— Какая разница? Приставят другого. Он выучит все, что знает этот и всегда расскажет. Ты ж сам объяснял.

— Рассказать-то расскажет, — усмехнулся граф с оттенком грусти. — Только этот — вспоминает.

Роберт натянул штаны и накинул куртку. Сел рядом с орнеем и тут же лег, вытянув руки.

— Что очень устал? — заботливо спросил друг.

— Да нет, не особо, — ответил граф, уставившись в бездонное небо. — Я ж говорю, что с непривычки. Знаешь, я тут полежу, подумаю, а ты перевоплощайся в орла и полетай над горами. Пообвыкни, лететь-то до столицы неблизко придется. Но сейчас далеко не улетай. И обязательно возвращайся.

— Роберт, я…

— Конечно, — лениво перебил его граф, — если тебе претит, то я превращусь в дракона и на спине доставлю тебя, будто в карете, к твоему дворцу. Только это ж все равно будет при помощи магии. Да и дракон отсюда не взлетит…

— Я не о том хотел сказать, Роб. А, впрочем, ладно…

Найжел стал быстро снимать с себя одежду. Утренняя прохлада уже сменялась полуденным зноем, но даже если бы мела метель, это ничего б не изменило, раз он принял решение.

— Ты не очень-то резвись в небесах, — посоветовал граф, потягиваясь. — Сделай кружок-другой над горами и возвращайся. Потом попробуем вместе в других тварей обернуться. Да надо одежду как-то связать — не оставлять же здесь.

— Плевать на одежду, — напоследок сказал орней, укладывая поверх стопки оружие, — но меч предков я не оставлю.

— Ну, об этом-то беспокоиться нечего, — улыбнулся Роберт. — Здесь есть кому присмотреть за ним.

— Не шути так, — попросил Найжел.

— А я и не думаю шутить, — серьезно ответил граф и закрыл глаза. — Здесь твоему мечу ничего не угрожает. И вообще, эту историю надо всем рассказать, чтобы ни один мерзавец больше не осмеливался вступить в священный проход, когда ваши жрецы расчистят завалы. Почему-то у твоих мертвых предков нет никаких сомнений, что камни будут убраны за несколько десятков дней.

— Я то же не сомневаюсь в этом, Роб. Наверняка, жрецы уже узнали о несчастье и ломают голову над тем, как пройти в Священные горы…

Граф посмотрел на голого друга, не решающего воспользоваться магическим амулетом и цепляющимся за разговор, дающий хоть какую, но отсрочку.

— Ладно, — Роберт снова закрыл глаза. — Полетай немного, мне необходимо подумать.

Найжел еще хотел что-то сказать, но махнул рукой, схватился за амулет и закрыл глаза, словно это как-то поможет перевоплощению.

По звукам Роберт догадался, что метаморфоза началась. Через несколько мгновений граф остался один. Он пожалел, что не попросил еще глотка воды из фляги, но вставать было лениво, да и ковыряться в вещах друга в его отсутствие не очень хотелось.

От магической бляхи на груди исходила приятная прохлада и думать, на самом деле, ни о чем не хотелось. А надо. Например, о самом ближайшем будущем — как вытащить отсюда коня, к которому привык. Не взлететь отсюда дракону, да и как привязать животное к спине, ведь он даже мертвого монстра на дальнем расстоянии обходит… Если решение не пришло в голову сразу, значит поиски выхода будут трудны и мучительны. Правда, эта задача не жизненно важная. Сколько он коней сменил за долгие годы, разве сочтешь? Если только Тень скажет — он все помнит, а что не помнит, то записывает.

Ерундовыми мыслями Роберт пытался отогнать от себя взгляд Кар. Прощальный взгляд. Он надеялся, что больше ее никогда не встретит. Зачем? Он призван свершить великое дело, все остальное должно сметаться с пути. Всё и все, даже родной сын, если до этого дойдет.

Граф помотал головой. Лучше тогда уж думать о черноволосой Кар.

Заржал конь и Роберт открыл глаза, рывком сел. К нему стремительно пикировал коричневатый орел.

— Не перевоплощайся лишний раз, если не устал от полета, — крикнул ему граф.

— Сейчас я завяжу одежды и оружие, чтобы взять когтями можно было, и поле…

Орел все же перевоплотился в друга.

— Что-то случилось? — осторожно спросил Роберт.

— Нет, — перевел дыхание Найжел. — Просто там, в горах… уже не священных, простых… там нет могил… Я нашел кое-что. Мне кажется, тебе будет интересно.

— Что именно? — спросил граф.

Ничто в его душе даже не шелохнулось.

— Перевоплощайся, сам увидишь. — Найжел встал с четверенек и подпрыгнул, разминаясь. — Чего я тебе буду рассказывать?

— Как ощущения от полета? — поинтересовался Роберт, догадываясь, что друг хочет устроить ему сюрприз, и, скорее всего, приятный. В противном случае об опасности было бы сказано сразу и без обиняков. — В воздухе-то парить не то, что пешим ходом по горам лазить?

— Я даже сейчас не могу сказать толком, что чувствовал, — ответил орней. — А вообще, на первый взгляд, это как… как с женщиной. Только, наверное, полет быстро приестся, а девушки — никогда! Дух захватывает когда подумаешь, что можно с этими амулетами сделать. Но Чевар-то ничего не смог! Кто связывает жизнь с магией, тот глупеет. Как Чев. Давай, превращайся, к вечеру надо домой успеть, а то старейшина может волноваться за меня. Впрочем, огонь в Пещере Предков горит — значит, они поймут, что я жив.

Он заканчивал свой монолог, не требующий комментариев, а Роберт уже обернулся орлом.

— Вообще-то теперь мне хочется попробовать превратиться и в других животных, да успеется, — сказал орлу Найжел. — Никто эти амулеты у нас же не отнимает!

Граф в обличье орла ждал. Найжел снова превратился в величавую птицу и направился на север, в сторону, почти противоположную той, над которой недавно летал Роберт.

Внизу простирались коричневатые скалы и тянулись на сколько хватало глаз. Но граф ничуть не удивлялся словам друга, что священные орнейские горы не самые большие. Уж они-то повидали горы, когда месяцами идешь с перевала на перевал, спускаешься в ущелья и вновь подымаешься вверх, и кажется, что равнин в мире больше нет…

Найжел вдруг повернул и сделал большой круг; Роберт повторил его движение.

Было такое впечатление, что Найжел не может найти того, что ищет — он пошел уже на второй, более широкий круг.

Наконец раздался радостный клекот и орел стремительно полетел вниз, в глубокое ущелье, со всех сторон окруженное поистине неприступными громадами отвесных скал. Безотчетный страх на всей скорости врезаться в угрюмую стену и рухнуть камнем вниз охватил графа; он пикировал вниз с беспокойством поглядывая на лихой полет друга.

Наконец он увидел, куда влечет его Найжел. Увидел сразу и вдруг. Сверху б он это, пожалуй, и не заметил бы.

Достигнув дна ущелья, оба дружно обернулись в привычные обличья — чтобы можно было нормально поговорить.

— Вот, — гордо указал Найжел. — Сколько ты видел на своем веку, а такое — вряд ли.

— Хм, ты прав. — Роберт почесал подбородок, на котором пробилась жесткая щетина. — И что в нем интересного?

— Ты же сам расспрашивал меня сказания предков о том камне с глазами, что на дороге из столице к морю, — несколько разочарованным тоном протянул друг. — Таких как тот мы с тобой много повидали в наших путешествиях, а вот, чтобы такое… Я даже не слышал никогда.

Они стояли у черной скалы, на которой были глаза, как на том старом идоле, что находится у дороги с побережья в столицу. Только этот был куда как грандиознее и, в отличие от тех, что Роберт видел раньше, напоминал голову: под глазами располагался рот — огромный, распахнутый настежь. В это отверстие свободно мог пройти рослый человек не сгибаясь, да еще рукой бы до верха не достал. В сочетании с печальными глазами и огромным, уходящим к небесам, лбом, этот рот придавал лицу (если, конечно, можно было назвать безносую морду лицом)

жутковато-идиотское выражение.

Найжел подошел к распахнутой пасти и вгляделся, но ничего, кроме непроглядного мрака не увидел.

— Это вход, — спокойным голосом сказал Роберт, но на последним звуке кашлянул, что выдало огромное волнение. — Пойдем, посмотрим, что там внутри.

— А зубов не боишься? — насмешливо спросил Найжел.