В то утро я встал пораньше и бродил по деревне, стараясь ступать только по хорошо утоптанным дорожкам. В прежние времена по средам и субботам мужчины племени гогодала садились в боевые каноэ и отправлялись выслеживать своих обычных врагов. В следующие дни они их поедали. Теперь все иначе. Каннибализм и охота за головами уступили религиозному фанатизму и, что еще более удивительно, регби. Теперь каждую среду и субботу мужчины гогодала играют в регби с пятью соседними племенами, которые раньше их ели. В то утро я наблюдал за двумя командами, сражавшимися с необычайной яростью. В каждой команде только двое или трое были в обуви, остальные играли босиком.
После игры все собрались на угощение, состоявшее не из человечины, а из сладостей, горячего чая с молоком, лепешек с маслом и булочек.
Пока молодые на спортивном поле в азарте были готовы друг друга поубивать, остальное население собирало в лесу фрукты, ловило рыбу в лагуне или же сидело на долгих молитвенных собраниях в одной из двадцати — тридцати церквушек в окрестностях Балимо.
Вайза разыскал меня и принес корзину, полную фруктов, каких я раньше не видывал. Он усадил меня на стул в середине длинного деревянного боевого каноэ и поставил корзину к моим ногам — на случай если я проголодаюсь во время путешествия. Много часов мы плыли по затянутой туманом лагуне. Ничего особо интересного нам не встретилось; когда туман рассеивался, открывались бесконечные просторы, заполненные розовыми и белыми водяными лилиями, огромные стаи водяных птиц, и изредка появлялись парами цапли — белые и пестрые, да еще зимородки. Один раз мы услышали тяжелый мощный всплеск крокодила, на который гогодала не обратили никакого внимания. А вот я совершенно случайно знал, что крокодилы в устье реки Флай — самые большие в мире и вообще самые крупные из всех живущих рептилий. И едят людей.
Куда бы мы ни приехали, во всех небольших поселениях нам твердили одно и то же. В лагуне, мол, затонуло каноэ предков гогодала вместе с бесценным грузом. А Ковчег пропал. Пропал золотой Ковчег. Но никто по этому поводу не переживал. Для обсуждения имелись куда более животрепещущие темы.
Все сообщали мне о новых и волнующих событиях. Недалеко от устья лагуны засекли русскую подводную лодку; в лесу недалеко от Балимо кто-то видел белых людей в военной форме. Они искали Ковчег. Вот такие новости.
Сыну деревенского старосты вживили в плечо «советское детекторное устройство», у него до сих пор шрам красуется.
А еще — члены «Аль-Каиды» свободно ходят в Балимо через границу из западного Ириана — той части Новой Гвинеи, которая принадлежит мусульманской Индонезии. А в джунглях видели людей в форме «ХАМАСа». И неизвестно, зачем они явились. Ходят слухи, что они охотятся за Ковчегом. А все, мол, потому, что разошелся слух: гогодала — израильтяне, и у них есть святой Ковчег. Они — хранители Горшка с огнем, стражи Малеза. Люди стали готовиться к отъезду туда, откуда пришли несколько тысяч лет назад. Скоро прилетят израильские самолеты — доставить людей и Ковчег обратно в Израиль. Ковчег вернут в Храм, откуда его унесли перед разрушением Иерусалима.
Однажды во время поисков потерянного города Сенны, в Йемене, мне подарили серебряную джамбийю еврейской работы с арабской надписью: «Да сохранит тебя Аллах от того, чего ты больше всего страшишься». Когда мы плыли обратно в Балимо, я пожалел, что не взял кинжал с собой. Уж теперь я знал, чего боюсь больше всего.
Во время обратного плавания у моих спутников разгорелось желание поучить еврейский язык.
— Научи нас говорить по-еврейски, Богале. Когда мы приедем в Израиль, мы сможем там разговаривать с людьми. Научи нас, Богале!
Я научил их нескольким словам и фразам, мы поговорили о евреях и арабах вообще, о жизни в Израиле; поговорили об угрозе народу гогодала со стороны варваров-мусульман из Ириан Джая — индонезийской и частично мусульманской части Новой Гвинеи; граница с Ириан Джая проходит недалеко от устья реки Флай. Еще мы поговорили о Малеза — священном Ковчеге, Горшке с огнем, о том, как странно, что вдруг не осталось и следа от древних каноэ, которые видели совсем недавно, и от их драгоценного груза, который тоже был хорошо виден невооруженным глазом. Мы обсудили шансы отыскать Ковчег в лагуне, побеседовали о необходимости снарядить большую экспедицию, чтобы обнаружить его убежище. Мой скепсис давно уже уступил место стойкому неверию. Гогодала твердили о тайнах предков, о байках стариков, о древних преданиях, передаваемых из поколения в поколение. Мне казалось, что я все это уже слышал. Мои спутники были твердо убеждены: я — Богале, который поднимет Ковчег на поверхность и поведет народ обратно в Святую землю. «Богале, Богале! — пели они. — Ты пришел, чтобы отвести нас обратно, пришел отыскать Ковчег. Богале, Богале».
Мы шли по какой-то заросшей заводи. Подвесной мотор заглушили и потихоньку гребли веслами, расталкивая тростники. С обеих сторон нас окружали высокие камыши и деревья с нависающими ветвями; каноэ едва ползло сквозь густую листву. Я старался не смотреть на тростники, в которых, несомненно, кишели змеи, и мечтал поскорее выбраться на открытую воду, где можно опасаться разве что крокодилов…
Я как раз подбадривал себя хорошим глотком «Лафройга» из фляжки… и вдруг у меня чуть не остановилось сердце. Я увидел двухголовую змею. Мне мигом вспомнилась легенда лемба, по которой Ковчег стережет змея с двумя головами; разум мой немедля повернул к безумию. В панике я оглядывался вокруг. Неужели где-то в этих тростниках спрятан Ковчег?! Я снова посмотрел на воду и понял, что вижу два омерзительно скользких и зеленых конца одной и той же змеи. Тут блеснуло лезвие тяжелого малайского криса, и в лодку, извиваясь, шлепнулись — прямо к моим ногам — две половины питона.
— Ты что, Богале? Это дар Яхве! — Радость, сиявшая на их лицах, слегка меня успокоила.
— Сегодня у нас будет хороший обед, — сказал Вайза, потирая руки. — Это животное для нас большой деликатес, вы, наверное, и сами знаете. Мы обычно едим его на свадьбах.
— На моей свадьбе такого точно не будет, — пробормотал я, с нежностью вспоминая Марию. На темном худом лице Тони появилось озабоченное выражение.
— А что? — спросил он. — Это не кошерное?
Я твердо и авторитетно, как только мог, произнес:
— Мне жаль, но питон — не еврейская еда. Не кошерная, Тони, совсем не кошерная.
Попытка, как выразился Рувим, взглянуть с другой колокольни привела меня к столкновению с тем, чего я боюсь больше всего на свете. Еще она привела к тому, что меня приняли за мессию. Еще она заставила меня понять, какой резонанс во всем мире получила тема Ковчега и как разнообразно она трактуется у разных народов. Лишь самого Ковчега, Ковчега во плоти, таки не было. Совершенно понятно, ясно и очевидно: здесь его нет. Как бы сильно мне ни хотелось. Даже если когда-то он тут и был, я не имел никакого желания искать его здесь и дальше — в этой змеиной яме. И если он здесь — во что я не верю, — то пусть здесь и остается, в своей заросшей тростниками и кишащей змеями лагуне. Я мельком подумал об отце: он бы, конечно, остался, змеи там или не змеи… А вот я — нет.
Я вдруг вспомнил свою подругу и затосковал по сальсе, по лондонскому пиву, приличному вину, мелкому дождику, роскошной китайской кухне, по Марии в своей постели, по настоящим газетам, театру. Я скучал по классам и библиотечным залам Блумсбери. Библиотеки! Где-то в самой глубине души я всегда верил, что убежище Ковчега откроет мне какой-нибудь пыльный фолиант в одной из великих библиотек мира — Ватиканской, Бодлеанской, Британской. Вот это и будет моим следующим приключением!
Из Порт-Морсби я позвонил Рувиму и сообщил ему плохую новость: Ковчега в Папуа — Новой Гвинее нет. И сказал, что возвращаюсь в Лондон. А он, если пожелает, может оплатить мне курс аверсионной терапии. В обозримом будущем я намерен вести сидячую, размеренную жизнь ученого.
13
СТРАЖИ КОРОЛЯ
