Литмир - Электронная Библиотека

Короткостриженная, с задиристой прической, волнистыми волосами, моложавым энергичным лицом и белой шеей, украшенной украинским намистом. Облик секс-символа Октября резко контрастировал с бесформенными пролетарскими нарядами ее слушательниц – платье Коллонтай ладно облегало чудесную фигуру, движения, голос, слова были энергичными и почти завораживающими.

– Сексуальный акт – такая же естественная потребностью здорового организма, как утоление голода и жажды, – неистовствовала Шурочка. – Чем богаче личность, тем любовь многограннее, красивее, богаче, тем меньше места для узкого сексуализма. В будущем любовь будет разлита во всем. Любовь – творчество, выявление лучших сторон своего «я», дает удовлетворение. Любовь без возможности себя проявить – мука… Но мы, новые женщины, больше не желаем страдать!

Даша Чуб зааплодировала первая. Тысячи людей, в основном молодых, заполнивших зал цирка, громогласно зарукоплескали вслед за ней. Выступавший перед товарищем Коллонтай первый соратник Ленина Лев Троцкий не смог высечь из публики и десятой части подобного энтузиазма.

– Правильно, правильно! – вскрикнула Даша. – Ну ведь правильно она говорит!.. Слушай, может, мы погорячились с Отменой?

– В новом обществе женщина отбросит устаревшую мораль и будет сама выбирать себе партнера. Отвергнет так называемую честь…

Классная барышня, – кивнула Даша. – Я всегда говорила – что хорошего в этой чести? Раз с мужиком переспала – чеши на панель. Случайно забеременела – вешайся! Ушла от мужа – бросайся под поезд, как Анна Каренина. Потому что ты, видите ли, утратила честь.

– Еще наша землячка Изида Киевская говорила, – вскрикнула Шурочка, – что, обвиняя женщину в утрате ложной чести, буржуазное общество само толкало ее на панель. Или под поезд, как Анну Каренину. Изида Киевская – это храбрая женщина, первая выступила в борьбе за наши права. Теперь каждая из нас должна стать такой, как она. Мы поднимем ее знамя! Мне выпало счастье познакомиться с ней лично. Она пала в революционной борьбе…

Впервые за последние три часа Даша почувствовала, что совершенно протрезвела.

– Где я пала? – У пилотессы сделалось такое лицо, будто на голову ей упал кирпич. – Когда это она познакомилась с Изидой? – еле слышно спросила она, поворачиваясь к Акнир.

Ведьма быстро ткнула ее локтем в бок.

– Нет, я просто хочу знать! – повысила голос Чуб. – Я хочу познакомиться с ней и спросить… Я им что – Тарас Шевченко?

– Вы хотите познакомиться с товарищем Коллонтай? – вопрос прозвучал справа, и Чуб обернулась.

В соседнем кресле восседала рыжеволосая женщина в кожанке.

– Товарищ Роза, – представилась соседка по креслу.

Ее подбородок и шею прочертил кривоватый и длинный шрам. Но странным образом шрам не портил ее – скорее делал интересной, интригующей. Ее можно было назвать красивой. Но красота казалась несущественной, она привлекала иным – взглядом, темным, спокойным и властным. Таким же смотрела на мир Катерина Дображанская. Однако во взоре товарища Розы было что-то еще – трудноопределимое…

– Я могу познакомить вас с ней, – сказала она. – Товарищ Коллонтай проживает вместе со мной в гостинице «Континенталь». Это тут, рядом. Идемте, – рыжая встала.

Она вела себя как человек, привыкший повелевать. Но Даша, к чужим повелениям совсем непривыкшая, не сдвинулась с места.

– Мы подождем ее там. Там мы сможем поговорить с ней без всей этой толпы. Или вы хотите послушать еще? – снизошла до вопроса товарищ.

– Нет, пожалуй, – прислушалась к своим пожеланиям «павшая в борьбе». – Мне срочно нужно выпить. Там в гостинице есть бар или кафе?

– Еще какое! – отозвалась Акнир.

* * *

«Еще какое» кафе оказалось знаменитейшей киевской богемной кофейней «Х.Л.А.М.» – расшифровывающейся как «художники, литераторы, артисты, музыканты».

Даша Чуб с любопытством посмотрела на вывеску с летящим человечком-Икаром и прочла надпись на фронтоне: «Войдя сюда, сними шляпу, может быть, здесь сидит Маяковский».

– Слушай, а что, он и правда там может сидеть? – возбудилась она. – Маме моей надпись понравилась бы. Я говорила, что у меня мать – маяковка? Всю жизнь изучала Маяковского… Тут водка есть?

– Только морковный чай, – не отрывая глаз от лежащего перед ним исчерченного строчками листа бумаги, отозвался крупноносый и золотоволосый молодой человек за столиком рядом. Сидевшая с ним некрасивая стриженая девушка в измазанной масляной краской робе недовольно шикнула на друга.

– Чай из морковки? – удивилась Чуб. – А разве морковку заваривают?

– Я достану вам водки, – непререкаемо сказала товарищ Роза. – Садитесь пока, – снова приказала она. – Сейчас я вернусь.

– Странная тетя, – Чуб уселась за стол у стены и в упор посмотрела на Акнир. – Так, теперь быстро выкладывай, когда это я паду в борьбе? Я что, погибну, как Маша?

– Ты эмигрируешь, – сухо просветила ее ведьма. – Осенью 1917 уплывешь в США и попадешь там в больницу. Киевица не может жить без Города, – пояснила она, – не может и умереть… Это страшная мука. Ты надолго исчезла из виду. Тут тебя посчитали погибшей. Большевики провозгласили тебя павшей в борьбе. Тебе даже поставили памятник…

– Где? – заинтересовалась Чуб.

– На Царской площади.

– Так это я там стою? – вскинулась Даша. – А почему я совсем на себя не похожа? Почему у меня в руках ружье, а на лбу звезда? И где потом делся мой памятник?

– Его разрушили деникинцы.

– Вот сволочи! – обиделась Чуб. – А большевики – молодцы. Дизайн подкачал, но в целом приятно… А знаешь, – повертела она головой, – мне здесь даже нравится. Так весело. Так по нашему. Секс – вовсе не грех, как утверждает церковь. И нагота – не грех. И аборты. И женщина не должна заморачиваться из-за всякой там несчастной любви. И может, я и правда знакома с Коллонтай. Разве всех поклонниц упомнишь? Иначе почему она так здорово, правильно все говорит, будто…

– Получила в наследство Лиру амазонок. – Акнир улыбнулась. – Ты ж не закончила историю Лиры.

– Я могу, – уверила Чуб. – Когда амазонки стали ведьмами, Киевица Марина, которая вечно во всем виновата, перевезла Лиру в Киев. А десять столетий спустя другая Киевица, с дурацким именем, которого я не помню, отдала Лиру слепым…

– Персефона, – подсказала Акнир. – Родная сестра моей прабабушки Ольги. Ольга была против. И Персефона убила ее. Во всяком случае, так говорят…

– А Лиру нашла Анна Ахматова и стала писать стихи… И стала супер-пупер поэтом. В прошлой редакции… теперь суперовая я. Я ничего не забыла?

Кроме самого главного. Лира вместе с твоей Анной Ахматовой и родила революцию…

– Разве?

Как и обещала! – вернувшись, товарищ Роза поставила на стол два стакана и ловко наполнила их – по-видимому, заполучить в ХЛАМе бутылку водки было делом нелегким, но она справилась с ним. – Выпьем за знакомство!

Давайте, – знакомиться с Коллонтай Даше уже не хотелось (хотелось продолжить начатый с Акнир разговор) и, опустошив стакан «за знакомство», Чуб принялась подыскивать предлог для немедленного его завершения. – О, – углядела она афишу на соседней стене, – спектакль Леся Курбаса… Класс. Пошли посмотрим. Еще успеем…

– Вы ведь Изида Киевская, – сказала женщина вдруг, проигнорировав Дашину реплику. Ее голос звучал повелительно. – Я вас сразу узнала. Со мной служила ваша соратница. Бывшая княгиня Шаховская, первая военная летчица.

– Да она, – поджала зубы Изида, – даже толком никогда не летала. Только романы в авиотряде крутила. А после…

– Знаю. Ее обвинили в шпионаже. Царь заменил ей смертную казнь на пожизненное. Теперь она с нами… Но она вам не чета! Я видела три ваших смертельных трюка. Не думала, что вы такая… молодая. Вы как Коллонтай. Говорят, в юности она выглядела старше своих лет, а в 35 стала казаться 30-летней. Знаете, сколько ей сейчас? 45 лет!

– Сколько?!

– А больше 25 не дашь, как и вам. Недаром ее ведьмой зовут. Вас тоже…

3
{"b":"170545","o":1}