Дафан посмотрел на огромные подобия кукурузных стеблей, росшие вдоль дороги, и подумал, не могут ли это быть какие-то сельскохозяйственные растения. Потом он решил, что это крайне маловероятно. Это были аборигенные растения, обладавшие малой питательной ценностью, даже если они не были ядовитыми. Деревенским детям иногда рассказывали истории о «лесах колдуновых трав», как о местах еще более опасных, чем «сады бога», но Дафан не мог себе представить, на что может быть похож такой лес. Может быть, это он и есть.

А может быть, и нет.

- Пойдем, - внезапно сказал Нимиан, очевидно, закончив свои размышления. – Будет бой. Звезды неподвижны. Потом… ух! – он нерешительно замолчал.

- Ух, - повторил Дафан, обернувшись к Гицилле за объяснениями.

- Будет бой, и звезды встанут неподвижно, - сказала Гицилла, отчаянно пытаясь найти смысл в отрывистых фразах Нимиана. – Думаю, это плохо, если я поняла правильно.

- Плохо, - повторил Дафан, думая, что это объяснение звучит вполне правдоподобно, даже слишком.

- Было что-то в моем видении… - продолжала Гицилла, - Патер Салтана говорил, если звезды встанут неподвижно, новые враги могут обрушиться на нас с неба. Они уничтожат нас, и даже Гавалон Великий и другие повелители шабашей не смогут ничего сделать, чтобы нас спасти.

Нимиан, казалось, снова растерялся, пытаясь понять ее речь, но его лицо прояснилось, когда он услышал одно слово, явно значившее для него больше, чем остальные.

- Гавалон, - повторил он, усиленно закивав головой. – Потерял Гавалона. Был голоден слишком, спешил убежать... Потерял Гавалона. Найти его. Коснуться. Он должен роль свою сыграть.

- Если он знает Гавалона, - неуверенно произнес Дафан, - должно быть, он из его армии.

- Я не знаю, - ответила Гицилла, еще более неуверенно. – Если так, может быть, тогда мы должны помочь ему вернуться. Но мы не знаем, где сейчас Гавалон.

Утолив голод, Дафан почувствовал себя немного лучше. Но это «немного лучше» превратилось в «гораздо хуже», когда он обнаружил, что к нему опять вернулась способность испытывать страх. Он снова залез в кузов грузовика, намереваясь посмотреть, что можно унести с собой.

- Мы должны идти, - сказал он. – Так или иначе, мы должны идти. Зачем Империуму было вторгаться в Гульзакандру, убивать нас и разрушать все, что нам дорого? Что мы им сделали?

- Я не знаю, - был единственный ответ Гициллы.

Нимиан слушал, явно пытаясь понять сказанное. Казалось, он все больше развивается, как интеллектуально, так и физически.

- Империум, - произнес он, второй раз услышав слово, имевшее для него важное значение. – Люди друг с другом в войне, идет война всех против всех. Нет мира. И не может быть. Всегда война. Всегда игра.

- Это не игра, Нимиан, - заявил Дафан Нимиану – имперская форма на мальчике теперь сидела почти идеально и казалась почти такой же пугающей, как признаки нечеловечности на его лице. – Это по-настоящему. Людей убивают.

Нимиан улыбнулся. В первый раз Дафан видел, как он улыбается, и почему-то ему показалось, что этот мальчик улыбается первый раз в жизни.

- Все умирают, - сказал мальчик, словно поделившись некоей скрытой истиной. – Важно лишь как.

- Это не так, - вмешалась Гицилла, тоже начавшая собирать припасы, чтобы нести с собой. – Все умирают, но важно не только как, но и когда – и еще важнее, что оставят умершие после себя. Опыт, традицию, знание. Все умирают, но деревни живут дольше людей, а цивилизации могут жить вечно.

Гицилла повторяла то, чему учил ее патер Салтана, но ее голос начинал приобретать тот странный тембр.

Дафан подумал, что она тоже почувствовала себя лучше – но она больше не была тем человеком, который мог чувствовать себя лучше в том обычном смысле, который понимал Дафан.

Дафан так долго чувствовал себя спокойно в компании Гициллы, и казалось абсолютно нелепым, что теперь она кажется чужой – но это было так.

- Лишь тьма вечна, - ответил Нимиан Гицилле. – А люди умирают… деревни умирают, империи, цивилизации, вселенные... Прах к праху, пыль к пыли. Прах звезд, пыль звезд. В конце лишь тьма – но мы, пока горим, должны гореть. Увидим. Все увидим. Ты и ты…

Казалось, темные глаза Нимиана сияли внутренним светом, когда он произносил свою речь, но свет угас в бездонной пустоте, и в его разуме и сердце снова воцарилась некая растерянность.

- Я голоден, - снова прошептал он, после недолгого молчания. – Нужна еда.

Но на этот раз он не убежал в лес в поисках отвратительной добычи.

- Думаю, это все, что я смогу унести, - сказала Гицилла Дафану, показывая собранную сумку. В ней было достаточно еды и воды на несколько дней – и вдвое больше, если добавить припасы, собранные Дафаном. Если бы здесь было еще и огнестрельное оружие, которое можно унести, Дафан, конечно, взял бы его, но у мертвого солдата не было личного оружия.

- Этого хватит, - сказал Дафан. – Пойдем.

Нимиан не стал собирать припасы для себя и не проявлял намерения помогать Гицилле и Дафану, но они не возражали, чтобы он путешествовал налегке. Втроем они пошли по дороге, и грузовик вскоре скрылся из вида.

Лес не был слишком обширным – по крайней мере, в том направлении, в котором они шли. Всего через несколько сотен шагов растения, похожие на гигантские початки, сменились более разнообразной растительностью: травянистые луга, вроде тех, по которым они шли вчера, сменялись рощами остроконечных деревьев с серебристыми листьями.

Это было очень красиво, но Дафан сейчас был не в том настроении, чтобы любоваться красивыми видами. Казалось, нить, обвязавшаяся вокруг его сердца, затянулась еще туже. Он не мог найти слова, чтобы описать, что он чувствует. Как пленник, заключенный в собственном теле? Не совсем. Как будто его тело было уже не вполне его? Почти. Во всяком случае, он чувствовал себя странно. Очень, очень странно.

Когда трое путников вышли на открытую местность, они увидели группу птиц моу, бежавших по равнине. Птицы были похожи на огромных цыплят в восемь футов ростом, но их походка была куда более устойчивой, и бежали они очень быстро. Еще дальше Дафан увидел стадо газелей. Они были слишком далеко, чтобы присутствие людей угрожало им, и продолжали пастись.

Поблизости не было никаких признаков сельскохозяйственных растений или человеческого жилья, но Гицилла указала на тонкий столб дыма над горизонтом.

- Может быть, это дым очага, - сказала она.

- Если так, мы скоро увидим трубу, - заметил Дафан.

- Впереди не должно быть врагов, - сказала Гицилла не слишком уверенно. – Грузовики были авангардом, и  сейчас, когда они рассеялись, вряд ли они будут так поспешно рваться вперед.

- Если это остатки сигнального огня, - с надеждой сказал Дафан, - может быть, мы убедим смотрителей зажечь его снова и пошлем сигнал армии Гавалона.

- Гавалону легче найти нас, чем нам – его, - ответила Гицилла. – У него есть Сновидцы Мудрости, и рабы-колдуны, и магия прорицания. Труднее будет добраться до нас – но в армии должны быть быстрые лошади или может быть, другие существа, еще быстрее.

Дафан не стал уточнять, каких существ она имеет в виду.

- Я голоден, - снова сказал Нимиан. – Нужна еда.

На этот раз он отлучился на охоту, но довольно быстро вернулся, из его рта торчал кусок змеиного хвоста.

- Я так голоден, - заявил Нимиан своим спутникам, словно оправдываясь. Казалось, он стал еще на два дюйма выше. Дафан больше не мог думать о нем как о мальчике. Сначала Нимиан был меньше ростом и более худым, чем Гицилла, но теперь он стал заметно крупнее их обоих.

- Все нормально, - сказал Дафан. – Ешь когда захочешь.

Гицилле он прошептал:

- Похоже, все, чему нас учили – насчет того, что местная пища не подходит для человека – к нему не относится. Он прекрасно себя чувствует, питаясь этой гадостью.

Пока Дафан говорил, Нимиан снова убежал, вероятно, опять на поиски еды.

- Это я заметила, - согласилась Гицилла. – Но местные хищники тоже не брезгуют чешуей, костями и панцирями. Чем был он ни был…