- Я, товарищ майор, в стрелки-радисты хочу. Рапорт полковнику подал...
- Ну а он чего?
- Он... ничего... смеется... Говорит, лопоухие в воздушные стрелки но годятся... Тормозят в полете...
- Ну, и правильно... А теперь, Тимофей, погуляй! Нам надо поработать, - И принялся разворачивать карту...
Море. Пирс. Чайки. Часовой смотрит в бинокль.
Голос Тимофея. - Ожидался приезд командующего, это я почувствовал сразу...
Мотористы и стрелки-радисты, среди них и Тимофей, голые по пояс, взмокшие, драют в землянке пол.
Наконец командующий прибыл.
Тимофей торопливо заталкивает Смита в его загончик. Издалека: Здравия жела-а... това-а... адмирал...
Смит испуганно выглянул из-за своей ограды.
...В нашу землянку командующий, конечно, не зашел. Как говорится, зря шею мыли. Собрал всех в штабной землянке. Нас, конечно, тоже пригласили.
Штабная землянка. Ее "предбанник". Баня - дальше, за дверью. Там, видно, уже началось. В дверях спины.
Тимофей и мотористы тащат к дверям табуретки. Оттуда обрывки речи командующего: - ...Не скрою от вас особую трудность и необычность задачи. Но и летчики собраны здесь необычные. Ювелиры...
Тимофей идет с табуреткой к двери, загляделся на вешалку - на ней адмиральская шинель и фуражка - сплошное золото.
Чьи-то то руки изнутри забрали табурет. Дверь перед носом Тимофея закрылась.
Тимофей (меланхолично): - Правильно...
Дверь приоткрылась: -Кто тут? Морозов? Указку! Быстро!
Тимофей схватил указку.
В штабе и впрямь, как в бане. Указка поплыла из рук в руки к адмиралу. И когда офицеры поворачивались за указкой, грудь их на мгновение вспыхивала - никогда еще Тимофей не видел столько орденов сразу...
Только на адмирале орденов не было. Он сидел, чуть, сгорбившись, в потертой безрукавке поверх кителя, очень молодой и очень усталый, и о чем-то тихо говорил Кабарову. Тимофей попятился к выходу.
Фисюк (Тимофею): - Стой тут! Может, еще что...
Адмирал взглянул на карту, но вдруг отложил указку: - Я только что вернулся из Ленинграда. Когда увидишь своими глазами что такое блокада... Там... да вы и сами знаете... Здесь, на севере, не лучше.. Месяц назад немцы прорвались аж вот сюда, - он показал на карту... - Под угрозой блокады промышленность Дальнего Севера. В частности, потоплены оборонные грузы Норильского комбината...... - Он помолчал. - Четвертого июля у Шпицбергена союзный караван "PQ-17" разгромлен. Немцы обнаглели. Их подводные лодки хозяйничают на наших арктических коммуникациях, как у себя дома, Перестали даже погружаться. Расстреливают наши транспорты из орудий...
Летчики слушают. Некоторые совсем мальчишки. Вроде Глебика. Пухлые губы. Но, кажется, это уже не прежние ребята.
Узкие острые глаза Степана. Что видит сейчас он? Раскалывающийся в ночи транспорт и обледенелые тела в багровом море? Или свою деревню, баб, запряженных в плуг?
Что вспоминает Гонтарь, прилетевший из Севастополя?.. Дороги забитые беженцами?..
...Подлинные кадры всенародного бедствия проступают на экране - сквозь лица летчиков. Горькая картина 42-го года, когда беда дышала в затылок каждому...
Голос командующего:
- Из тридцати пяти транспортов каравана "PQ-17" погибло двадцать шесть. Эфир забит сигналами "SOS". Немцы наши северные коммуникации перерубили. Англичане грозятся прекратить конвои... Теперь вы понимаете, товарищи, в ваших руках судьба караванов, жизни тысяч, а может быть, миллионов людей... Почему выбран именно этот остров? Аэродромы на материке блокированы. А ваш остров действительно куча камней. Немцам и в голову не может прийти, что здесь авиагарнизон, и что с такого "пятачка" можно взлететь.. Надеюсь, излишне напоминать, что операция совершенно секретна: люди здесь трижды проверенные.
Фисюк взглянул краем глаза на Кабарова...
Командующий поднялся:
- Слушайте боевой приказ...
Летчики встали.
...Те же летчики, но уже в строю, под маскировочной сетью, в комбинезонах.
Кабаров: - В общем, товарищи, ясно. Ни одна немецкая лодка не должна от нас уйти. Топить, топить, топить!..
А на экране уж не строй летчиков, а стоянка самолетов, где Тимофей и другие механики быстро снимают с самолетов чехлы. Ставят пулеметы. Готовятся пулеметные ленты. Подвешиваются торпеды.. .
И сразу рев моторов. Стартовая полоса. Тут все во главе с Фисюком, высокий генерал в морской фуражке, много штабных. Слов не слышно, но видно, что все в возбуждении.
Степан Овчинников застегивает около своей кабины шлем. Гонтарь что-то втолковывает ему...
Кабаров нетерпеливо посмотрел в сторону землянок.
...В землянке Тимофеи снаряжал Братнова: подогнал последнюю лямку парашюта, сунул ему в карман какой-то сверточек:
- Пошли!
Тимофей вышел из землянки первым, оглядевшись, пропустил Братнова, который тут же сел в кабину ждавшего их бензовоза. Тимофей вскочил на подножку, бензовоз помчался на стоянку...
Голос Тимофея. Я знал, что провожаю Кабарова не в обычную атаку... Я думал, что знаю все, но всего не знал даже адмирал. Только через двадцать лет напечатали документы: Черчилль грозился отменить караваны. Мы и не подозревали, что за каждым нашим шагом следят ставки верховного командования, Москва и Лондон. А позднее - и Берлин...
..Бензовоз остановился возле Кабарова. Тимофей подтащил стремянку, но тут его окликнули с соседней машины.
Братнов поднялся в кабину, и Кабаров захлопнул за ним люк. ...У соседней машины генерал раздраженно выговаривал Фисюку: - На охоту ехать, собак кормить!..
Фисюк: - Товарищ генерал, задержки не будет, - и нетерпеливо взглянут на кабину летчика. Видимо, там случилась какая-то поломка - у кабины столпились люди. За стеклом взмокшее от напряжения, сосредоточенное лицо Тимофея. Он явно торопится, заменяя какую-то деталь в кабине. Руки его дрожат... Инженер подгоняет Тимофея, показывая на часы.
Все столплись вокруг механика. Некоторые забрались на крыло.
Степан Овчинников. - Да не смотрите на его руки!..
...Братнов в кабине соседней машины. Снаружи за стеклом - Кабаров. Усталое, в складках, лицо Братнова сейчас казалось намного моложе. То ли оттого, что он был тщательно выбрит и подтянут, то ли волнение придавало его лицу эту строгость и одухотворенность. И в то же время он непрерывно поглядывал вглубь аэродрома, где толпились штабные.
Вся штабная армада во главе с генералом торопливо идет к их самолету. Один из штабных, выскочивший вперед всех, показал, как почудилось Братнову, прямо на него... Братнов инстинктивно вжался в сиденье. "Ну все!"- читаем мы в его глазах. Кабаров быстро взглянул на Братнова и, спустившись со стремянки, шагнул навстречу генералу. А генерал и не смотрел на Братнова. Он протянул Кабарову руку:
- Главное, не притащите немца на хвосте. Демаскируете аэродром каюк.. Ну, желаю... - он отошел и поднял руку: - Пошли!
Кабаров быстро взобрался на крыло, на ходу подмигнув Братпову. Мол, все в порядке. Пронесло.
Братнов устало сдвинул на затылок шлем, вытер лоб.
Взревели моторы, и лишь тогда Братнов надвинул шлем; он не думал больше ни о земле, ни о том, что остается на ней; не видел и Тимофея, который бежал вдоль летной полосы, подняв руку, не то провожая машину, не то загораживаясь от солнца. Самолеты уходят в поздух.
К Тимофею подошел Гонтарь:
- Что ж ты, ключ-гайка, молчал, что Братнов-то твой?.. А? От кого скрывал?.. Слушай, а правда, он челюскинцев спасал?
- Что, мне докладывают?..
Небо...
Голос Тимофея. - Они ушли на восемь часов. Мы ждали их уже шесть.
И тогда Гонтарь сказал: "Пошли соберем грибов. Знаешь, как Степан любит грибы"..
...Склон сопки. Поляна недалеко от аэродрома (мы видим аэродром вдали). Гонтарь, Тимофей и еще двое мотористов собирают полярные грибы ольхоушки. Склон сопки, голубой от ягод. Люди медленно бродят по сопке, собирая грибы и прислушиваясь. По ничего не слышно, кроме шума прибоя и пронзителных вскриков кайры..
