Вы знаете евангельскую притчу о том, как Иисус накормил огромное количество народа пятью хлебами и двумя рыбами? В то время знали, что такое бизнес. Знали, что базовый принцип – это увеличение количества. Сегодня все тонут в наставлениях. На самом деле есть очень много людей, которые любят деньги, любят их настолько, чтобы подчиниться их законам. Жестоким законам, я это признаю, они безжалостны к малодушным. Слабаки смотрят на деньги издалека, как на женщину, к которой не осмеливаются прикоснуться. На слишком красивую для них. Они останутся бедными. Но с сильными, я хочу сказать, с теми, кто лезет ей под платье с грязными ласками, от которых она сходит с ума, деньги – это щедрая любовница, которая дает все… Вот почему злятся на богатых, потому что они смеют. Как только можно отделаться от одного из них, все средства хороши, чтобы пустить его по миру. Вы мне не верите? Позабавьтесь тем, чтобы получить небольшой доход, и весь мир сядет вам на хвост судьи, полицейские, журналисты, комиссия по биржевым операциям, фининспекторы по различным налогам. А если больше…

Он прервался, чтобы снова зажечь сигариллос. Я подумал, что он продолжит в том же тоне, когда вдруг резко, как если бы уступил долго сдерживаемому гневу, он воскликнул:

– А если, кроме того, вы женаты на потаскухе, понимаете, месье Дюран, на шлюхе! – другого слова не подберешь, – которая только и думает, как ставить вам палки в колеса и воровать в магазинах, хотя могла бы позволить себе все, что захочет, и которая, кроме всего прочего, угрожает раскрыть ваши предприятия полицейским, – тогда я недорого дал бы за вашу жизнь. Я напрасно умолял ее остановиться, давал столько денег, сколько ей было нужно, но она ничего не хочет слышать. Ну как урезонить подобную женщину? Она только и думает, как бы мне досадить. Словно это ее единственная цель в жизни. В постели то же самое: чтобы развести ей ноги – как бы не так. Все, чего она ждет, – чтобы ей устроили выволочку. Всегда что-нибудь придумает, чтобы меня спровоцировать. Даже психоаналитикам не удалось ее успокоить. Заметьте, с ней не так уж просто! Она способна на все, чтобы довести вас до крайности, устроить вам неприятности. Вы должны отдавать себе в этом отчет. К вам обращается отчаявшийся муж, месье Дюран. Если вы что-нибудь о ней знаете, скажите мне.

Пораженный, я посмотрел на него. Что он хотел, чтобы я ему сказал? Что случилось с его женой? Я был не уверен, что он ждал от меня именно этого. Но я тем более не верил, что он пришел, чтобы выложить мне свои соображения о финансовых рынках или поплакаться на семейные раздоры. Его присутствие было подчинено цели, которую мне не удавалось определить, но к которой он обманным путем вел меня, отвлекая внимание обилием слов. Одно, во всяком случае, казалось мне очевидным: этот человек был сумасшедшим. Не в медицинском смысле слова, конечно, и тем не менее сумасшедшим. Это была речь мономана. Неопределенная мания, колеблющаяся между Ольгой и деньгами, без того, чтобы одно по-настоящему пересилило другое.

– Вы из-за этого беспокоитесь? – спросил я, чтобы покончить с его неудержимой болтовней, – Потому что не знаете, что ваша жена…

Телефонный звонок прервал меня. С быстротой, которой я не ожидал, Макс положил руку на трубку, чтобы я ее не взял. Удивленный, я не стал с ним бороться. Я не собирался бросаться на него, чтобы освободить свой телефон. После трех звонков, сработал автоответчик и в приемной раздался голос Шапиро:

– Кажется, сегодня после обеда ты пытался связаться со мной. Секретарь сказал, это срочно. Можешь позвонить мне в комиссариат до полуночи или завтра рано утром, при нормальных обстоятельствах я буду здесь. До скорого. Жильбер.

Монтиньяк, улыбаясь, снял руку с аппарата.

– Ольга сказала, что у вас есть связи в полиции. Это может оказаться полезным, но не стоит злоупотреблять фликами, иначе очень скоро они сами употребят вас. У меня есть некоторый опыт в подобных делах, уверяю вас.

Потом тоном, в котором сквозила угроза, добавил:

– Если вы звоните своему другу из-за Ольги, я дам вам совет: оставьте это и поскорее скажите, где мои деньги.

Я не сразу понял смысл его слов.

– О каких деньгах вы говорите?

Он раздавил свою «Давидофф» в пепельнице на низком столике и одновременно сунул правую руку во внешний карман своего пальто. Я не удивился бы, если бы он достал оттуда пистолет. Но он вытащил салфетку «Клинекс» и шумно высморкался в нее.

– Месье Дюран, – ответил он, убирая «Клинекс» в карман, – вчера Ольга ушла около полудня. Перед этим я устроил ей взбучку, что она обожает. Накануне она снова вернулась в ювелирный Бернштейна, тогда как я ей это запретил. Но я этого ждал. С ней всегда ждешь. Мне следовало бы заглянуть в кабинет, прежде чем дать ей уйти. Но когда я туда пришел, было уже слишком поздно: сейф был открыт. В нем лежало семь миллионов долларов, которые я отложил на всякий случай. Так вот, этих семи миллионов, – повторил он, четко выговаривая каждое слово, чтобы заставить меня почувствовать размер суммы, – там больше не было. Они исчезли. Испарились. Значит, кто-то их взял, не так ли?

Внезапно мне вспомнились слова Ольги на кушетке: «Он думал, – говорила она, – что я украла его…» Сон помешал мне услышать окончание фразы. Что она у него украла? Может, эти самые семь миллионов. Возможно, она мне об этом сказала, но я ничего не запомнил.

– Вы так же, как и я, знаете, кто это сделал. Ольга такая, у нее потребность в воровстве, и успокоить ее может только хорошая трепка. К несчастью, надолго этого не хватает, и она снова принимается за старое. Везде, где она бывает, ей нужно что-нибудь стащить. Даже у вас. Я нашел среди ее вещей предметы, принадлежащие вам. Надеюсь, она вам их вернула. С ней бесполезны предосторожности, никогда не чувствуешь себя в безопасности. Я полагаю, ей не составило труда узнать комбинацию цифр, открывающую мой сейф. И потом, когда она увидела все эти деньги, ей представилась отличная возможность. Только вот семь миллионов – это не ручка «Мон Блан», которую тащат у своего психоаналитика. Она их, скорее всего, где-нибудь спрятала…

Казалось, он заколебался, потом сказал:

– Если она и говорила кому-нибудь об этом, то только вам. Вот почему вы должны мне рассказать все, что знаете.

Тон его голоса слегка изменился, но угроза в нем была от этого едва ли менее ощутимой. «Все в нем жестокость», – говорила Ольга. Достаточно было его увидеть, чтобы убедиться. Его грубость показалась мне еще опаснее, оттого что он сдерживал ее воспитанностью. Я чувствовал, что требовалось совсем немного, чтобы ей вырваться.

– Но я ничего не знаю, – ответил я голосом, которому не хватало твердости. – Ольга ничего мне не сказала. У меня нет ни малейшего понятия о том, где эти деньги.

Он прыжком поднялся на ноги, схватил меня за запястье и окал его настолько сильно, что я закричал от боли.

– Вот что я делаю с Ольгой, когда она норовит мне досадить. Разница состоит в том, что она это любит, а вы, кажется, нет.

Давление на мое запястье усилилось. Боль распространилась по всей руке с такой силой, что я подумал, что он мне ее вывихнул. Я согнулся пополам, безуспешно пытаясь вырваться.

– Если вы попытаетесь хитрить, я как нечего делать сломаю вам руку, – пригрозил он. – Скажите правду, хотите приберечь эти деньги для себя?

– Остановитесь! – завопил я. – Ничего я не хочу приберечь. Что вы хотите, чтобы я вам сказал? Я ничего не знаю.

Внезапно он разжал свою хватку.

– Я мог бы вас убить, но это не вернуло бы мне моих денег.

Он бросил взгляд в сторону моего кабинета.

– Оттуда идет поток ледяного воздуха, – сказал он и прибавил: – Вы попали в неприятную ситуацию с моей женой, не так ли? Поэтому и звоните в полицию? На вашем месте я бы этого не делал. У вас есть сын, любовница, известность – было бы глупо все это потерять.

– Откуда вы знаете?

Он ласково улыбнулся:

– В бизнесе главное владеть информацией. С Ольгой мне недоставало бдительности, но все еще можно уладить. И для меня, и для вас. Если вы примите мое предложение, я вас спасу.