Все замерли, огромную поляну объяла тишина — лишь вдалеке заржал конь, да потрескивали факелы. Отец Асидор поднял вверх руки, постоял так несколько мгновений, нагнетая напряжение, замет произнес бархатным красивым голосом:
— Хочу… это… торжественно поздравить вас всех с торжественным открытием празднества святого Антарпрасса. Праздник открыт! Отец Пирс, разливай!
Тут все повскакали с мест и выстроились в очередь, подходя сначала к столу и беря кубок, что-то говоря сидевшим за столом отцам Кастору и Николя. Седой отец Пирс в монашеском одеянии очень ловко разливал в кубки темное вино.
— Это вместо причастия что ли? — обескуражено спросил Анри у девушки, когда она встала со скамьи и направилась к очереди.
— Почему? — удивилась она. — Это очень хорошее вино. Пьют просто… За встречу… За святого Антарпрасса, помогающего путникам в горах… За тех, кто сейчас здесь… За тех, кто на крутых тропах и ледниках… За тех, кто стремится все выше и выше…
— И что будет дальше?
— Как что? — еще больше удивилась она. — Праздник! Что хочешь, то и делай. Там, — она махнула рукой в сторону, — закуски, скоро барашков на костре зажарят… Хочешь — у костра со всеми сиди, хочешь иди по пещерам, многие там будут сидеть те, кто вино не очень любят.
— А потом?
— Потом все устанут веселиться и лягут спать. Как отец Николя выйдет со своими проповедями, так и самые последние разойдутся.
— А для кого же он будет читать, если все будут пьяными!
— Как вы не понимаете?! — она чуть не топнула ножкой. — Если проповеди не читать — значит и праздника нет. Значит, что-то будет утеряно и гости, проснувшись и узнав, что никто не докладывал о новых достижениях в скалолазании, обидятся. Хотя друг другу и так все расскажут в беседах. Сюда же со всех горных стран приезжают…
Ее поражала его непонятливость. А он словно оказался в незнакомой стране, хотя звучащие вокруг языки, в основном, были ему известны. Здесь действительно говорили о горах!
Тем временем подошла их очередь — Анри автоматически, чтобы не выделяться, взял со стола кубок — и отец Пирс ловко плеснул им в кубки темное вино. Анри специально поглядел в свете своего факела — у бочки не было пролито ни капли!
Жанна улыбнулась спутнику и с извинительной улыбкой произнесла:
— Сэр Анри, вы постойте один, мне тут поздороваться надо и вообще… Вон идите к столам, там много чего вкусного.
— Иди, иди, — кивнул он и попробовал вино. Хотя и не любитель был — но толк в этих напитках понимал и угощение оценил.
Он отошел в сторонку и воткнул факел в землю, прислушиваясь к обрывкам разговоров.
— …вершина, конечно, но не Монблан, не Монблан…
— …у каждого своя вершина…
— …здесь вам не равнина, здесь климат другой…
— …скалы, они как женщины — никогда не…
— …и у вас в карельских скалах будет личный…
— …а эдельвейсы там знаешь какие…
— …лучше гор могут быть только горы…
— …хоббиты, скажешь тоже! Их, как и гномов и прочей нечисти, не бывает!
— Да сам видел! Вот те…
— …на веревке без сознания, почитай, всю ночь провисел…
— …ты же бывал там, помнишь, пичок там вредный, Коготь Дьявола называется…
Они говорили о любимом. И любимое у всех, сто раз проклятое, опасное, иногда ненавидимое и все равно до беспамятства любимое, было одно — горы. Где человек один на один против природы, как в первобытные времена. И не помогут здесь ни меч, ни стрела, если в сердце нет отваги, в голове мудрости, а в руке крепости и надежности.
И Анри захотелось стать одним из них.
— Сэр Анри де Пейнь? — раздался рядом голос.
Он вздрогнул и резко повернулся. Откуда здесь знают одно из его многочисленных имен? Не оказались здесь люди из ордена или из Внутреннего Круга — кто знает, где кончаются их интересы, может свои лазутчики у них есть и среди почитателей святого Антарпрасса?
— Мы знакомы? — осторожно спросил он.
— Возможно. Но здесь, на праздниках, вы, как понимаю, впервые? Я помогаю гостям обустроиться. Дочка брата Бурка беспокоилась о вас.
Анри узнал сидевшего на церемонии рядом с Асидором красавчика отца Кастора. Он аж светился от осознания своего величия и необходимости.
— Да, я здесь впервые, — ответил Анри, ожидая, что Кастор сам продолжит разговор.
— Тогда я провожу вас, чтобы вы знали, где отдохнуть.
Кастор запанибрата взял рыцаря под локоть и повел к пещерам. Отовсюду раздавались смех, радостные восклицания. «Всех порубаю!»— донесся тонкий визг, владелец которого, несомненно, считал, что издает грозный рык.
— Опять брат Олексен перебрал праздничного вина, — поморщился отец Кастор, но в голосе его слышалась некая удовлетворенность. — Раньше все брат Рагваз буянил, но поломал ноги, сорвавшись в пропасть, и теперь уж третий год не приезжает. Мы только-только вздохнули с облегчением, однако, свято место, как говорят, пусто не бывает. Брат Олексен еще с утра добрался до запасной бочки вина… Но вы не бойтесь, драк у нас почти не бывает, это все так, балагурство.
— А я и не боюсь, — усмехнулся Анри.
Кастор посмотрел на меч и кинжал за поясом гостя.
— Отдали бы оружие мне, — с сомнением в голосе произнес он. — Мало ли вам покажется, что вас оскорбили или вино подействует чересчур сильно.
— Я не пью вина, — сухо сказал Анри. — И рыцарь без оружия считается неодетым. К тому же, сейчас я хочу лечь спать. Я приехал сюда послушать проповеди отца Николя.
Отец Кастор удивился, но ничего не сказал. Они прошли по пандусу, ведущему на третий ярус, и он ввел гостя в одну из пещер. Это только снаружи торчал открытый зев входа, а на самом деле там оказалась дверь, запирающаяся изнутри на щеколду, вполне приличная кровать и даже деревянный стол с двумя табуретами. Отец кастор зажег три свечи в громоздком неуклюжем подсвечнике и воткнул факел в специальный держак на стене.
— Вам здесь никто не помешает, — сказал Кастор. — И шум сюда доносится мало. Извините, у меня всегда так много дел, я с удовольствием побеседую с вами завтра.
— Спокойной ночи, — произнес Анри.
— Вы заплатили взнос? — вдруг елейным голосом осведомился Кастор.
— Сколько? — совершенно спокойно спросил Анри. Но сам подумал: что будет делать, если запросят столько, что у него не хватит,
— Тысяча триста шестьдесят сантимов, — голос отца Кастора стал жестким. — — Или сто семьдесят динариев. У нас в этом году улучшенное питание.
Анри внутренне усмехнулся и достал кошелек.
— Вот двадцать солидов, — протянул он две маленькие золотые монеты, что были у одного из убитых им у пропасти солдат. — Мне сейчас лень пересчитывать, но, по-моему, этого должно хватить…
— Тысяча восемьсот сантимов или двести двадцать пять динариев, — мгновенно отозвался отец Кастор. — Сдачу в четыреста сорок сантимов или пятьдесят пять динариев я вам сейчас дать не могу, казна, естественно не здесь. Подойдите, ко мне завтра, а то я могу забыть, дел сами понимаете… Вот проклятье, и сейчас чуть не забыл! — Он достал из кармана кожаный ромбик с начертанными на нем полосками и какой-то эмблемой, уселся на табурет, отстегнул с пояса чернильницу, вынул из нее плотно притертую стеклянную пробку и, обмакнув в ней остро отточенную тростничину, что-то написал. — Вы из каких мест? — не поднимая головы, спросил он.
Анри лениво подумал, что отец Кастор, пожалуй, единственный здесь человек, который более чем в двух фразах ни разу не упомянул о горах; он о них вообще не вспоминал.
— Горы Зартак, — произнес гость первое, что удалось вымыслить. Во всяком случае, Анри о таких горах никогда не слыхал — он мог ручаться за это.
Не моргнув глазом, отец Кастор чиркнул на ромбике, закупорил чернильницу, встал и повернулся к Анри.
— Позвольте, я приколю вам на грудь. Это, чтобы другие знали, как к вам обращаться. Теперь вы полноправный гость нашего праздника. Желаю приятного отдыха. Спокойной ночи.
Он взял из рук Анри факел и ушел. Рыцарь снял с куртки кусочек кожи, подошел к воткнутому в стену факелу и рассмотрел оставленный хозяином сувенир. На лингва-франка там пером сэра Кастора было начертано: «Анри де Пень, Зартак». У Анри не было сил обижаться на ошибку в написании одного из своих бесчисленных имен. Он просто расхохотался и даже сделал большой глоток из кубка. Зачем-то приколол кожаный ромбик обратно на грудь.
