— Да, позвони. — Корнелиус непостижимым образом тоже оказался на ногах, как будто не мог больше сидеть. Мы посмотрели друг на друга с удивлением и сели опять. К моему ужасу, я поняла, что забыла позвонить.

— Здесь есть пепельница, Алисия? — спросил Сэм небрежно, открывая портсигар.

Я использовала этот новый предлог, чтобы встать, но, когда принесла Сэму пепельницу, пристально посмотрела на него, пытаясь понять, инсценировал ли он это умышленно, чтобы вывести меня из замешательства. Но не смогла понять. Он улыбался Вики и, казалось, не заметил пепельницы, которую я поставила на стол перед ним.

— Ну, дорогая, покажи Нейлу и Алисии фотографии, которые мы сделали на Бермудах! — Он повернулся к нам, чтобы пояснить. — Я взял напрокат яхту, которая доставила нас в Аннаполис в то утро, после того как мы поженились.

— О, было так романтично! — произнесла Вики мечтательно. — А когда мы прилетели на Бермуды, мы нашли пляж, такой роскошный.

— Не собираешься ли ты курить, Сэм? — спросил Корнелиус. — В последнее время моя астма сильно разыгралась.

Мои ногти глубже впились в ладони. Я внезапно поняла, что должна обращаться с Сэмом и Вики с большей теплотой, хотя, почему это так важно, я не имела представления.

— О, не будь смешным, Корнелиус! — воскликнула я. — Конечно, Сэм может закурить сигарету! Я включу кондиционер, чтобы вытянуть дым. Да, Вики, дорогая, покажи нам все эти восхитительные снимки, мне очень хочется их увидеть. Погода была хорошая? Бермуды — это просто рай! Я вспоминаю, это одно из твоих любимейших мест, так, Сэм?

Сэм начал рассказывать своим глубоким голосом о Бермудах, в то время как Вики пустила снимки по кругу. Я как раз попыталась в третий раз поймать нить разговора, когда вошел Каррауэй с шампанским.

— Итак! — преувеличенно громко сказала я, когда мы подняли бокалы. — За счастливую супружескую жизнь!

— Мы вам желаем всего наилучшего, — добавил Корнелиус нежно, и, к моему облегчению, я поняла, что он успокаивается.

— О, благодарю вас! — сказал Сэм с теплейшей, самой пленительной улыбкой. — Мы признательны за это, правда, дорогая?

Я заметила, что все выпили одинаково быстро.

— А также и вам всего наилучшего! — сказал Сэм, дав, наконец, волю своему очарованию, чтобы овладеть ситуацией. — Благодарю за то, что вы устроили нам такой замечательный прием, и за то, что были так необыкновенно щедры и поняли... нет, я имею в виду не это! Я искренне благодарю! Далее, я обязан вам, прекрасным людям, принести извинения за временное нарушение вашего душевного спокойствия, ведь так оно и было, не правда ли? Будем называть вещи своими именами. Но имея в виду все, что нам пришлось пережить, я не вижу, как иначе я мог бы поступить, кроме как похитить ее как юный Ромео. Я знал, что вы оба возражали бы, если бы я пришел к вам и сказал: «Послушайте, как это ни странно, но я действительно хочу жениться на вашей единственной, прекрасной, обворожительной дочери». И будь честен, Нейл, ты еще сомневаешься в моей искренности, да? Но ты не сомневайся. Я люблю Вики, и она любит меня, и мы будем самой счастливой парой во всем Нью-Йорке.

И что удивительно, я поверила ему.

После ухода Келлеров Корнелиус вернулся в библиотеку поработать, но позже из окна своей спальни я видела, как он вышел из дома со своим телохранителем. Он был одет по-домашнему: в белой тенниске, тапочках и голубых джинсах, и я знала, что он собрался к той женщине в Гринвич-Виллидж. «Кадиллак» выполз из ворот; их створки захлопнулись, и, резко отвернувшись от окна, я вышла из комнаты и отправилась бродить по дому.

Дом был очень большой, и мне предстоял долгий путь. Расположенный на углу квартала Пятой авеню, дом возвышался над Центральным парком, хотя главный вход во двор находился на перпендикулярной улице. Пол Ван Зейл построил дом для Сильвии в 1912 году, и после его смерти в 1926 году этот дом со всем остальным состоянием Ван Зейла перешел к Корнелиусу; Ирония заключается в том, что, хотя Корнелиус втайне не любил этот дом, — тяжелая архитектура в европейском стиле едва ли соответствовала его вкусам, — он упорно отказывался продать его. Этот дом был для него символом власти, органичным дополнением к его величественному банку в стиле Ренессанс на пересечении Уиллоу-стрит и Уоллстрит, и так мы остались жить здесь, даже теперь, когда дети выросли. Я не возражала. Я всегда жила в громадных мрачных домах, наполненных антиквариатом. Мой отец, Дин Блейс, сверстник Пола, также был банкиром инвестиционного банка и обладал изысканным вкусом по части домов, и даже после того, как я вышла замуж за Ральфа, ничего не изменилось. Отец подарил нам дворец, наполненный антикварными предметами, в Олбани, где Ральф начинал свою политическую карьеру.

Продолжая прогуливаться по коридорам дворца Ван Зейла, я оказалась в пустой детской. Вивьен, первая жена Корнелиуса, задумала детскую, когда была беременна, однако, поскольку они с Корнелиусом разошлись до рождения Вики, эта комната пустовала, пока я не переехала жить к Корнелиусу. Тогда Себастьян жил в детской несколько недель, пока судья не объявил меня неподходящей матерью и присудил передать опеку Ральфу. Через несколько лет я пыталась превратить детскую в комнату для игр, но дети предпочитали играть в комнате с французскими дверями, открывающимися в сад. С детской нам всегда не везло, и теперь, когда ею не пользовались, она стала грязной и заброшенной.

Я села на маленький стул около лошади-качалки и на некоторое время задумалась. Возможно, стоило распорядиться, чтобы детскую отремонтировали заново и обставили. Я не сомневалась, что в течение этого года у Вики родится ребенок.

Я машинально встала, точно так же как мы с Корнелиусом встали при виде счастливой пары, чья гармония для нас была недостижима. Теперь я могла понять то неприятное чувство, которое продолжала до сих пор скрывать. Я завидовала женщине, муж которой так уверенно доказал свою любовь, что она превратилась в самую сияющую жену, которую я когда-либо видела.

Я презирала себя за завистливость. Затем я поняла, что ненавижу Вики, поскольку это она заставила меня дать волю такому разрушительному постыдному чувству. Я взяла себя в руки. Правда заключалась не в том, что я ненавидела Вики, а в том, что я ее не понимала. Я не понимала, почему она никогда не считала меня матерью, в то время как ее собственная мать совсем не годилась для этой роли. Я не понимала, почему она чувствовала себя дома несчастной, когда я из кожи лезла, чтобы быть доброй и терпеливой. Я не понимала, как она могла обратить внимание на Сэма Келлера, если Себастьян любил ее так сильно. Я совсем не понимала ее. Я становилась очень несчастной из-за этой загадки, недоумения, которому, казалось, никогда не суждено разрешиться.

С большим усилием я сделала еще одну попытку стать благоразумной. В прошлом я старалась для Вики изо всех сил, но сколько можно? Что касается будущего, то, вероятно, теперь, когда она ушла из дома, дела у нас пойдут гораздо лучше. На самом деле, если только я смогу превозмочь свою глупую, унизительную зависть, не будет причины, которая помешает нам добиться наилучших отношений.

Я помнила, как Вики всегда старалась подчеркнуть, какую я веду пустую жизнь. Я понимала, что необходимо изменить свою жизнь, но легче сказать, чем сделать. Что могла я сделать, чтобы моя жизнь стала более интересной? О моих ежегодных благотворительных показах моделей всегда хорошо отзывались в прессе, но в основном я не люблю благотворительность, поскольку слишком застенчива и у меня не хватает организаторских способностей. Моя секретарша, которая была очень расторопна и всегда терпелива со мной, а я, по возможности, старалась ей не мешать, имела карт-бланш в управлении всеми моими благотворительными делами. Я неумна, поэтому не было никакого смысла брать небольшие утренние уроки французского языка или послеобеденные уроки игры в бридж. Я не музыкальна и, хотя хорошо рисую, я не вижу, как могла бы украсить свою жизнь, проводя больше времени за этюдами. Я подумала, может, стоит больше встречаться с людьми, но, будучи женой Корнелиуса, мне приходилось встречаться с большим количеством людей и посвящать большую часть времени и энергии тому образу жизни, которого требовало мое положение. Я иногда думаю, что было бы, если бы я встречалась с людьми, которых интересовала бы я сама, а не то, что я жена Корнелиуса, но эта мысль казалась далекой, граничащей с фантазией. Я была женой Корнелиуса. Меня вполне устраивало подобное положение.