Помню, как я первый раз сюда вышел. Схватился с клыкастиком и даже сумел подстрелить, только вот серьезно раненная тварь успела меня хорошо зацепить. На мое счастье, добивать не стала, то ли побоялась, то ли решила сбежать, пока не подоспели любители легкой поживы. Я, кстати, в этом был с ним вполне солидарен и поспешил убраться поскорее, да вот не вышло. Живоглоты сели на кровавый след плотно, а оторваться сил у меня не было. Как до избушки дотянул, до сих пор не понимаю, не было ведь времени даже кровь остановить. Живоглоты меня почти настигли, вот здесь они были, а я – вон там, у калитки. На мое счастье, открыла старушка ошалевшему от нечаянной удачи полуживому охотнику. Сам Звел, видно, мне помог в тот день – найти в Злом лесу человеческое жилье – да такое и не в каждой сказке услышишь.
Так вот, живоглоты те попусту у оградки бесновались, пока старуха не вышла и веником их не отогнала. И что вы думаете, вместо того чтобы ведьму в клочья растерзать, хвосты поджали и – ну бежать!
А баба Керга меня выходила, вылечила. Лишь седая прядь осталась, седину даже ведьма свести не может, потому как это знак моего опыта, кровью обретенной мудрости.
Ни оградка, ни калитка с тех пор совсем не изменились. И старуха, что за калиткой стоит и улыбается, тоже.
– Здравствуй, баба Керга, – говорю я, низко кланяясь.
Тьфу, и зачем я так близко к воротам подошел? Тру ушибленный лоб под хихиканье Релли и снисходительную улыбку старухи.
– И тебе здоровьица, сынок, – говорит ведунья. С любопытством оглядывает господина мага и его ученицу, открывает калитку. – Проходите, хорошие мои. У меня гости нечасто бывают.
Это верно. Из нашей деревни я один и бывал, точно говорю. Может, из соседних кто забредал, охотники же на месте не сидят.
– Интересное место, – говорит маг. – Много чародейства вложили, почтенная.
– Мудрец, что ли? – улыбается старая. Ну да откуда ей знать, что слово это давно употреблять перестали. Теперь говорят – чародей, маг… или колдун, ведьмак. Мудрец с бумагой… с лицензией, вспомнил наконец! – не звучит как-то. А мудрец без бумаги – тем более, все равно что засранцем обозвать.
– Мудрец, – соглашается господин Излон, а его ученица насмешливо фыркает.
Нет, хорошо, что мудрецами именовать перестали. Ведь прошло бы время – и эта вот язва стала бы мудрой зваться!
Заходим во дворик, тут у бабы Керги всяческие овощи растут, кусты малины и даже пара старых яблонь. Глядя на них, поневоле задумываешься, сколько же старая здесь живет? А если еще приглядеться к гнилым пенькам, то остается только головой удивленно покачивать. Что я и делаю в очередной раз.
– Звери не тревожат? – басит Медвежонок.
Он смущен, чувствует себя неловко. Не привык парень с чужаками общаться, да и характер у него – чистый бирюк. Вот кому в охотники надо, только разве Гойто отпустит…
– Не тревожат, сынок, – улыбается старая беззубым ртом. – Я их не трогаю, они меня. Так и живем спокон века…
Вот в это я поверю с небывалой легкостью. Небось еще до Потопа Огненного здесь поселилась и живет с тех пор. А все беды-несчастья стороной обходят, потому как если таких вот людей Хозяйка Чужих Перекрестков карать-наказывать начнет, кто вообще в справедливость верить будет?
У порога лежит черный кот. Этот зверь меня не особо жалует, чужак ведь, да охотник вдобавок. Выгибает спину и шипит, прячется за спину бабы Керги. Отламываю от куска зажаренной бронетуши, кидаю ему. Кот хватает подачку и стремглав исчезает за углом. Правильно, а то отнимут еще. Маги – народ ушлый, да и ученицы у них вечно голодные. Беги, мявка, спасай добычу…
Солнце скрылось за деревьями, еще немного – и наступит ночь. Вовремя мы добрались сюда, ничего не скажешь.
В избушке уютно пахло какими-то душистыми травами. Злой лес, надо отдать ему должное, настоящий кладезь для знахаря. Такие травки есть, мертвого на ноги поставят. Хоть и без толку это, все равно священник обратно уложит, потому как не дело это, чтобы мертвецы по деревне шатались.
– Голодные небось? – спрашивает старая.
– Не без того, – соглашаюсь я.
Хоть и перекусили мы, но времени прошло изрядно с тех пор. Да и обидится хозяйка, если от угощения откажемся.
Обед неприхотлив, какая-то похлебка, кажется, без мяса даже, да ячменная каша. Немного стыдно объедать старушку, ей бы этого на неделю хватило, а так придется снова готовить. Можно было бы мясо отдать, да только на кой оно ей, когда зубов нет? Разве что кота побаловать, так он, наверное, и мышами неплохо кормится.
Черпаю ложкой похлебку. Вкусно! Умеет старая готовить, что тут скажешь. Вроде и мяса нет, а без мяса обед – не обед, и все равно оторваться не можешь. С сожалением смотрю на опустевшую плошку, которую баба Керга тут же наполняет парующей кашей. Пододвигает ко мне горшочек меда. Эге, а это лакомство откуда? Не припомню я, чтобы старая пасеку держала. Или она вроде медведя пчелиные гнезда очищает от излишков сладкого?
– Что дома-то не сидится? – ласково спрашивает старушка. – Да еще чужих притащил… Сгинут ведь, пропадут ни за что…
– Ну нас так просто не съешь, – бодро говорит маг, но как-то фальшиво, неискренне. – Мы, почтенная, тоже кое-что умеем.
– Знаю, – легко соглашается Керга. – Только вот Лесу без разницы, умеешь ты что или бесталанным родился. Схарчит он тебя, хороший мой, и ту, что рядом с тобой, тоже схарчит. Сила в вас обоих немалая, чую, а вот распорядиться ею здесь вы не сумеете. Не обучены потому что.
– Ты и научи, бабушка, – говорит Релли, глядя ведунье в глаза.
– А и научила бы, хорошая моя, – качает головой старая. – Коли осталась бы ты на пару годков хотя бы. Только вы, молодые, спешите вечно, где ж вам усидчивости взять, науке моей внимать?
Мелкая смущенно замолкает. В самом деле, пара лет – это почти вечность. Тут завтра не знаешь, жив ли останешься, что уж о таком сроке говорить?
– Мне их сберечь надо, баба Керга, – говорю.
– Тогда присматривай за ними крепче, хороший мой. К тебе-то Лес уже притерпелся, привык, а вот насчет них любопытствует. Посмотреть хочет, кто такие, на что способны. А говорить с ним вы не умеете…
Это точно. Даже я, уж на что самый что ни на есть местный, говорить с Лесом не умею. Драться – да. Убегать – всегда пожалуйста. Прятаться – запросто, да так, что сам потом себя с трудом нахожу. А вот говорить – нет, не могу. Не знаю того языка, на котором он бы меня понял. А вот старая – знает. Потому-то через ее частокол ни одна тварь не переберется, несмотря на то что избушка посреди Злого леса стоит.
Ученица и маг принялись расспрашивать старую о разных непонятных мне вещах. Пусть себе, если кто их уму-разуму и научит, так это баба Керга. Я, пока у нее отлеживался, немало успел узнать о повадках разных тварей. Без ее науки, уж и не знаю, дожил бы до нынешнего дня или нет.
Потому в разговор не вмешиваюсь и не слушаю даже, пока до меня не долетает слово «Руина». Тут внимание включается, я весь превращаюсь в котгоблина. У них уши такие, сморкаться можно.
– Руина, – вещает старая, – место древнее и опасное, полное злобных духов, призраков и прочей нежити. Живому человеку в Руине точно делать нечего, даже звери Леса места этого боятся и близко не подходят. Большего не скажу, сама я там не была и вам, мои хорошие, не советую. Худшую смерть, чем в Руине ждет, и представить трудно.
– А вот в нежити, уважаемая, я неплохо разбираюсь. – Маг говорит с почтением, но в голосе сквозит уверенность в собственных силах. Ну дай-то Звел, по мне, так Злой лес стократ Руины милей. Старая права, твари – они из плоти и крови, любую из них убить можно, если с умом да вниманием подойти. А вот то, что в старых развалинах обитает, не знаю, можно ли вообще убить. Оно же большей частью и так мертво, а меньшей таково, что и мертвые боятся.
Это я про призраков, если кто не понял. Костяки да отрубы только поначалу страшны, с непривычки, да и с прочей мелочью совладать хоть и трудно, но возможно вполне.