— Разве не имеет значения то, что они лгали тебе? Разве не они заставили тебя поверить, чтобы ты не нужна мне? Ты сможешь простить и забыть это, Присцилла? Или это навсегда останется раной в твоем сердце?

— Все в прошлом, Карлос.

— Нет. — В глазах его горела страстная вера. — Прошлое никогда не уходит, оно живет в нас. Всегда. Мне это нужно. Пожалуйста, я умоляю тебя, позволь мне воздать тебе по справедливости.

Она отвела от него взгляд и потупилась. Властная настойчивость Карлоса тяготила ее. Он снова хочет вовлечь ее в свою жизнь. Но зачем? Справедливость — это остывший ужин. Она не вернет ей того, что у нее отняли.

Тем не менее, была какая-то странная притягательность в том, чтобы появиться с гордым видом рука об руку с Карлосом на грандиозном приеме, который устраивала его мать, и утереть нос снобам из рода Арбэлоэс. Да, она получила бы удовлетворение, сведя на нет их жалкий триумф.

С другой стороны, это означало бы постоянное общение с Карлосом и боль упущенных возможностей. Его прикосновения, оживляющие воспоминания... Играть чужую роль и делать вид, что между ними все прекрасно, хоть это далеко не так. Нет, она не может на это пойти. Да, кстати, как он собирается попасть на прием?

— Карлос, а ты не забыл, что мы сейчас в центре Колумбии? И если повезет, то только к вечеру прибудем в Медельин.

— Там нас будет ждать реактивный самолет компании, чтобы доставить в Каракас.

Присцилла в изумлении воззрилась на него.

— Ты уже все организовал?

— Я делал это для себя, но надеюсь, что ты полетишь со мной.

Так вот что значили его телефонные звонки, — подумала Присцилла. — Интересно, когда же у него возникла эта идея? До первой остановки или пока он вел автобус?

— Присцилла, я должен это сделать для тебя, — сказал он мягко, — так же, как ты должна это сделать для меня.

Она долго смотрела ему прямо в глаза, потом вдруг спросила:

— Как ты себе это представляешь?

— Понимаешь, ты позволила им представить меня в ложном свете. Если оставить их поступок безнаказанным, они могут пойти на то, чтобы очернить меня в глазах других людей, если им это для чего-то понадобится. Их необходимо остановить. Самый эффективный способ, если ты станешь моим свидетелем на приеме, где об этом услышат люди, с мнением которых они считаются. Вместе мы сможем испортить им игру и разоблачить их.

От подобной безжалостности Присцилла содрогнулась.

— Так же, как ты поступил со мной прошлой ночью, Карлос?

— Нет, то была месть мужчины, любовью которого пренебрегли. Ни о какой справедливости речи не было. Прошлую ночь я всегда буду вспоминать как самый отвратительный поступок в моей жизни. Но не стыдно искать справедливости. Стыдно не искать ее, Присцилла.

По-своему он был прав. Нельзя допустить, чтобы Элда Регина де Мелло и Марсия Арбэлоэс остались безнаказанными за то, что совершили. Справедливость... Она ставит надежную преграду преступлению. А тогда было совершено преступление — преднамеренное убийство любви.

Чего мне стоит, — уговаривала она себя. — Еще одна ночь. Ради него. Ради себя. Но в каком виде она туда явится?

— У меня нет ничего подходящего из одежды, Карлос. Все будут смотреть на меня свысока и решат, что ты сошел с ума, раз решил ввести меня в их общество!

— Я предоставлю тебе подходящие наряды. Мне на квартиру должны будут доставить большой выбор платьев с соответствующими аксессуарами. — На лице его сверкнула лукавая улыбка, от которой сердце Присциллы дрогнуло. — Поверь, ты явишься на прием во всем великолепии.

Богатство, напомнила себе Присцилла, один из разделяющих их барьеров, который не должно упускать из виду. Непомерное богатство. Карлос, вероятно, может заказать что угодно, и все появится, стоит ему только щелкнуть пальцами. Или позвонить по телефону. Хотя есть вещи, которые никто не может купить. Например, любовь, доверие, счастье.

— По-твоему, это стоит сделать, Карлос? — спросила она. — Даже если удастся приехать в Медельин к семи часам, нам еще лететь до Каракаса. Прибавь разницу во времени, плюс время на переодевание. Сомневаюсь, чтобы мы попали на прием до полуночи.

— Да, стоит, — твердо заявил он. — К тому же, полагаю, полночь — самое подходящее время. К двенадцати часам все будут в сборе, и никто не уйдет. Считается невежливым покидать столь элитное собрание раньше трех утра. — Карлос недобро усмехнулся. — А тут как раз мы и появимся. Ты и я!

Он явно получал удовольствие от своей идеи. И вдруг Присцилла тоже заразилась его энтузиазмом.

— Намереваешься превратить Золушку в принцессу с двенадцатым ударом часов? — чуть насмешливо спросила она.

— Ты никогда не была Золушкой, — возразил он, и Присцилла увидела в его глазах неподдельный гнев. — Не смей говорить о себе в уничижительном тоне. Ты... — Он сжал губы, оборвав себя, и покачал головой. — Нельзя ненавидеть собственную мать. Но я ненавижу многое из того, что она сделала.

На лице его отразилась мука, которая тронула Присциллу больше, чем слова. Она подумала о своей матери, которая всегда была рядом, готовая помочь и утешить, всегда считалась с ней, но никогда не давила на нее. Несмотря на богатство, Карлос жил нелегкой жизнью, постоянно чувствуя на себе гнет ответственности, которую унаследовал после трагической гибели старшего брата.

Присцилла вспомнила, как доверителен был Карлос в минуты душевной близости. Открыто он никогда не критиковал мать за то, что она распоряжалась его жизнью. Но Присцилла замечала, что иногда он чувствовал себя заложником той роли, которую ему навязали в силу обстоятельств. Однажды Карлос сказал, что завидует Роберу, самому выбирающему свой путь.

— Я должен разорвать путы, которые связывали меня так долго, — пробормотал он и потянулся к ее руке. Пальцы их встретились и крепко переплелись. — Будь моей спутницей сегодня, Присцилла. Я позабочусь, чтобы ты успела на рейс в Канаду завтра. Но сегодняшняя ночь — наша! Выступим последний раз вместе... в защиту справедливости.

— Да, — шепнула Присцилла, едва ли осознавая, что дает согласие.

Стремительный поток исходящей от него энергии словно заполнил каждую клеточку ее тела. Опустив глаза, она смотрела на их сплетенные пальцы, еще не веря, но чувствуя, как ей необходимо быть с ним. Если бы Карлос сказал еще хоть слово, она осталась бы с ним до конца жизни.

8

— Красное! — решительно сказал Карлос.

— Ты уверен?

Присцилла колебалась, поглядывая на произведение портновского искусства из черных кружев. Она еще не пришла в себя от потрясения, увидев множеством изысканных вечерних туалетов, разложенных в спальне. Ее волнение усугублялось тем, что спальня была ей знакома до мелочей, поскольку она делила ее с Карлосом в период их близости. Кроме того, Присцилла нервничала из-за перспективы вновь оказаться в фамильном особняке де Мелло, хотя ей была обеспечена безопасность и поддержка Карлоса. Больше всего она боялась показаться смешной и нелепой.