Я попытался успокоиться, но ужасные мысли, вырвавшись из потаенных уголков моего сознания, одолевали меня. Может быть, это долго откладываемый удар в спину за то, что я увел у него Терезу? Нет, это было невероятно, потому что Сэм до сих пор влюблен в Вики, и Тереза уже для него давно ничего не значит. Но, в таком случае, что же он имел в виду?

Я продолжал сидеть за своим столом и время от времени, примерно каждые десять минут, издавал стон. У меня было безумное желание броситься наверх в кабинет Сэма, схватить его за рукав и умолять: «Не делай этого, Сэм, что бы там ни было, не делай!»

Я думал, что хорошо бы оказаться снова в прошлом. Я хотел бы снова попасть в то лето 29-го, когда мы с Сэмом прожигали жизнь, напивались самогоном и танцевали под «Александер Регтайм бэнд».

Мне удалось взять себя в руки. Ностальгия ничего мне не даст. Быть сентиментальным — значит проиграть. Я должен был действовать мягко, осторожно, быть начеку, а если Сэм попытается нанести мне удар, обезоружить его и нанести ему ответный за то, что он такой глупый.

Но Сэм не был глупым, он не стал бы наносить мне удар, если бы не был уверен, что он уже меня победил...

— О, Боже! — сказал я и направился к бару, но не стал наливать себе виски. Еще рано приниматься за бутылку. Я сделаю это позже, когда станет ясно, что у Сэма на уме. Наверное, он готовит мне упрек в том, что я дарю Эрику слишком много подарков. Я был слишком нервозен, пытаясь в своем воображении превратить своего лучшего друга в какого-то убийцу, а себя обвинить в непорядочности. Моя совесть чиста. У Терезы с Сэмом все было кончено. Я искренне верил, что Сэма она больше не интересовала. Тереза в той или иной степени сама пригласила меня к себе в постель. Я не соблазнял, а был соблазнен. Я был жертвой колоссального недоразумения.

Кого ты пытаешься провести, Корнелиус! Тебе хочется, чтобы было так, но как обстояло дело в действительности?

— Я полагаю, тебе приходилось бывать в моей картинной галерее, Тереза?

— Конечно! Там замечательная композиция.

— Ну, я очень тщательно отбираю художников, которых я выставляю. Я должен быть очень высокого мнения о художнике, прежде чем выставить его... или ее...

По правде говоря, я имел влияние и использовал его. Тереза, сбитая с толку, в постоянных беспокойствах о работе, не могла упустить свой шанс.

— Извини меня, Корнелиус, я не собиралась говорить ему о выставке, но он хотел купить у меня одну из моих картин...

Я не хотел бы, чтобы Сэм так скоро узнал о выставке. Должно было бы пройти некоторое время, чтобы соблюсти приличия и не дать ему уловить связь между спальней и выставочным залом, но все произошло чрезвычайно быстро, один отвратительный эпизод сменился другим. Из такого неудачного сочетания неприглядных фактов Сэму оставалось вынести единственное заключение, но он ничего не сказал, и позже, на выставке, ни одним намеком не показал, что сердится на меня за то, что я сделал. Позже я хотел вызвать его на разговор, приготовил специальную речь: «Из-за моих личных неприятностей я очень ее хотел, а это был единственный способ добиться ее — привлечь к себе посредством ее искусства...» Подобное утверждение показалось мне неким оправданием завоевания Терезы, при таком объяснении это было меньше похоже на коммерческую сделку и больше выглядело как некий безумный поступок мужчины, отчаявшегося от своей неполноценности; хотя это объяснение должно было бы показаться Сэму отвратительным, по крайней мере, оно имело то преимущество, что было правдивым.

Однако никак нельзя оправдать тот факт, что я сделал шитое белыми нитками предложение и оно не было отвергнуто. Согласилась бы Тереза стать моей любовницей, если бы я не сделал ей этого предложения? Может быть. А может и нет. Поскольку теперь вот уже три года мы с ней хорошие друзья, я подумал, что начало наших отношений уже не играет никакой роли, но, возможно, я был неправ. Может быть, оно и важно. Может быть, Сэм был гораздо сильнее уязвлен таким моим скоропалительным приобретением, чем я мог когда-либо предположить.

В половине шестого, чувствуя как будто наступает судный день, я покинул кабинет, нырнул в новый «кадиллак», траурный цвет которого как нельзя лучше соответствовал моему настроению, и направился в гостиницу «Сент-Реджис».

Бар Кинга Коула в гостинице «Сент-Реджис» представлял собой хорошо освещенное помещение, идеально подходящее для встречи двух банкиров, которые обычно выпивают в «Клубе никкербокеров». Огромная стойка вытянулась вдоль стены под знаменитыми стенными росписями Кинга Коула работы Максуэлла Перриша, и столы стояли достаточно далеко, что затрудняло подслушивание, даже когда в зале было тихо и малолюдно. Сэм хорошо подготовил поле боя.

Я задумал опоздать на десять минут, но к моему большому разочарованию я все равно оказался первым, но, не желая унижаться до ожидания в одиночестве его прихода, я отправился в мужской туалет. Первый, кого я там увидел, когда вошел, был Сэм. Он мыл руки, хирург, готовящийся к сложной операции, и поглядывал на свои часы. Мы улыбнулись друг другу, и я подумал: первый раунд — провокация.

— Что ты будешь пить? — спросил он, когда мы, наконец, уселись за столик и официант замаячил поблизости.

Я уже решил, что проявлю полное отсутствие нервозности.

— Я хочу томатный сок, — сказал я, улыбаясь, и подумал: «Это собьет его с толку».

— Один томатный сок, один «буравчик», — сказал он официанту, и я понял, что второй раунд за мной. Он не мог со мной разговаривать без джина.

Однако к тому времени, как подоспела выпивка, я сожалел, что не заказал лаймовый сок со льдом, так чтобы я смог поменять наши стаканы, когда он отвернется. Я был уверен, что больше нуждаюсь в джине, чем он.

— Итак, в чем проблема, Сэм? — сказал я ему, после того как он перестал рассказывать о своей деловой встрече с президентом «Хаммэко» — крупной корпорации, которая в прошлом по глупости предпочла нам другие банки и теперь очень об этом сожалела. Я сделал глоток густого тошнотворного сока — существует ли овощ противнее мятого томата!

— Давай, говори! — подбодрил я его. — Карты на стол!

— Вики на грани нервного срыва, — сказал он быстро и зажег сигарету. Он знал, что я ненавидел, когда люди курят рядом со мной. Третий раунд за ним.

Вики? На грани нервного срыва? Без сомнения, он преувеличивал.

— Но почему? — сказал я. — Я не понимаю.

— Она говорит, что больше не может выдержать постоянного состязания.

— Состязания? — спросил я, подавив внезапное воспоминание о жалких подарках Вивьен по сравнению с моими из самого дорогого детского магазина.

— Не притворяйся дурачком, Нейл, — сказал Сэм, перестав улыбаться. — Ты не заработаешь ни одного очка, прикинувшись, что ничего не понимаешь.

Четвертый раунд за ним. Я взял себя в руки. В конце концов все это не имеет никакого отношения к Терезе.