сейчас о нашей погибели.

Клин англосаксов был длиннее нашего. И не только длиннее, но и шире, у нас было по три человека в ряду, а у них по пять-шесть. Здравый смысл говорил, что нам стоит либо остаться там, где мы стоим, и дать им возможность наступать, либо вернуться под прикрытие моста и рва, но все больше датчан собиралось под знамя Рагнара, да и сам Рагнар не собирался рассуждать разумно.

– Просто убейте их! – кричал он. – Просто убейте! Убейте!

И он повел своих воинов вперед. Остальные датчане издали оглушительный боевой клич и двинулись следом. Обычно два клина долго стоят друг против друга, выкрикивая оскорбления и угрозы, набираясь храбрости перед самым жутким моментом, когда дерево врезается в дерево, клинок ударяет по клинку, но кровь Рагнара бурлила, и ему было плевать на все. Он просто шел вперед.

В наступлении не было смысла, но Рагнар был вне себя. Его оскорбила победа Этельвульфа, оскорбило, что уэссекские всадники перебили его фуражиров, и он желал одного: изрубить англосаксов! Каким-то образом это его желание передалось воинам, которые с воем шагали в клине. Есть что-то жуткое в людях, жаждущих битвы.

За миг до того, как с грохотом столкнулись щиты, из наших задних рядов полетели копья. У некоторых воинов было по три-четыре копья, и они метали одно за другим над головами передних рядов. Копья летели и в нас, и я выдернул одно из земли и, собрав все силы, швырнул обратно.

Я находился в задних рядах, куда меня оттеснили мужчины, велевшие убираться с дороги, но я все равно шагал вперед вместе с клином, а Брида, недобро улыбаясь, шла рядом со мной. Я снова велел ей вернуться в город, но она в ответ показала язык – и тут раздался оглушительный треск, деревянный гром: это щиты встретились со щитами. Затем я услышал звук копий, вонзающихся в липовые щиты, и звон железа, но ничего не видел, потому что был слишком мал ростом. Однако люди передо мной отшатнулись после первого удара, а потом снова рванулись вперед, стараясь пропихнуть острие нашего клина через ряды англосакских щитов.

Наш правый фланг загнулся назад, и его окружил враг, но туда уже спешило подкрепление, и англосаксам не хватило храбрости наступать дальше. В том месте их войска были как раз люди, которые обычно идут в хвосте наступающей армии, где всегда собираются самые робкие. Настоящая битва завязалась впереди меня, и оттуда неслись звуки ударов: железные умбоны щитов и клинки ударяли о дерево, раздавалось шарканье ног, звон оружия, голоса и вопли боли.

Упав на четвереньки, Брида впереди пробиралась под ногами мужчин, и я увидел, как она ударила копьем под край вражеского щита. Она угодила человеку в лодыжку, и тот покачнулся, выронив топор. В ряду врагов образовалась дыра, наш строй шагнул вперед, я тоже шагнул, орудуя Вздохом Змея как копьем и целясь в ноги, и тут Рагнар издал могучий рев, долетевший до самого Асгарда: он требовал сделать еще одно, последнее усилие. Мечи рубили, топоры вздымались и падали, и я чувствовал, как враг отступает перед яростью северян.