— На грани жизни и смерти мне открылось минувшее, — пояснил Хорус. — Не знаю, заглянул ли я в прошлое или просто распахнул дверь самым ранним своим воспоминаниям, но то, что я видел, было столь же реально, как и, — он постучал по столу, — эта деревяшка.

Разум Фулгрима отчаянно пытался представить, о чем говорит брат, но безуспешно.

— За все эти годы я не раз страдал и сомневался, — тихо проговорил Феникс, — но в самые тяжелые часы своей жизни меня поддерживала уверенность в величии нашей цели. Образ Императора служил мне примером для подражания, сияющим светилом, маяком в ночи… а ты лишаешь меня путеводной звезды.

— Конечно, это больно, — кивнул Воитель, — но наслаждаться сладкой ложью куда вреднее.

Феникс внезапно успокоился, на миг представив, что Хорус говорит правду, освобождая его от пут веры в отца. Прошлое, наполненное восхищением к недостижимому совершенству Императора, рушилось на глазах, подточенное его ложью. Оставалось лишь будущее, полное новых надежд.

— Император — пошлый комедиант, — заметил Хорус, — и публика в Галактике смеется его шуткам лишь потому, что у дверей в зал стоим мы с оружием в руках. Вновь говорю тебе, примархи для него — средство достижения абсолютной, божественной власти. Скоро он начнет избавляться от нас — подсылать убийц, отправлять на смерть, подставлять под удар. Он уже покинул Великий Поход, удалившись в подземелья Терры и готовясь там привести в жизнь свой грязный план.

— Я надеялся, что однажды сравняюсь с ним в силе и совершенстве, — прошептал Феникс, — и встану рядом, и почувствую его любовь и гордость за меня…

Подойдя к брату, Хорус опустился на колено и обхватил его ладони.

— Всем людям свойственно о чем-то мечтать, Фулгрим, — ласково сказал он, — но каждый мечтает о своем и по-своему. Кто-то видит во сне собственное величие и, просыпаясь, понимает, что оно умчалось вдаль, развеялось подобно утренней дымке. Но такие, как мы, те, кто мечтает наяву, не прельщаются пустыми образами. Наши грезы порой оказываются тверже камня, ибо мы трудимся, бьемся, меняемся ради них.

— Взгляни, когда-то мы были простыми солдатами бесконечной войны, не зная и не понимая ничего, кроме искусства войны, но изменились, невероятно изменились! Увы, Император не видит, не желает видеть этого. Он готов отказаться от всех великих достижений нашего Похода ради власти над косной и мрачной Галактикой. Поверь мне, брат, ибо я не услышал эту мудрость из чужих уст, но пришел к ней сам, по пути, который никто со мной разделит и от которого никто меня не избавит!

— Замолчи! — закричал Фулгрим, разом сбрасывая оцепенение и вскакивая на ноги. Быстрым шагом он пересек комнату и встал подле настенной росписи с ликом Императора. — Я не желаю тебя слушать. Ты сам не знаешь, чего требуешь от меня — предать отца!

— Напротив, — ответил Хорус, поднимаясь с колен и медленно подходя к брату. — Я превосходно знаю, о чем прошу. А именно — о том, чтобы ты встал вместе со мной на защиту того, что положено нам по праву рождения. Примархи покорили Галактику огнем и мечом, а Император отдал её на поругание грязным политиканам и чинушам. Ты же видишь, что я прав, и наверняка это заставляет тебя гневаться так же сильно, как и меня.

— Где были эти… гражданские, — Воитель почти выплюнул слово, — когда погибали тысячи наших воинов? Где они были, когда мы из края в край пересекали Галактику, неся свет надежды потерянным детям человечества? Я скажу тебе! Они сидели в своих мрачных пыльных каморках, и, сгорбившись над столом, изливали свой яд в подобных пасквилях!

Хорус схватил со стола пачку бумаг и насильно впихнул их в руки Фулгрима.

— Что это? — удивленно спросил тот.

— Очередная ложь, — ответил Воитель. — Они называют её Лектицио Дивинитатус, и она подобно заразе расползается по кораблям моего флота. Это основа культа, восхваляющего Императора и открыто почитающая его как божество! Невероятно! Мы несем этим жалким смертным свет логики и разума, а они поворачиваются к нему спиной и возносят ложного бога!

— Бога?

— Да, да, Фулгрим, бога! — закричал Хорус, его гнев достиг высшей точки и он, потеряв власть над собой, издал протяжный рык и рванулся в сторону. Тот отскочил в сторону, схватившись за оружие, но тут же понял, что Воитель набросился вовсе не на него. Бронированный кулак Хоруса с размаху врезался в нарисованное лицо Императора, взорвавшееся обломками мрамора. Камни с грохотом рухнули на металлический пол, и Фулгрим выпустил из рук листки, рассыпавшиеся поверх пыли и осколков росписи.

Он закричал от нестерпимой боли, понимая, что его мир только что разлетелся на куски, подобно разбитому образу Императора, и любовь к отцу исчезла из его груди, вмиг став глупой, бессмысленной и ненужной.

Подойдя к брату, Воитель охватил его лицо своими огромными руками, словно удерживая хрупкую вазу и всматриваясь в глаза Феникса с фанатичной устремленностью.

— Ты нужен мне, Фулгрим, — почти взмолился Хорус. — Я не сумею победить в одиночку, и, поверь, я не попрошу ничего, что заставило бы тебя пойти против совести. Мой милый брат, мой феникс, моя надежда, взмахни пылающими крылами и проведи меня сквозь тьму, наперекор судьбе! Восстань из пепла и вознесись к небесам!

Взглянув в глаза брата, Фулгрим спросил:

— Что я могу сделать для тебя?

Глава Восемнадцатая

Орбитальная станция DS191/Убийство/Разными дорогами

ВЗЛЕТНАЯ ПАЛУБА ОРБИТАЛЬНОЙ СТАНЦИИ DS191 ПРЕВРАТИЛАСЬ В ЖУТКИЙ бурелом из рваных и пылающих обломков металла. Зеленокожие твари держали эту оборонную платформу в своих лапах достаточно долго, чтобы оставить на ней несмываемый отпечаток своего неповторимого подхода к строительству укреплений и ведению войны. Отовсюду торчали приземистые, клыкастые фигуры огромных железных идолов, а боевые машины, похожие на своих создателей — тупых головорезов — валялись по всей палубе, разрубленные и взорванные.

Соломон Деметер перекатился в укрытие, счастливо избежав урагана болтов, вылетевших из-за груды хлама, изображающей баррикаду. Орки наспех сляпали её, заметив приближение Астартес — назвать баррикаду «построенной» язык просто не поворачивался. Впрочем, выход с взлетной палубы она перекрывала достаточно уверенно, скрывая за собой сотни рычащих и палящих во все стороны чужаков, размахивающих огромными жутковатыми топорами-рубилами. Тридцать Десантников Второй Роты, доставленных сюда «Тандерхоуком» во время общей атаки Легиона, совершенно не ждали подобной встречи.

Когда ракеты челнока пробили огромные дыры в обшивке станции, вызвав мгновенную взрывную декомпрессию, бойцы Соломона решительно бросились вперед, уверенные в том, что сопротивления ждать не стоит.

План атаки рухнул в тартарары в тот же момент, как из бесчисленных укрытий и груд обломков, бывших когда-то уродливыми летательными аппаратами, полезло множество зеленокожих клыкастых громадин, бешено палящих в Детей Императора из грубых подобий болтеров. Воющие ракеты рвались над, за и перед рядами Десантников, иногда по странному стечению обстоятельств попадая в цель, но куда больший ущерб приносили мощные разрывы самодельных гранат, в изобилии летевших в сторону атакующих Астартес.

— Тот, кто назвал орков «примитивными животными», явно никогда с ними не сталкивался! — Гаюс Кафен прокомментировал очередной прогремевший неподалеку мощный взрыв, взметнувший над палубой густые облака черного дыма, языки пламени и куски стали.

Соломон кивнул, он-то не испытывал недостатка во встречах с зеленокожими. Подчас ему начинало казаться, что ни одна звездная система в Галактике не избежала присутствия этих паразитов.

— Что там насчет подкреплений? — крикнул он своему помощнику.

— Ничего, — ответил тот. — Сюда должны были подойти несколько отрядов из Первой и Третьей, но они молчат.

Увидев несущуюся к укрытию ракету, Деметер бросился в сторону. Та ударилась о груду обломков, срикошетировала в потолок и детонировала, осыпав Капитана звонким дождем горячего металла.