Однако это еще полбеды.
Самое неприятное заключается в том, что управление обществом в условиях доминирования информационных технологий во многом основано не на реальных изменениях, а на формировании массового и индивидуального сознания, осуществляемого весьма широким спектром мер - от публикации статей до, может быть, даже террактов, направляющих мысли и эмоции масс в нужное русло. При этом терракт в силу высокой эффективности воздействия на эмоциональное состояние общества может оказаться «минимально необходимым воздействием» для достижения той или иной общественно необходимой цели.
Конечно, применение для формирования сознания столь интенсивных и разрушительных для не только индивидуальной, но и общественной психики мер, как терракты, возможно только в чрезвычайных обстоятельствах и, как правило, будет свидетельствовать об исправлении допущенных в этой сфере значительных ошибок.
Однако, как было показано в параграфе …., управляющие системы, сформировавшиеся в еще «доинформационном мире», проявляют все меньше адекватности при столкновении с ускорением изменений, с одной стороны, и широкомасштабным и разнонаправленным формированием общественного сознания, с другой. Поэтому количество серьезных ошибок, совершаемых ими, как минимум остается высоким (если не стремительно возрастающим), - и, соответственно, высоким остается количество «запущенных» проблем, требующих для своего разрешения экстраординарных мер.
Следует признать, что гипотеза об использовании террактов для формирования общественного в силу отсутствия информации (по крайней мере, общепризнанной) принципиально недоказуема. Однако ключевое (и наиболее распространенное) содержательное возражение против нее, заключающееся в априорной несовместимости представителей спецслужб и политтехнологов, представляется несостоятельным.
Различия между спецслужбами и политтехнологами действительно глубоки, прежде всего в силу различий в образе действия (первые склонны к максимальной закрытости, вторые - к открытости) и вытекающего из них несовпадения систем ценностей. Однако масштаб и значимость этих различий обычно преувеличиваются.
По-настоящему эффективные спецслужбы и политтехнологи сегодня, насколько можно понять, выступают (или должны выступать), как правило, единым фронтом, действуя по единому плану, дополняя и страхуя друг друга. Ведение современных «информационный войн», принципиальным элементом которых является «глубокое комплексное воздействие на чувства отдельного человека или управляющей системы с целью подчинения их поведения провоцируемым и программируемым эмоциям», попросту невозможно силами одних только спецслужб или одних только политтехнологов.
Можно предположить, что терракты не только применялись и применяются, но и будут применяться для направления в нужное русло общественных эмоций - как за пределами обществ, к которым принадлежат террористы, так и внутри самих этих обществ.
Управление такого рода, как это ни кощунственно, может оказаться эффективным, хотя в силу характера побочных эффектов и не применимым регулярным или массовым образом путем решения отдельных назревших проблем.
В качестве иллюстрации тезиса о принципиальной возможности использования экстраординарного воздействия на общество в форме террактов рассмотрим влияние терракта 11 сентября 2001 года на решение основных стратегических проблем современных США. В силу относительной свежести он представляется менее изученным и менее очевидным, чем, например, влияние на российское общество совершенных чеченскими террористами террактов сентября 1999 года, вызвавших его успешную мобилизацию и сплочение вокруг будущего президента России, а тогда и.о.премьер-министра В.Путина.
Во избежание нелепых искажений, возможных с учетом высокой значимости обоих событий, подчеркнем (хотя это и так не вызывает сомнений), что и в том, и в другом случае позитивное воздействие террактов носило побочный, случайный характер и, вероятно, было крайне неприятной неожиданностью для их организаторов.
10.3.4. Влияние террористической атаки 11 сентября 2001 года
на стратегические проблемы США
Терракты ввергнули американское общество в глубочайший шок, не идущий ни в какое сравнение с российским шоком сентября 1999 и октября 2002 года. Истерические реакции эмигрантов на Интернет-форумах и доходящая до призывов к геноциду по религиозному признаку риторика американоориентированной части российской интеллигенции способны дать о его глубине лишь самое приблизительное представление. Многочисленные наблюдатели в один голос отмечали, что в глазах национальных гвардейцев, дежуривших в оцеплении вокруг руин Всемирного торгового центра, застыло выражение остервенелого отчаяния, характерного для российских солдат и заключенных.
Потрясение было во многом усилено тем, что в зданиях Всемирного торгового центра (да и в аналитическом центре Пентагона) работали наиболее энергичные и квалифицированные специалисты со всего мира, подлинная глобальная элита «новой экономики».
Но главной причиной шока стало исключительное значение, которое американцы придают не только своему доминированию в мире, но и своей безопасности (как личной, так и коллективной). Так, мировоззренческий смысл программы ПРО как раз и заключался в отгораживании «крепости Америка» от ширящейся за ее пределами нестабильности - пусть даже и вызванной ее собственными действиями.
Наглядная угроза личной и коллективной безопасности оказала значительное мобилизующее воздействие и способствовало решению основных стратегических проблем США: экономической, этнической, технологической, гео- и внутриполитической.
Экономическая проблема заключалась в торможении развития мировой и американской экономик в том числе из-за чрезмерных аппетитов американских нефтяных корпораций. Терракт 11 сентября 2001 года дал оправдание падению котировок американского фондового рынка, позволив США «сохранить лицо». В самом деле: одно дело - пасть жертвой вызванного внутренними причинами структурного кризиса, связанного с вытеснением предприятий реального сектора более эффективными предприятиями, использующими информационные технологии (см. далее, в параграфе …), и совершенно другое - жертвой внезапного, чудовищного по своей жестокости и изощренности преступления. При этом терракт заставил руководство США активизировать разнообразные и в целом довольно эффективные программы стимулирования экономики, на которые ранее оно попросту не обращало внимания.
Подрыв же системы социального обеспечения США, «завязанной» на их фондовый рынок, - долгосрочная проблема, для решения которой еще есть время. Но даже в самом худшем случае снижение весьма высокой социальной нагрузки на американскую экономику простимулирует развитие последней, хотя и разрушит популярность президента, оказавшегося на этом посту в неподходящий момент.
Позитивным экономическим следствием терракта следует признать то, что он заставил американские нефтяные корпорации поступиться эгоистическими интересами и наконец-то осуществить меры, направленные на снижение цены на нефть, «дав вздохнуть» не только мировой, но и собственно американской экономике.
Но главное - он дал США повод не просто еще раз применить, но качественно углубить применяющуюся ими для привлечения капитала стратегию «экспорта нестабильности». Длительная война с терроризмом, о которой говорил Буш, планировалась далеко от США - в Евразии. Нанося удар по тщательно подобранным мишеням, произвольно превращенным в очередной символ «мирового зла», - Афганистану и Ираку, - США объективно провоцировали ответ, который в фактически военных условиях не может быть слишком сложным и, соответственно, не может наноситься на значительное расстояние. Это значит, что этот ответ должен был дестабилизировать в первую очередь страны, находящиеся в непосредственной близости от «исламской дуги напряженности».
