«Ходить кругами по лесу — еще то удовольствие. Да и жарит невозможно — дышать нечем. А на небе ни облачка. Может, тут вообще холмов нет, а мы носимся — ищем…» — примерно такие мысли носились в голове Юры, когда при входе на очередную маленькую полянку он буквально столкнулся с щупленьким сгорбленным человечком, опирающимся на узловатый, полированный посох. В принципе этого старичка, а именно старичком этот незнакомец и выглядел, можно было принять за жителя какой-нибудь соседней деревеньки, если бы не странный зеленый цвет волос и текстура кожи, коричневой, покрытой мелкими чешуйками, слегка смахивающими на чешуйки молодой сосновой коры. Взаимное разглядывание и напряженная тишина длились недолго. Насупившийся дедок ударил посохом в землю и внезапно звонким, совсем не старческим голосом начал высказывать, что он думает о человеках, шляющихся по его лесу и распугавших половину живности.
В мозгу у Юры забрезжили странные, очень странные и непривычные для комсомольца мысли: «Это что — леший, что ли? Так ведь он в прошлый раз совсем по-другому выглядел? Может, это лесник из беловежского лесхоза? Правда, карлик. Откуда у нас тут карлику появиться — может, из цирка разгромленного, в лесах заблудился? Надо проверить — может, это вообще шпион?»
Попытка скинуть с плеча винтовку и одновременно ветку с сапогами привела к падению того и другого. Покраснев и подобрав с земли винтовку, рядовой передернул затвор и громким голосом приказал:
— Стоять на месте, руки вверх! Стрелять буду!
В ответ старичок странно хрюкнул и немного изменившимся голосом, теперь отдававшим сильной хрипотцой давно курящего человека, спросил, абсолютно не обращая внимания на зрачок дула, направленный ему прямо в грудь:
— Знакомых не узнаешь? Вообще человеки совесть потеряли. — И почти неслышно, буркнув себе в бороду, похожую по цвету и структуре на хороший клок мха, добавил: — И страх, видимо, тоже.
Юре вспомнились голоштанное детство и седой как лунь дед Степан, сидящий на завалинке, попыхивающий трубкой и вещающий: «Ты, внучок, как по грибы в лес или с ребятами в ночное пойдешь, так в котомку али корман-то горбушку хлеба положь, на всякий случай. Ништо, горбушка в кормане много места не занимает. А вот пригодиться, если заплутаешь, может. Поклонишься лесу, положишь горбушку, потом отвернешься и дядьку лешего попросишь до дому вывести, да с уважением, а то знаю я вас, сорванцов. Запомни, внучок: в лесу, кроме Лешего, власти нет, он с человеком всякое сделать может».
— Чегой-то, сынок, да по лесу один шляешься? Ты ж вроде в команде длинноухого — своих, что ль, потерял? Да и не стыдно тебе, охальник ты этакий, такими словами разбрасываться, у меня чуть уши не засохли.
Покрасневшие уши и немного смущенное выражение лица рядового дополнилось чуть опустившимся стволом, но в целом Юра, уже не сомневающийся в том, кого именно встретил, все равно держался настороженно. С появлением в жизни окруженцев нового командира всякой чертовщины Юра насмотрелся достаточно, но чертовщина эта напрямую его не касалась или происходила на достаточном расстоянии. Но вот так, в упор, разговаривать со сказочным персонажем рядовому приходилось впервые. Юра по жизни не рвался в первые ряды, почти всегда находился старший, на мнение которого можно положиться. Поэтому разумная осторожность так и сквозила в каждом его дальнейшем слове.
— За ругань извиняюсь — ноги просто неожиданно замочил. А вы, дедушка, что тут делаете? Извиняюсь, но вынужден вас задержать и препроводить к начальству. Только не злись, дедушка, я ж ведь солдат, правила у нас такие. Я в разведке — и, значит, по уставу, всех неопознанных личностей должен препроводить непосредственно к начальству, до выяснения.
— Милай, ты хоть знаешь, в какой стороне-то твое начальство? Я ж вас, людей, изучил как облупленных, стоит вам хоть на полвершка от хаты отойти, так сразу плутать принимаетесь. И самое главное, всегда в этом меня обвиняете — мол, леший заплутал, закружил, а что сам дорогу не запомнил и ногами своими корявыми постоянно противосолонь забирал — это они не понимают. Ну, так уж и быть, пойдем к твоему начальству, поздоровкаемся. Хоть побеседую с кем спокойно. А то я тут недавно с одними чудиками в серой форме поговорить хотел — молочка попросить али хлебушка, — так они, ироды, стрелять удумали! Покружат они теперь у меня, покружат. Может, через недельку к опушке-то выпущу, если уважение окажут да шапку поломать не погнушаются. А иначе — что ж, не повезло им. Неча по моему лесу без разрешения шляться.
Примерно через двенадцать минут они вошли в лагерь — опирающийся на посох маленький старичок с волосами цвета подсохшего мха и конвоирующий его рядовой, на плече которого лежал вымпел из сапог и уже почти сухих портянок…
Тогда же
Старшина Дроконов Валерий Сергеевич
«Ребят в разведку отправили, сам сижу с пулеметом, охраняю стоянку, за капитаном присматриваю да и думку гадаю — что на обед сегодня изображать? Из наличных запасов четыре банки тушенки, килограммов пять перловки, ну и НЗ из двух банок сгущенки и пары плиток шоколада — хорошо у нас диверсантов кормят. Хотя командир обещал к вечеру с мясом быть — да только тут в округе дичь вся, наверное, пуганая». Примерно такие мысли перебегали в уже седой голове старшины, рассматривающего окружающие деревья и с тревогой прислушивающегося к шумам. Еще утром, когда бойцов направляли в разведку, в голове старшины брезжила мысль, что немцы просто так взрыв моста не оставят и обязательно начнут прочесывать окружающие леса. Натолкнуться сейчас на отделение жандармов — еще один синоним слова «смерть».
«А при отходе наследили мы достаточно, как командир нас ни ругал, как ни пытался вести так, чтобы поменьше следили, все равно — собак пустят и найдут. Рано или поздно найдут. Командир тоже хорош — конфисковал последнюю махорку у бойцов, да и у диверсантов сигареты забрал. Ну, посыпал он наши следы, но на сколько той махорки хватило? Пустят собак веером и чуть попозже на наш след выйдут — делов-то. Нет, правильно мы потом болотом пошли. В лесу нас уже догнали бы. А ребята так, видимо, и не поняли, почему мы болотом поперлись — вон Сергей с Геной перед сном все чертыхались, мол, командир уже совсем озверел по болоту переться. Эх, молодежь!»
Приближающиеся шаги и неспешный разговор заставили старшину встрепенуться и перехватить пулемет. Бросив взгляд на спящего капитана, он принялся напряженно вглядываться в сторону непонятного шума. Раздвинув ветви кустов, на поляну вышла необычная процессия — странный старичок с посохом, конвоируемый рядовым Железко, держащим в руках карабин и балансирующим веткой с висящими на ней портянками и сапогами. Один конец ветки захлестнут оружейным ремнем, а середина лежит на правом плече. Подталкивая стволом, Юра подвел старичка к старшине и, скинув ветку с сапогами на землю, как ни в чем не бывало отрапортовал:
— Мной был обнаружен подозрительный гражданин и отконвоирован в лагерь. Валерий Сергеевич, он утверждает, что является нашим знакомым — Лешим. И, похоже, не врет…
В тот же день
Ссешес Риллинтар
«Да как эту скотину завернуть в лагерь? Четвертый круг, четвертый круг пробегаем, и каждый раз, несмотря на уколы и порезы, этот тупой лось, чувствуя приближение к человеческой стоянке, отворачивает в сторону!»
Как оказалось, бег по лесу — довольно веселое дело. Самое главное — уклоняться от всех возможных ветвей и сучьев, правда, для этого приходится иногда делать рискованные пируэты. Но все равно скорость передвижения получается сумасшедшая. А вот лось такого делать то ли не хочет, то ли не умеет и, снося все на своем пути, реально теряет скорость, позволяя обгонять себя и корректировать направление перемещения с помощью незначительных уколов лезвия или тонких, красивых порезов, теперь уже во множестве змеящихся по шкуре.
«Все, надоело! Как ни хотелось покрасоваться, придется валить здесь. Метров семьсот ребята тушу протащат, а потрошить можно и здесь».