Бессильный против божественной улыбки своего дитяти, он боялся, что вот-вот подаст Урсуле ложную надежду.
Тем временем в холодной маленькой гостиной дома напротив аббат Шапрон выслушивал печальную исповедь госпожи де Портандюэр. В руке старая дворянка держала письма, нанесшие ей последний удар, — их только что прочел кюре. Сидя в глубоком кресле подле квадратного стола с остатками десерта, старая дворянка смотрела на кюре, который, устроившись в глубоком кресле по другую сторону стола, поглаживал подбородок, как это делают капельдинеры, математики и священники, размышляя над трудноразрешимой задачей.
Стены маленькой гостиной Портандюэров, два окна которой выходили на улицу, были обшиты деревом и покрашены в серый цвет; от сырости нижние панели покрылись теми трещинами, какие появляются на прогнившем дереве, не рассыпающемся лишь благодаря слою краски. На рыжем плиточном полу, натертом единственной служанкой старой дамы, перед креслами и стульями лежали плетеные коврики; на одном из них покоились сейчас ноги аббата. Занавески из старой бледно-зеленой камки с зелеными цветами были задернуты, жалюзи опущены. В комнате царил полумрак, лишь на столе стояли две свечи. В простенке между окнами висел, разумеется, портрет адмирала де Портандюэра, соперника таких героев, как Сюффрен, Кергаруэт, Гишен и Симез[131], выполненный Латуром. На стене напротив камина висели портреты виконта де Портандюэра и матери хозяйки, происходившей из рода Кергаруэт-Плоэгат. Таким образом, Савиньену двоюродным дедом приходился вице-адмирал де Кергаруэт, а кузеном — граф де Портандюэр, внук адмирала; оба были очень богаты. Вице-адмирал де Кергаруэт жил в Париже, а граф де Портандюэр — в своем родовом замке в Дофине. Граф де Портандюэр, кузен Савиньена, представлял старшую ветвь, а сам Савиньен был последним отпрыском младшей ветви Портандюэров. Графу было уже за сорок, он выгодно женился и имел троих детей. Унаследовав несколько крупных состояний, он, по слухам, так разбогател, что годовой его доход приблизился к шестидесяти тысячам ливров. Депутат от Изерского округа, он проводил зимы в Париже, в особняке Портандюэров, который выкупил на деньги, полученные по закону Виллеля[132] о возмещении убытков. Вице-адмирал де Кергаруэт недавно женился на своей племяннице[133], мадемуазель де Фонтен, единственно для того, чтобы оставить ей свое состояние. Итак, у виконта были могущественные родственники, но легкомысленное поведение лишило его их покровительства. Савиньен был молод и хорош собой, он мог бы поступить во флот, где с его именем и благодаря поддержке адмирала и депутата в двадцать три года уже командовал бы кораблем, но госпожа де Портандюэр не желала, чтобы ее единственный сын вступил в военную службу; он рос в Немуре, учился у викария аббата Шапрона, и старая дама льстила себя надеждой, что сможет не разлучаться с ним до самой смерти. Она подыскала сыну приличную партию — девицу д'Эглемон[134], за которой давали двенадцать тысяч годового дохода; имя Портандюэров и Бордьерская ферма позволяли рассчитывать на успех сватовства. Но обстоятельства помешали осуществить этот мудрый, хотя и скромный план, который во втором поколении мог поправить дела семейства. Д'Эглемоны разорились, а их старшая дочь Элен исчезла при таинственных обстоятельствах. Скучная жизнь на улице Буржуа, бесцельная, бесславная и бездеятельная, которую Савиньен терпел только ради матери, настолько утомила юношу, что в конце концов он, хотя и с запозданием, разорвал свои — впрочем, чрезвычайно мягкие — оковы и поклялся, что ни за что не останется в провинции. Итак, в двадцать один год он расстался с матерью и отправился в Париж, чтобы представиться родственникам и попытать счастья в столице. Контраст между немурской и парижской жизнью оказался пагубным для юноши; благодаря славному имени и богатой родне перед ним открывались двери любого салона; он жаждал развлечений и, предоставленный самому себе, не знал никакой узды. Уверенный, что у матери где-то припрятаны сбережения, накопленные за двадцать лет, Савиньен очень скоро промотал шесть тысяч франков, которые она дала ему при расставании. Этой суммы ему не хватило даже на первые полгода, и по истечении этого срока он должен был вдвое больше хозяину гостиницы, портному, сапожнику, владельцу нанятого им экипажа, ювелиру и всем прочим торговцам, доставляющим молодым людям предметы роскоши. Не успел он приобрести некоторую известность, не успел научиться беседовать, вращаться в свете, носить и выбирать жилеты, заказывать фраки и повязывать галстук, как за душой у него оказалось тридцать тысяч долга, а между тем он еще не придумал, как изящнее признаться в любви сестре маркиза де Ронкероля, госпоже де Серизи, красавице, которая, впрочем, блистала в свете еще во времена Империи.
— Как вам всем удалось так ловко устроиться? — спросил Савиньен однажды в конце завтрака у нескольких щеголей, с которыми сблизился, как сближаются нынче юноши, стремящиеся к одним и тем же целям и домогающиеся невозможного равенства. — Вы были не богаче меня, но живете припеваючи, вы ухитряетесь сводить концы с концами, а я уже весь в долгах.
— Все мы начинали с этого, — со смехом отвечали ему Растиньяк, Люсьен де Рюбампре, Максим де Трай, Эмиль Блонде[135] — тогдашние денди.
— Де Марсе был богат уже и тогда, но это чистая случайность! — сказал хозяин дома, выскочка по имени Фино[136], пытавшийся стать на дружескую ногу с этими молодыми щеголями. — К тому же, не будь он таким, каков он есть, богатство могло бы разорить его, — добавил он, поклонившись тому, о ком говорил.
— Сказано красиво, — заметил Максим де Трай.
— И неглупо, — добавил Растиньяк.
— Дорогой мой, — важно произнес де Марсе, обращаясь к Савиньену, — долги — плата за опыт. Хорошее университетское образование со всеми его уроками, и забавными, и нудными, не научает вас ничему и обходится в шестьдесят тысяч франков. Светское образование стоит вдвое дороже, но оно учит вас жить, делать дела, разбираться в политике, в мужчинах, а иной раз и в женщинах.
Блонде окончил эту отповедь переиначенной строкой Лафонтена[137]: «Хоть с виду свет дешев, недаром все дает».
К несчастью, Савиньен, вместо того чтобы задуматься над словами опытнейших лоцманов парижского архипелага, принял все за шутку.
— Берегитесь, дорогой мой, — сказал ему де Марсе, — если вы с вашим именем не приобретете подобающего состояния, вам грозит опасность окончить жизнь сержантом в кавалерийском полку. «И лучшие, чем вы, здесь голову сложили!» — продекламировал он стих Корнеля и взял Савиньена под руку. — Лет шесть назад, — продолжал он, — в столице объявился граф д'Эгриньон[138] — он не прожил в великосветском раю и двух лет. Увы! ему отмерен срок был фейерверка[139]. Он вознесся до герцогини де Мофриньез и пал в родной город, где искупает свои грехи в обществе старого больного отца, коротая время за грошовым вистом. Расскажите госпоже де Серизи о вашем положении попросту, не стыдясь; она многое может сделать для вас, но если вы будете разыгрывать с ней шарады на темы первой любви, она вообразит себя мадонной Рафаэля, станет корчить саму непорочность и заставит вас пуститься в разорительные странствия по стране Нежности[140]!
Но Савиньен был еще совсем молод, берег честь дворянина и не посмел признаться госпоже де Серизи в своем бедственном положении. Он был готов биться головой об стену от отчаяния, как вдруг получил из дома двадцать тысяч франков; прочтя письмо, где Савиньен, просвещенный друзьями насчет хитростей, отпирающих родительские сундуки, толковал о неоплаченных векселях и о бесчестии, которое ему грозит, если их опротестуют, госпожа де Портандюэр рассталась с последними своими сбережениями. Благодаря этому вспомоществованию Савиньен дотянул до конца своего первого года в Париже. На второй год, став верным поклонником госпожи де Серизи, которая всерьез увлеклась им и у которой он многому научился, он прибегнул к опасной помощи ростовщиков. Однажды, когда он совсем отчаялся, один из его приятелей, де Люпо[141], депутат и друг его кузена графа де Портандюэра, дал ему адреса Гобсека, Жигонне и Пальма, а те, должным образом осведомленные о стоимости недвижимого имущества госпожи де Портандюэр, охотно ссудили его деньгами. Вновь и вновь обращаясь к ростовщикам и с обманчивой легкостью получая у них в кредит, он прожил безбедно еще полтора года. Не осмеливаясь порвать с госпожой де Серизи, бедный мальчик влюбился без памяти в красавицу графиню де Кергаруэт, которая, как все юные особы, дожидающиеся смерти старого мужа[142], строила из себя недотрогу и умело блюла свою честь в ожидании второго замужества. Не в силах понять, что рассудочная добродетель непобедима, Савиньен ухаживал за Эмилией Кергаруэт с размахом богача: он не пропускал ни одного бала, ни одного театрального представления, где мог ее встретить.
