– Зачем же тогда арестовываете?

– Приказ есть. Я тебя два дня караулил. А ведь не ты Коробова убивал. И Курбатова не ты убил.

– Не знаю таких…

– Верю. По фамилии ты их не знаешь. Но так – видел и получал от них. На дороге к озеру. Бандиты они, из Лиговского… И не ты в них стрелял, а твой друг Алик.

– Алик? Ни в кого он не стрелял.

– Думаешь, я удивлен? Нисколько. Я бы на твоем месте тоже не стал бы сдавать своего друга, – доверительным тоном произнес Кочанов. И зачем-то оглянулся. Как будто боялся, что за ними могут следить.

– А зачем его сдавать, если он ничего не сделал?

– Ну, как же не сделал? Из пистолета – сначала одного, потом другого.

– Не знаю, о чем вы говорите.

– Ты не знаешь, зато я знаю. Константина Сомова знаешь?

– Ну, знаю…

– Он все видел. И показания дал. Так что мне твое признание не нужно. – И Кочанов снова оглянулся.

– Вы чего-то боитесь?

– Не боюсь. Но вдруг дружки твои где-то рядом. Может, идут за нами, а?

– Нет никого.

Юрка и Алик ждали Виктора за городом, под железнодорожным мостом, так что пусть опер особо не напрягается.

– А где они?

– Кто «они»?

– Дружки твои. Старожилов и Лебедев.

– Без понятия…

– А жаль. Их ведь спасать надо.

– От вас?

– Да нет, от бандитов. Или ты думаешь, что лиговские вас не ищут? Ищут. Ох, как ищут…

Кочанов вел Виктора по Краснознаменной улице к райотделу милиции, но вдруг свернул вправо, в сторону городского парка.

– Эй, куда мы?

– К бандитам, – сказал старший лейтенант и еще крепче взял его под локоток. – Ждут они тебя.

– Не надо! – вырвалось у Виктора.

– Что «не надо»?

– Не надо меня к бандитам…

– Почему?

– Не надо.

– Что, страшно?

Кочанов посадил его на лавочку возле летнего кинотеатра. Днем это место довольно-таки людное, а сейчас здесь ни души. И тихо, только слышно, как ветер гоняет по земле опавшие от недавней жары листья.

– Ты же понимаешь, что бандиты с тобой сделают. Понимаешь? – настойчиво спросил опер.

– Ну, понимаю.

– Это хорошо, что понимаешь. Я знаю, эти ребята собирались вас убить, а вы всего лишь оборонялись. Поверь, я на вашей стороне и не хочу, чтобы случился самосуд. Положение очень серьезное. Братва подъезжала к нам, предлагала деньги, содействие. Ты понимаешь, что это значит?

– Что?

– А то, что перед деньгами трудно устоять. Я еще молодой, семьи у меня нет, жену и детей кормить не надо. А есть у нас такие, кому надо. В общем, если ты попадешь к нам, в милицию, то тебя сдадут бандитам. Мне ты не хочешь говорить, где твои друзья, а они эту информацию клещами из тебя вырвут.

– Но так же нельзя! – Виктор вдруг перестал чувствовать свое тело. От страха появилось ощущение, как будто его голова висит в воздухе сама по себе.

– Что «нельзя»?

– Ну, вы же милиция, вы не должны сдавать меня бандитам…

– По закону, нет. По закону мы должны с бандитами воевать. Но какие законы в нашей стране? Сейчас вся власть у бандитов, а не у нас. И сила у них, и деньги. Они что хотят сейчас, то и делают, а нам остается только закрывать глаза на их безобразия. Ну, и еще сотрудничать с ними приходится. Не все, конечно, продажные, но есть такие, кто им помогает. И среди нас такие есть.

– И что мне делать?

– Я отвезу тебя в Москву. В ГУВД по Московской области. Там пока не все так плохо, как здесь. И лиговские туда не дотянутся…

– А дальше что?

– Ничего. Ты же никого не убивал?

– Нет.

– Значит, будешь проходить по делу как свидетель.

– А зачем тогда в Москву меня везти?

– Ты не сам туда поедешь, а вместе с Лебедевым. Старожилов нас не очень интересует, он никого не убивал, а Лебедев, увы, обязан предстать перед законом. Ты должен понимать, что мы рано или поздно до него доберемся и отправим в КПЗ. А потом появятся лиговские. Как думаешь, что с ним будет?

– Ну, будет…

Лиговские пойдут на все, чтобы отомстить Алику за убийство своих друзей. А вместе с ним пострадает и сам Виктор. Ведь бандитам все равно, убивал он или нет. Он был с Аликом? Был. Значит, виноват. А с Юркой разговор будет особый, ведь это его братва искала, когда под раздачу попала.

– А его нельзя в Москву?

– Кого, Лебедева?

– Ну да, Лебедева и Старожилова…

– Можно. Туда я их и отвезу. Ты сейчас расскажешь, где они, мы их аккуратненько возьмем, и сразу же в Москву. Кстати, Старожилов тоже как свидетель пойдет.

– А с Аликом что будет?

– Думаю, суд учтет безысходность ситуации, в которой он оказался. Может, и скостят срок. Сколько ему сейчас? Восемнадцать? В двадцать восемь выйдет. В двадцать восемь лет жизнь только начинается…

– Что, на десять лет посадят?

– Ну да.

– Это много.

– Да, но за такие дела и высшую меру могут дать.

– Вот именно!

– Что «именно»?

– А то, что не найдете вы Алика. И не надо его искать. Никого он не убивал. Врет Сомов…

– Врет? А что, может, и врет, – озадаченно поскреб за ухом Кочанов. – Он же ничего не хотел говорить – не знаю, не видел. А потом с ним лиговские поговорили, после чего он и сознался. Может, и не сознался, а ложные показания дал… Может, это кто-то из лиговских своих подельников застрелил?

– Кто застрелил? Кого? Не знаю ничего.

– Вот только в Зою Космодемьянскую играть не надо, – поморщился опер. – Положение очень серьезное, а ты глупостями занимаешься. Глупости эти тебя до добра не доведут, и ты должен это понимать.

– Да я понимаю, – тяжко вздохнул Виктор. – Только я ничего не знаю.

Скорее всего, так оно и было – бандиты подкупили ментов, а те из кожи лезут, чтобы найти Алика и Юрку. Виктора уже повязали, осталось только их достать. Если их возьмут, то бандиты предъявят им счет и просто-напросто убьют в той же камере КПЗ. Да и ему самому достанется. Так что, возможно, Кочанов действительно предлагает реальный вариант. В Москве, в областном ГУВД, бандиты до них не дотянутся. Но для того, чтобы попасть туда, Виктор должен сдать своих друзей. Сдать. А он не может этого сделать. Ни под каким предлогом. Так что зря тут распинается перед ним опер.

– И я тебя понимаю. Нельзя сдавать друзей. Я сам такой, хоть и мент. Но ситуация требует…

– Но я не знаю, где Алик. И Юрка где, не знаю. Я сам по себе был.

– Врешь!

– Не вру.

– Правильно, не врешь. Ты хитришь. Ладно, пошли в отделение, я там тебя на ночлег устрою, – резко взял Виктора под руку Кочанов.

В дежурной части его обыскали, отняли все ценные вещи, отобрали поясной ремень, сняли шнурки с кроссовок, а потом закрыли в сырой душноватой камере, где воняло сортиром и безнадежностью.

Половину пространства занимали деревянные нары, доски которых были до блеска отшлифованы телами временных арестантов. Правда, кроме Виктора, здесь никого не было. Это утешало, поскольку ему вовсе не хотелось встречаться с прожженными уголовниками.

Остаток ночи он провел в одиночестве, но утром к нему все-таки подселили соседа. Это был разнузданного вида парень лет двадцати пяти. Нахальная улыбка, хищный блеск в маленьких глазках, выдубленное лагерными ветрами лицо, золотая фикса в зубах, пальцы веером. Одним словом, классический тип бывалого уголовника.

– Ух ты, да у нас тут хата с девочками! – глядя на сокамерника, хлопнул он в ладоши, затем шлепнул ими себя по бокам и бедрам.

Виктор никак не отреагировал на его реплику. Но уголовник не собирался от него отставать.

– Подвинься, милая, – сказал он, подойдя к нему.

Нары широкие, и Виктор занимал одно место, а рядом было еще три – два слева и одно справа, и ему вовсе не обязательно было двигаться. Но арестант нарочно нарывался на конфликт, чтобы затем втоптать его в грязь. Парень он не слабый на вид – среднего роста, худощавый, но жилистый, чувствовалась сила в резких движениях. И удар у него наверняка мощный. К тому же он явно был из тех, кто за кулаком в карман не лезет.