Может, если проявить терпение, Сьюзен в конце концов сама попросит его рассказать о себе и не будет с такой предубежденностью относиться ко всему, что он говорит. Пока же пусть думает, будто он один из головорезов Трейдера; ему это определенно не повредит. Сьюзен будет послушной и исполнительной, к тому же не станет стеснять его. А это, безусловно, наилучший вариант для них обоих, напомнил себе Уайлдер. Он поднял голову вверх и устремил взгляд в звездное небо.
Не надо было ему целовать Сьюзен. Но ведь он же спросил ее разрешения, не так ли? А что она ответила, лишив его способности контролировать свои действия? Правда, она не просила целовать ее, но, без сомнения, и не имела ничего против. Даже принимала его поцелуи с нескрываемым восторгом. Неизвестно, как далеко они бы зашли, не наткнись Сьюзен на кобуру с пистолетом. Оставалось утешиться тем, что он не сидел бы сейчас один во тьме, если бы не этот случай. Для Сьюзен было полной неожиданностью, что он носит при себе оружие. И ему вполне понятно, как неприятно поразило ее такое нечаянное напоминание о его профессии, вернее, о его образе жизни в представлении Сьюзен. Жаль, у него не было времени избавиться от чертовой кобуры до того, как она оказалась в его объятиях. Но ведь он вовсе не собирался обниматься, а уж о поцелуях и говорить нечего. А когда все началось, он потерял голову от счастья и начисто забыл обо всем остальном. Он почувствовал внезапное сопротивление Сьюзен за несколько мгновений до того, как понял, что послужило тому причиной. А потом она уже не желала слушать его объяснения.
Видимо, она была не только напугана и сбита с толку, но и глубоко оскорблена. Сьюзен взглянула на него с таким упреком, что Фрэнк почувствовал: он не оправдал даже того небольшого доверия, которое она начала испытывать к нему. Но после того, что произошло, ему больше не на что надеяться. В одночасье все решительным образом изменилось.
Впрочем, нет худа без добра. На самом-то деле Сьюзен тянулась совсем не к нему. Ее привлекал некто вымышленный, существующий лишь в ее представлении. А весь вопрос именно в том, что она чувствует к человеку по имени Фрэнк Уайлдер, заместителю начальника федеральной полиции. И если судить по нынешнему положению дел, то у него перспективы весьма неважные. Тем более что для Сьюзен, видимо, его работа по заданию судьи Джералда Фэллоуза не менее отвратительна, чем служба у гангстера Люка Трейдера.
По тому, как она отзывалась о судье, Фрэнк заключил, что Сьюзен не только глубоко уязвлена обманом этого человека, но и не собирается прощать его. А, учитывая все недоразумения, по поводу которых Фрэнк рано или поздно должен будет объясняться со Сьюзен, едва ли можно ожидать, что она проявит к нему больше снисхождения. Так что, как ни крути, сообщать Сьюзен правду о себе по-прежнему представляется не самым мудрым решением. Она или подумает, что Фрэнк лжет, чтобы затащить ее в свою постель, и станет бояться его еще больше, или все-таки поверит, но придет в такую ярость, что, скорее всего, наделает глупостей.
Понимая, что разорвать этот замкнутый круг нереально, Фрэнк удрученно покачал головой. В чем бы ни пытался он убедить самого себя, ему следует помнить, что они ходят со Сьюзен по тонкому льду. Бессмысленно отрицать, что его неукротимо влечет к ней. А теперь он должен признать, что за последнюю неделю его чувство к Сьюзен стало более глубоким.
Прежде он не встречал женщины, похожей на нее. Она интеллигентна, остроумна, знает себе цену и умеет постоять за себя. И когда ты с ней, чертовски остро ощущаешь всю прелесть жизни. Фрэнку нравятся словесные схватки со Сьюзен и ее улыбка. Ему нравится смотреть, как она стоит у руля «Утренней звезды» или управляется с парусом. Даже обычная прогулка с нею по лесу доставляет ему радость, как это было сегодня. При всем желании Сьюзен, конечно, нельзя назвать образцом совершенства, она чересчур эмоциональна. И тем не менее больше всего на свете Фрэнк хотел бы назвать ее своею. И он был близок к этому еще совсем недавно. Очень близок.
Если бы они встретились не при столь странных обстоятельствах! Но вышло как вышло. Ему еще только предстоит быть до конца честным со Сьюзен. Пока же между ними сложились отношения, у которых нет будущего. Фрэнк привык считать себя джентльменом и знал, что надо притормозить. Но одно дело, сидя на темной палубе, понимать, что ты обязан делать, и совсем другое — быть последовательным, когда ты рядом со Сьюзен.
Фрэнк мог полагаться лишь на то, что после сегодняшнего вечера она будет сторониться его. В таком случае он поймет намек и тоже будет держаться отчужденно. Но если Сьюзен будет вести себя как ни в чем не бывало и смотреть на него такими же глазами, как перед поцелуем, то Фрэнк не ручается за себя. Понятно, он никогда не овладеет ею против ее воли, но, если он ощутит в ней такое же желание, как было только что, Фрэнк не уверен, что сумеет остановиться, хотя потом, без сомнений, станет проклинать себя за содеянное.
Налетевший порыв холодного ветра взъерошил его волосы, проник за ворот, Уайлдер поежился. Поднявшись, он решил напоследок проверить все крепления. Оставаться ночевать на палубе и заработать к утру воспаление легких? Конечно, можно сходить в трюм за спальным мешком, но ему страшно не хотелось провести часы, остающиеся до рассвета, скорчившись на скамье в рубке.
Гораздо приятнее забраться в гамак в носовой каюте и хорошенько выспаться в тепле. Сьюзен, кажется, больше не выйдет из своей каюты до утра, и нечаянной встречи с ней он может не опасаться. За ночь они оба остынут, придут в себя, и, как знать, может быть, все вернется в привычное русло. Фрэнк, по крайней мере, постарается держаться с ней как можно ровнее.
Удостоверившись, что на палубе все надежно закреплено, Фрэнк спустился по сходному трапу, задраил крышку люка. Как и в предыдущие ночи, он включил свет в коридоре, чтобы Сьюзен не плутала, если ей что-нибудь потребуется. Не успел он сделать и пары шагов, как услышал вдруг чей-то плач.
Боже, ну конечно же, это Сьюзен!
Фрэнк опрометью бросился к ее каюте. Приглушенные рыдания разрывали ему душу. Господи, какой же он мерзавец, что заставляет ее плакать. Фрэнк схватился за ручку двери, громко позвал Сьюзен. И тут его словно обожгло: что он делает? Если она сейчас откроет и Фрэнк войдет, он снова обнимет ее и произойдет то, чего оба хотят и боятся одновременно. А разве не он только что давал себе обещание не допустить этого?
Оставив ручку двери в покое, Фрэнк медленно повернулся. Если Сьюзен не окончательно потеряла рассудок, она отвергла бы любые утешения. И ему следовало бы сперва подумать, прежде чем кидаться утешать ее. Где, черт возьми, его благоразумие? Зачем ломиться к женщине, которая, должно быть, и видеть его не желает? А раз она плачет, значит, это необходимо, и вмешиваться незачем.
Как и намеревался, он пойдет в свою каюту, примет горячий душ и попытается хоть немного поспать. Он не позволит себе думать о том, как там Сьюзен рыдает одна в темноте. Не позволит, потому что бессилен чем-либо ей помочь. Изменить ситуацию не в его власти, а потому все, что он может, — не докучать ей своим присутствием. Им еще какое-то время нужно продержаться на яхте.
Время от времени Уайлдер забывался тяжелым сном, но к утру он окончательно отказался от попыток заснуть. Двигаясь по кухне, как можно тише, он сварил себе кофе, съел тарелку корнфлекса. Потом включил радио и поймал студию местной метеорологической службы, которая заверяла: день будет таким же погожим, как предыдущие два. Фрэнк поднялся на палубу и начал готовить парус. Может быть, единоборство с ветром и волнами отвлечет его от мыслей о Сьюзен. Пока ничто другое не помогало.
Он наметил курс таким образом, чтобы бортовая и носовая качка не слишком сильно беспокоили Сьюзен. Попутный ветер подхватит парус, яхта будет слегка покачиваться на волнах, и это даст Сьюзен возможность поспать подольше. Чем безмятежнее будет ее сон, чем дольше она не выйдет из каюты, тем лучше. Как чувствует себя Сьюзен, Фрэнк не знал, но ему самому явно требуется время, чтобы привести голову в порядок и быть в состоянии вновь заниматься делами миссис Ранделл.
