Эта музыка действовала на меня успокаивающе Она заставила меня забыть о мрачном характере моей работы, как если бы Джим Моррисон был там, чтобы помочь мне! Это напомнило мне соседку, которая пела церковный гимн, пока я пытался реанимировать Ольгу. У меня не получилось, однако ее пение придало моим жестам необходимую ритмичность.

Камень сдвинулся еще сантиметров на десять, потом замер на месте. Невозможно было сдвинуть его больше. Трудность заключалась в отсутствии опоры. Когда я толкал плиту в одном направлении, мои ноги скользили в другом, и я оказывался чуть ли не распластанным на снегу. Я уперся в могилу пары с собакой, но расстояние между двумя надгробиями заставило меня сильно отклониться в сторону, это отразилось на силе толчка, и я потерял в мощности то, что выиграл в опоре. Ценой многих усилий мне, однако, удалось еще немного сдвинуть камень. Внутри могилы оставалось достаточно места для Ольги. То, что нужно. Моя пациентка могла совершенно спокойно покоиться там – ее не побеспокоят, чтобы положить новый гроб. Следовало только еще немного расширить отверстие. Надавив слишком сильно, я рисковал опрокинуть камень в снег. Учитывая его вес, мне не удалось бы поставить его на место. Поэтому следовало двигать его сантиметр за сантиметром, следя за тем, чтобы он оставался в равновесии на бордюре, окружавшем могилу.

Внезапно плита поднялась почти вертикально и рухнула по другую сторону могилы. Некоторое время я бессмысленно смотрел на этот разгром. Снег смягчил удар, и камень не разбился. Он все еще опирался на свой цоколь. Я попытался приподнять его с помощью лома, одновременно надавливая на его переднюю часть, чтобы поставить его на место, но каждый раз он снова падал в снег. После нескольких неудачных попыток меня охватило отчаяние, как в тот вечер, когда я напрасно пытался воскресить Ольгу. Все это время продолжалось музыкальное представление. Джим Моррисон перешел к великолепной композиции. Я слышал, как он энергично пел между двумя аккордами гармоники:

Призыв, который мог быть обращен ко мне. Если так дело пойдет и дальше, я рисковал провести ночь на кладбище. В ожидании, пока не найду решения, я положил Ольгу в могилу поверх гроба Сергея Прево вместе с пальто и сумочкой. Оставалось только закрыть ее, что представляло собой самую главную трудность. Я собирался приняться за работу, когда внезапно кто-то спросил:

– Друг, у тебя все в порядке?

В изумлении я выронил лом из рук. Не Герострат же преследовал меня до этого места! Но это был не его голос. Обернувшись, я увидел перед собой высокого нескладного типа. Словно он вылезал из гроба или готовился туда вернуться. Он был ужасно худым. Густая борода, скрывавшая половину лица, и волосы длинной до плеч делали его похожим на Христа. Я был поражен тем, как он был одет. Температура была на несколько градусов ниже нуля, однако на нем были только джинсы и белая шелковая рубашка с воротником жабо. Он смотрел на меня с улыбкой, его глаза так сильно блестели, что казались флуоресцирующими.

– У тебя все в порядке? – повторил он.

Не дожидаясь ответа, он подошел к могиле и, прежде чем я смог ему помешать, открыл чехол, в котором лежала Ольга. Я подумал, что, увидев ее, он примется вопить. Вместо этого он взял ее голову в руки и посмотрел ей прямо в глаза. В свете моего фонаря сцена отдавала сюрреализмом. Создавалось ощущение, словно Ольга показывала ему язык.

В этот момент Джим Моррисон запел:

Мужчина еще ниже склонился над Ольгой.

– Ashen lady, – пробормотал он, – Джим прав, ты бледная дама, пепельного цвета. Добро пожаловать, ибо ждали именно тебя. С тех пор как ты здесь, кладбище наполнено вибрациями. Ты в центре их, они исходят от тебя, они кружатся вокруг других могил и возвращаются назад, чтобы объединиться с музыкой. Тогда пение Джима поднимается до звезд и растворяется в Великом Космосе, который уничтожает различия. Мужчина – это женщина, смерть – это жизнь, ненависть – это любовь, война – это мир, пустота – это заполненное пространство. И наоборот. Ashen lady, это для тебя Джим поет Waiting for the sun.В ожидании солнца. Солнце – это ты, с твоей кожей пепельного цвета и огненными волосами. Когда смерть отрастит твои волосы, пусть они испустят лучи в Великий Космос, и ты спасешь город, как того хочет Джим. Два ваших голоса станут одним. Они станут душой этой музыки, а я инструментом, который ее исполнит.

– Это вы транслируете музыку? – спросил я, оторопев от подобных речей.

– Хорошо слышно, правда? – ответил он с гордостью. – Для Джима я взял все самое лучшее: систему XBS для усиления баса, с четырьмя постоянными программами, настоящий класс. Что до усилителей, я использовал динамики в пятьдесят ватт. Слышно до самого Колумбариума. Это не считая, что я как угодно могу использовать двухкассетную стереомагнитолу с функцией двойного автореверса или CD с программированием произвольного воспроизведения 36 треков, с функцией монтажа и синхронизатором. Ты мне скажешь, что нужно еще все это запустить, но в другой жизни я был диск-жокеем, это позволило мне без проблем перейти от программирования на дискотеке к программированию на кладбище. Проблема только в том, что здесь у меня нет подключения к электросети и как источник питания мне приходится использовать батарейки R20, которые нужно менять достаточно часто. Это немного надоедает, а так придраться не к чему, хорошая техника с двухлетней гарантией и с рассрочкой платежа на десять месяцев с картой FNAC. [30]

В другой жизни он скорее должен был работать представителем по продаже аппаратуры Хай-Фай или диск-жокеем в психиатрической больнице. Но это было неважно. Я показал ему на могилу Сергея Прево.

– Не могли бы вы мне помочь вернуть все на место?

– Ты прав, – сказал он вдохновенным голосом, – нужно закрыть. Только Джиму решать, когда откроются могилы. Япойду снова поставлю Waiting for the sun.Это необходимо. Подожди меня, я на минуту, моя кассетная магнитола осталась у Джима. Поскольку я здесь один, мне самому приходиться запускать весь этот балаган.

Он исчез в темноте, и вскоре раздался голос певца, следующий ритму низких басовых тонов. Я воспользовался этим, чтобы закрыть чехол. Когда он вернулся, мы принялись за работу. Я крепко закрепил лом под плитой и приподнял ее, чтобы дать ему возможность ее подхватить. Он обладал силой, о которой трудно было догадаться из-за его чрезмерной худобы. Объединив усилия, нам удалось подвинуть плиту так, чтобы она встала на прежнее место. Подгонка не была безупречной, но, без серьезных причин заинтересоваться этим памятником, никто ничего не заметит.

Диск-жокей положил руки на могилу и погрузился в состояние глубокой медитации. Происшедшее поразило меня. Я привез Ольгу на кладбище не только для того, чтобы спрятать, но также, чтобы ее похоронить. По правде говоря, это было странное погребение. Вне законов и институтов. Не отмеченное ни в одной ведомости. Сугубо между нами. Как контракт, который связывает психоаналитика с пациентом. Об этом ли шла речь? На этом контракт подходил к завершению. Никого, кроме нас двоих. И в некоторой степени тех, кто сблизился с Ольгой или разделил с ней кушетку: профессоров, Математички, Семяизвергателя, который обменивался с ней взглядами, Депрессивного, пропускающего сеансы, возможно, Герострата, который хотел поехать сюда с нами, Макса и теперь вот диск-жокея. Они сопровождали это странное погребение воровки в могиле, которая ей не принадлежала. Можно ли было мечтать о более прекрасном конце?