– Раздеть?.. – нахмурился Майкл.
– Она должна предстать пред Богом обнаженной, – назидательно произнес сэр Мартин. – Дабы наш Господь и Спаситель судил ее подлинную сущность. Нагота истинна, Писание так и говорит: истина в наготе.
Писание, разумеется, ничего подобного не говорило, однако сэру Мартину никогда не составляло труда выдумать цитату к случаю.
– Но… – Как бы ни был Майкл недогадлив, неуместность происходящего бросалась в глаза даже ему.
– Делай что велено! – рявкнул священник.
– Так нельзя! – упрямо заявил Майкл.
– Да пропади ты пропадом! – Сэр Мартин отпихнул Майкла и схватил девушку за ворот рубахи.
Сара, отчаянно вскрикнув, попыталась отступить. Майкл в ужасе застыл, однако Ник Хук, в голове которого все еще отдавался эхом таинственный голос, метнулся вперед и всадил кулак в живот сэру Мартину. Священник согнулся пополам, крякнув не то от боли, не то от удивления.
– Ник! – только и вымолвил Майкл в ужасе.
Хук взял девушку за локоть и повернул к дальней стене с окном.
– На помощь! – заорал сэр Мартин севшим от боли голосом. – Сюда!
Хук обернулся было, чтобы его заткнуть, но Майкл шагнул между ним и священником – и тут влетели братья Перрилы.
– Он меня ударил! – прохрипел сэр Мартин чуть не изумленно.
Том Перрил ухмыльнулся, хотя младшего, Роберта, зрелище смутило так же, как и Майкла.
– Взять его! – прохрипел священник, выпрямляясь; ему явно не хватало воздуха, лицо перекосилось от боли. – Вытащите наружу и держите.
Хук позволил вывести себя в конюшенный двор, Майкл вышел следом и сокрушенно застыл, глядя на тела повешенных, болтающиеся под зябким косым дождем.
Ника вдруг охватило бессилие. Он ударил священника – высокородного священника, родню самого лорда Слейтона!.. Братья Перрилы скалили зубы и изощрялись в издевке, но Хук не обращал внимания – он слышал только треск разрываемой рубахи и заглушенный женский вопль, потом зашелестела солома, раздалось хрюканье сэра Мартина, донесся стон Сары. Ник Хук смотрел на низкие облака и густой древесный дым, накрывающий город плотнее любой тучи, и не мог отделаться от мысли, что предал Божью волю. Всю жизнь ему твердили, что он проклят, а когда на площади, где царит смерть, Бог потребовал от него единственного поступка – он не сумел ничего сделать.
С площади долетел странный звук, будто слитный вдох огромной толпы. Ник понял, что там зажгли первый костер, и устрашился: ему, не спасшему голубоглазого ангела от черной похоти священника, тоже наверняка не миновать адских мук. Впрочем, как знать: девушка ведь еретичка, и если голос требовал ее спасти – не дьявольское ли то было наущение…
Из конюшни теперь доносились судорожные всхлипы Сары, потом они сменились рыданиями, и Хук, подняв голову, подставил лицо ветру и хлестким струям дождя.
Сэр Мартин, склабясь, как сытая крыса, вышел из конюшни, выдергивая из-за пояса складки подоткнутой рясы.
– Ну вот и все, чего долго возиться. Том, хочешь девку? – глянул он на старшего Перрила. – Нужна – забирай, лакомая штучка. Только перережь ей горло, как управишься.
– Вешать не надо? – деловито осведомился Том Перрил.
– Просто прикончи, и все, – отмахнулся священник. – Я бы и сам, но Церкви не пристало убивать людей, она лишь вручает их мирской власти – тебе, Том. Так что попользуешься еретичкой – перережь ей глотку. Роберт, держи Хука. А ты, Майкл, ступай прочь, нечего тебе здесь делать.
Майкл нерешительно застыл на месте.
– Уходи, – устало кивнул брату Ник Хук. – Ступай.
Роберт Перрил схватил Ника за локти, и, хотя тому стоило лишь двинуть плечом, он даже не дернулся, все еще в оторопи от неведомого голоса и от собственной глупости: ударить самого сэра Мартина! Уж проще было затянуть себе петлю на шее!.. Священник, впрочем, жаждал для Хука наказания похлеще, чем просто смерть, и теперь принялся остервенело его избивать. Силой сэр Мартин явно уступал любому лучнику, зато злобы в нем было хоть отбавляй, и он с наслаждением лупил Хука острыми костяшками пальцев, метя в лицо и норовя попасть по глазам.
– Выродок, сучье дерьмо! – визжал он. – Считай, что ты покойник! Станешь у меня таким же! – Он мотнул головой в сторону ближайшего шеста, где серые дымные клубы от огненных языков, пляшущих у подножия, почти скрыли выгнутое тугим луком тело. – Ублюдок, и мать у тебя шлюха, и сам ты сучье отродье!
Среди клубов дыма взметнулся огненный столб, и над площадью разнесся крик, как рев кабана на бойне.
– Что тут творится, дьявол вас раздери? – Посреди конюшенного двора стоял сэр Эдвард, явившийся не иначе как на вопли сэра Мартина.
Священнику удалось лишь рассечь Нику губу и пустить кровь из носа. Теперь сэра Мартина трясло, в его широко раскрытых глазах, горевших злобой и ненавистью, Хук разглядел искру дьявольского безумия.
– Хук меня ударил, казнить его!
Сэр Эдвард перевел взгляд с рычащего священника на окровавленное лицо Ника.
– Как прикажет лорд Слейтон.
– Что он еще прикажет, кроме как повесить? – огрызнулся священник.
– Ты ударил сэра Мартина? – спросил Хука сэр Эдвард.
Ник только кивнул. Кто все-таки говорил с ним в конюшне – Бог или дьявол?..
– Ударил! – рявкнул сэр Мартин. Внезапно подскочив, он рванул Хуков налатник и разодрал его пополам, ровно между луной и звездами. – Этот герб не для него! – Он швырнул накидку в грязь и обернулся к Роберту Перрилу. – Найди веревку или тетиву, связать ему руки. И отбери меч!
– Меч я возьму, Перрил. Оставь Хука мне, – приказал сэр Эдвард, вытягивая из ножен Хука меч, принадлежащий лорду Слейтону. Доведя Хука до выхода со двора, он спросил: – Что стряслось?
– Он изнасиловал девушку, сэр Эдвард!
– Подумаешь, – нетерпеливо отмахнулся тот. – Преподобный сэр Мартин только этим и занимается.
– А еще со мной говорил Бог, – выпалил Хук.
– Что? – Сэр Эдвард уставился на Хука, словно тот объявил, что вместо неба теперь сыворотка.
– Со мной говорил Бог, – повторил Ник с несчастным видом. Вышло жалко и неубедительно.
Сэр Эдвард не ответил. Он задержал взгляд на Хуке, затем обернулся к рыночной площади. Еретик в костре уже не кричал – тело, перегнувшись, свесилось вперед, тут же вспыхнули волосы. Державшие туловище веревки наконец перегорели, и тело сгустком огня рухнуло вниз. Двое латников, орудуя вилами, принялись заталкивать горящий труп глубже в костер.
– Я слышал голос, – упрямо повторил Хук.
Сэр Эдвард небрежно кивнул, словно давая понять, что слова услышаны и повторять не нужно.
– Где твой лук? – неожиданно спросил он, не отрывая глаз от дымного облака, окутавшего горящую фигуру.
– В задней комнате харчевни, сэр Эдвард.
Сэр Эдвард глянул на ворота харчевни – там как раз появился ухмыляющийся Том Перрил, вытирая окровавленную руку.
– Я приказываю тебе вернуться в заднюю комнату и ждать, – тихо произнес сэр Эдвард. – Ждать, пока тебе свяжут руки, привезут домой и отдадут под суд, а потом повесят на дубе рядом с кузницей.
– Слушаюсь, сэр Эдвард, – отозвался Хук с угрюмой покорностью.
– А чего я тебе не приказываю, – продолжал латник все тем же тихим голосом, но явно настойчивее, – так это уходить из харчевни через главный вход. Не пробирайся в центральную часть Лондона, не находи там улицу, называемую Чипсайд, не отыскивай на ней постоялый двор «Две цапли». А в «Двух цаплях» не спрашивай о человеке по имени Генри из Кале. Слышишь, Хук?
– Да, сэр Эдвард.
– Генри из Кале набирает лучников, – пояснил сэр Эдвард, глядя, как человек в одежде с королевским гербом подтаскивает горящее бревно к столбу, где привязали второго предводителя лоллардов. – В Пикардию. За хорошие деньги.
– В Пикардию, – механически повторил Хук. Наверное, какой-нибудь мелкий английский городишко…
– Заработаешь там денег, пригодятся.
Хук, помедлив, осторожно спросил:
– Теперь я преступник вне закона?
– Ты покойник, Хук, а покойникам закон не писан. Ты все равно что труп. Я ведь приказал тебе остаться в таверне и ждать суда, а у лорда Слейтона на суде не будет выбора, кроме как вздернуть тебя на ближайшем дубе. Поэтому ступай и делай что говорят.